Отказался дать необходимую информацию учреждениям политического сыска и секретарь Ачинского укома РКП(б), в ответ на что начальник ОДТЧК ст. Боготол был вынужден увещевать партийного функционера: дескать, все «члены РКП являются без исключения сотрудниками ЧК… Прошу в будущем оказывать содействие». В ноябре 1920 г. представитель Сибирской транспортной ЧК известил Сиббюро ЦК РКП(б) о том, что парторганизации в районе действия РТЧК Забайкальской железной дороги считают сотрудничество с ЧК «чуть ли не позором» и не выделяют «способных людей». Сотрудник Алтгубчека Новиков в мае 1921 г. жаловался на члена коллегии Райуправления водного транспорта Каткова, который отказался дать сведения об одном из своих подчинённых, заявив, что «не желает быть полицейским».
Руководители чека, сталкиваясь с частым нежеланием коммунистов становиться доносчиками, то и дело апеллировали к властям. Уже в мае 1920 г. руководители Томской губчека М.Д. Берман и Б.А. Бак писали в горпартком и губбюро РКП(б), что широкую информацию о работе советских учреждений чекисты могут получить лишь от партийных работников, которые в них служат: «Но на практике многие товарищи относятся весьма халатно и совершенно не желают информировать Чека. Ввиду этого Чека просит Партком и Губбюро об издании специального циркуляра или же подтверждения циркуляра Ц.К. о том, что каждый член партии обязан всеми силами содействовать в работе Чека». Президиум Иркутского губкома РКП(б) 26 сентября 1920 г. постановил «вменить в обязанность всем членам партии выполнять все поручения губчека». Секретный циркуляр Семипалатинского губкома, разосланный весной 1921 г., указывал укомам: «…необходимо обязать каждого коммуниста быть чекистом, т. е. активным и добровольным информатором ЧК. Привлекайте все широкие и партийные массы к осведомительной работе… Этого требует момент».
Все губкомы РКП(б) в начале 1920-х гг. разъясняли коммунистам, что сотрудничество с ЧК является их партийным долгом[109]. За отказ от такого сотрудничества следовали не только уговоры, но и наказания, хотя обычно не очень строгие.
Тесное сотрудничество с политической полицией требовалось не только от коммунистов. Представители враждебных политических партий, перешедшие к большевикам, должны были доказывать лояльность сотрудничеством с чекистами. Так, в ноябре 1920 г. Енисейский губком РКП(б) рассматривал дело бывшего социалиста и работника Красноярского исполкома в 1918 г. Кузнецова, принятого в партию незаконным решением нескольких членов губкома. Против этого выступили местные коммунисты, обвинявшие Кузнецова в том, что при Колчаке он публично покаялся. Председатель губчека Р.К. Лепсис заступился за Кузнецова, который вёл важную «секретную работу», поскольку его отставка бы «отразилась на всей работе ЧК». Лепсис предлагал отложить предание агента партийному суду «до выяснения этого вопроса с центром». Бюро постановило отстранить Кузнецова с ответработы «дипломатическим путём».
Когда Черепановская уездная комиссия по чистке исключила из партии бывшую эсерку Екатерину Деденко — секретаря волостного комитета партии, а затем заведующую отделом укома РКП(б) — за дружбу с меньшевиками и эсерами Козловским, Землером, Дзепо-Жилинским, та уверяла, что исправно поставляла «на этих типов» сведения, поскольку с 1920 г. состояла в осведомительной сети Алтгубчека. Год спустя Деденко восстановили в партии[110].
Организация агентурной сети поначалу поручалась лицам, обычно незнакомым со спецификой этой работы. Однако многие начинающие чекисты неплохо справлялись с вербовками. Если чекист оказывался способным создавать осведомительную сеть, его считали полезным работником и продвигали по службе. От непригодных к агентурной и следственной работе избавлялись.
Среди секретного аппарата наблюдалась специализация. В августе 1919 г. ВЧК утвердила инструкцию агентам по наружному наблюдению секретно-оперативных отделов губчека. На эти должности назначались грамотные коммунисты, обладавшие умением расположить к себе собеседника, памятливые, расторопные, осторожные, настойчивые, обладающие крепким здоровьем и незапоминающейся внешностью. Агенты действовали в районах губернии и вели проверку неблагонадёжных лиц, на которых поступали компрометирующие сведения от осведомительной сети. Агенты в учреждениях осуществляли внутреннее наблюдение[111]. Так называемые информаторы набирались из проверенных коммунистов; они являлись фактически резидентами в районах, руководившими агентурной сетью и вербовавшими новых сотрудников.
Для освещения лиц, интересовавших чекистов, из их окружения вербовались осведомители. Специфической и распространённой категорией осведомителей были так называемые «наседки» — внутрикамерные агенты, вербовавшиеся из среды заключённых (нередко их роль выполняли и не арестованные внештатные и штатные сотрудники). Видный партизан М.З. Белокобыльский, сексот Алтгубчека с февраля 1920 г., вскоре за провал переговоров с Г.Ф. Роговым попал — по обвинению в предательстве — в барнаульскую тюрьму, где успешно подвизался внутрикамерным агентом. Освободившись в 1921 г., он как завхоз ряда барнаульских учреждений продолжил работу по осведомлению ЧК: «… Результат работы был весьма блестящим, были изъяты все те документы, которые требовались для губчека… от губисполкома я получил в награду одну борчатку, пару пимов, пару перчаток и шапку». Потом под видом инструктора губземуправления он был «послан к бандитам в тайгу», а с мая 1922 г. в течение двух лет Белокобыльский работал секретным информатором Алтгуботдела ГПУ в районах[112].
Значительный процент сексотов становился со временем штатными работниками органов ЧК. Характерным явлением для начала 1920-х гг. был переход не только с негласной работы на оперативную, но и обратный процесс, когда штатные чекисты уходили со службы и становились сексотами в том учреждении, где начинали работать. В дальнейшем такая практика была сужена как ведущая к расконспирации.
Сексоты были полностью зависимы от чекистов и выполняли любые задания. Помимо различных провокационных комбинаций, им поручались и «мокрые» дела. Начальник Бийского политбюро Н. Путекле осенью 1920 г. получил от руководства Алтгубчека указание «без шума» ликвидировать знаменитого партизанского командира И.Я. Третьяка — как якобы опасного заговорщика. Путекле поручил организацию убийства двум своим сотрудникам — оперативнику К.М. Петухову (бывшему сексоту Новониколаевской губчека) и сексоту Бушуеву по кличке «Власов», а непосредственным исполнителем должен был стать 20-летний бывший сексот, а затем уполномоченный по наружному наблюдению И.Г. Александров.
Но Бушуев сообщил о преступном приказе следователю губревтрибунала Печникову, а тот — в партийную инстанцию. В результате последовавшего скандала Бушуев отделался 10-суточным арестом и спешной переброской в Красноярск, а Путекле в ноябре 1920 г. был арестован и затем осуждён на 5 лет заключения за «пьянство, преступления по должности и дискредитирование советских работников». По его собственному признанию, будучи «выдвинут партией на роль карателя-палача, я грубел, терялись человеческие чувства; пробыв на этом посту два года, начал пить». Однако в заключении Путекле пробыл недолго и на осень 1921 г. служил в Омской губчека[113].
Работа осведомителей была не самой безопасной. В 1921 г. коммунисты Рубинской ячейки Мариинского уезда Томской губернии выявили и убили осведомителя местного политбюро. Чексводка из Баргузинского района Прибайкальской области сообщала, что 1 апреля 1921 г. в с. Суво был убит осведомитель информсети агентурно-осведомительного пункта ГПО ДВР Лука Кожевин, который «вёл беспощадную борьбу с контрреволюцией, не щадя ни родных, ни знакомых; интригами контрреволюции за убийство арестован… осведомитель того же села Александров, не имеющий никакого отношения к убийству»[114].
