Думаю, когда он надвинул на глаза козырёк и выбрался из толпы, в душе у него наверняка царило смятение. Давно ли Пан Фэнхуан была первой невестой, а Симэнь Хуань — первым женихом Гаоми? У одной мать главный начальник в уезде, а у другого отец — богатейший воротила. И сами народ вольный, и вели себя как богема, деньгами сорили, широкий круг друзей имели — просто Золотой Отрок и Яшмовая Дева,[300] сколько завистливых и ревнивых взглядов привлекали… И тут во мгновение ока высокопоставленной чиновницы и богатея не стало, богатство и привилегии обратились в прах. Некогда золотая молодёжь, они докатились до того, что показывают на улице за деньги дрессированную обезьяну. Как при таком разительном контрасте оправиться от тяжёлых переживаний!
Думаю, Кайфан по-прежнему был по уши влюблён в Фэнхуан, но хотя прежняя принцесса опустилась до уличной актрисы, и разрыв между ней и замначальника полицейского участка с его неограниченными перспективами громаден, в душе он не мог преодолеть чувства собственной неполноценности. То, что он бросил в миску обезьяны свою месячную зарплату вместе с компенсацией, можно было воспринимать как благодеяние стоящего выше; но язвительная насмешка Фэнхуан и Симэнь Хуаня говорила, что прежнее чувство превосходства у них осталось, и его, какого-то там полицейского с безобразным лицом, они ни во что не ставили. Это также полностью сводило на нет его уверенность в себе и смелость, с которыми он намеревался вырвать Фэнхуан из рук Симэнь Хуаня или выручить в этой тяжёлой ситуации. Поэтому ему ничего не оставалось, как только надвинуть козырёк на глаза, выбраться из толпы и скрыться.
Новость о том, что дочь Пан Канмэй и сын Симэнь Цзиньлуна выступают с дрессированной обезьяной, быстро разнеслась по городу, даже до деревни докатилась. Люди собирались на привокзальную площадь отовсюду. Что вело их туда, сказать трудно, но общий настрой был очевиден: ни стыда ни совести у вас, Пан Фэнхуан и Симэнь Хуань, два «золотка», будто все связи с прошлым порвали!.. Привокзальная площадь для вас будто заграница какая, чужая земля, и с людьми, что перед вами, вы, можно подумать, никогда не знались. Они старательно выступали, желая заработать, а в обступившей их толпе кто выкрикивал их имена, кто честил напропалую их родителей. Но они пропускали всё это мимо ушей, и на их лицах светились улыбки. Однако стоило кому-то позволить себе отпустить дерзость или непристойность в адрес Фэнхуан, могучий самец обезьяны молнией бросался на обидчика, норовя укусить.
Один из известных в прошлом «четырёх маленьких злыдней», Ван Железная Башка из восточного предместья, стал задирать Фэнхуан, помахивая двумя сотенными купюрами:
— Эй, тёлка, у тебя в носу колечко, а внизу что? Тоже колечко продето? А ну скинь штаны, братишка глянет, и эти бумажки твои.
Вслед за ним загалдели и его подручные:
— Во-во, скидывай давай, дай братве глянуть!
Фэнхуан не обращала на их непристойности ни малейшего внимания, лишь подтянула одной рукой цепочку, а движением другой, в которой держала тонкую длинную плеть, погнала обезьяну по кругу собирать деньги:
— Как вы слышали, почтенные, есть деньги, нет — не важно, сколько дадите, столько и хорошо. Нет денег, поддержите одобрением.
Симэнь Хуань, тоже с улыбкой на лице, размеренно и не сбиваясь, колотил в гонг.
— А ты, Симэнь Хуань, ублюдок, куда твой прежний гонор девался? Братка Тощего Юя погубил, ещё и этот должок за тобой. А ну быстро, скажи своей бабе, пусть спускает штаны, чтобы братва полюбовалась, а не то… — И вся компания за спиной Железной Башки завопила на все лады.
Обезьяна с миской в руке подошла вперевалочку к Железной Башке — одни утверждали, что видели, как Пан Фэнхуан поднатянула цепочку, другие говорили, что ничего такого не было, — отбросила миску за голову, резко подпрыгнула, забралась к Железной Башке на плечи — и ну царапаться и кусаться. Её верещание слилось с горестными воплями молодчика, а толпа бросилась врассыпную. Быстрее всех удрали его братки. Усмехаясь, Фэнхуан стащила с него обезьяну и пропела:
Деньги и почёт не небо даёт —
Всяк, бывает, бродит по белу свету…
Лицо Железной Башки превратилось в кровавое месиво, и он с воплями катался по земле. Подоспевшие двое полицейских собрались было арестовать Симэнь Хуаня и Пан Фэнхуан, но обезьяна, взвизгнув, оскалилась на них, и один полицейский вытащил пистолет. Фэнхуан крепко прижала обезьяну к груди, будто мать, защищающая дитя. Многие из тех, кто снова окружил поводырей, стали выступать в их защиту.
— Вот кого арестовать надо! — указывали они на Железную Башку.
Вот ведь не разберёшь, что на уме у этой толпы, любезные читатели! Когда Пан Канмэй и Симэнь Цзиньлун были у власти, народ ненавидел Пан Фэнхуан и Симэнь Хуаня лютой ненавистью, желая, чтобы у них всё прахом пошло. Но стоило так и случиться, стоило им утратить силу, как к ним стали относиться с сочувствием. Полицейские, конечно, знали о прошлом этих двоих, но ещё лучше знали про их особые отношения с замначальника участка и перед лицом расходившейся толпы молча махнули рукой. Один схватил Железную Башку за ворот и поднял, приговаривая:
— Пошёл, мать твою, нечего на жалость давить!
Случай этот всколыхнул уездный партком. Внимательный к людям секретарь Ша Уцзин послал к Пан Фэнхуан и Симэнь Хуаню в гостиничку, расположенную в подвале здания вокзала, заведующего канцелярией вместе с делопроизводителем. Обезьяна и на них оскалилась. Завканцелярией передал слова секретаря и выразил надежду, что обезьяну сдадут в недавно разбитый в западном предместье парк Феникса, а их устроят на подходящую работу. С нашей точки зрения, людей обыкновенных, очень даже неплохо, но Фэнхуан прижала обезьяну к себе и зыркнула на них:
— Только посмейте тронуть её, убью!
А Симэнь Хуань озорно улыбнулся:
— Спасибо руководству за заботу, у нас всё в порядке; вы лучше сначала устройте рабочих, уволенных по сокращению штатов!
Дальнейшие события вновь принимают трагический оборот. Но моего умысла в этом нет, любезные читатели, такая уж судьба выпала этим персонажам.
Так вот, однажды под вечер Пан Фэнхуан и Симэнь Хуань со своей обезьяной перекусывали в небольшой харчевне с южной стороны привокзальной площади. В это время к ним подкрался Ван Железная Башка с марлевым чулком на голове. К нему с воплем ринулась обезьяна. Но она была привязана за цепочку к ножке стола и лишь перекувырнулась через голову. Вскочивший Симэнь Хуань повернулся и обнаружил перед собой свирепую физиономию Железной Башки, который, ни слова не говоря, всадил ему в грудь нож. Возможно, этот молодчик намеревался заодно прикончить и Фэнхуан, но так испугался бешеных воплей катавшейся по земле обезьяны, что, даже не вытащив ножа, обратился в бегство. Пан Фэнхуан бросилась к Симэнь Хуаню и зарыдала. Обезьяна сидела рядом с горящим взглядом, с ненавистью глядя на всех, кто пытался приблизиться. Кайфан, который узнал о случившемся и примчался на место происшествия с парой полицейских, тоже попробовал подойти. Но дикие крики обезьяны заставили его отступить. Один полицейский наставил на неё пистолет, но его схватил за руку Кайфан.
— Фэнхуан, придержи обезьяну, нам его в больницу нужно отправить, — взмолился он и повернулся к полицейскому с пистолетом: — Быстро вызывай «скорую»!
Фэнхуан обняла обезьяну и закрыла ей глаза ладонями. Та послушно свернулась у неё на груди. Ну просто мать и сын, что стоят друг за друга.
Вытащив нож из груди Симэнь Хуаня, Кайфан зажал ладонью рану, чтобы остановить кровь.
— Хуаньхуань! Хуаньхуань! — воскликнул он.
Симэнь Хуань медленно открыл глаза.
— Кайфан… — Изо рта у него шла кровь. — Ты мой старший брат… Я сам… добился-таки наконец…
— Хуаньхуань, держись, «скорая» сейчас приедет! — кричал Кайфан, поддерживая его за шею.