— А что, она вам не рассказала, как Сын Мороза над дочкой генерал-губернатора глумился? — Вздохнуло через дым. — Бал как бал, ярмарка тщеславия, тела, украшенные цветами и кружевами, благовониями окропленные, чтобы поменьше выглядели как тела и менее, чем тела, воняли. Что там с нашими крысами?

Саша захлопал глазами.

— Крысы. — Он достал тетрадку из ящика. — Ну что же, плохая весть такая, что все замерзли до костяного состояния. Как вы просили, я закапывал их в клетках в подвале у колодца. До сих пор никаких чрезвычайных эффектов отмечено не было. Можете сами проверить, я провел туда кабель от измерителя тьмечи.

— Но, могу поспорить, имеется и добрая весть.

— Да. В контрольных парах не все экземпляры замерзали после прохождения одного и того же периода времени, несмотря на равные порции теслектричества и равных порций тунгетитового корма.

— Хммм. Но это продолжалось дольше, чем для крыс, живущих на обычном корме?

— Да, явно. Вот, пожалуйста, до ста двадцати процентов.

Просмотрело числовые данные.

— Вариации не превышают суток.

— И все таки.

— Правда. — Стряхнуло пепел в кювету, подняло взгляд на давным-давно закопченный потолок. — Выводы. Вопреки первоначальным предположениям доктора Теслы, любой материальный объект, во всяком случае — оживленные предметы — обладают определенной тьмечевой емкостью. Если мы закачаем в организм теслектрический ток выше этой емкости, снижение температуры, в конце концов, вызовет остановку жизненных процессов.

— Ну, это, более или менее, уже было известно.

— Далее. Накачивание тунгетита теслектричеством вызывает переход энергии тьмечи в кинетическую энергию, посредственно — и в тепловую. Ведь именно на этом принципе работают двигатели Теслы, благодаря которым у нас здесь имеется электрический ток и свет, — махнуло папиросой, — и все это, из энергии, извлекаемой из Дорог Мамонтов.

— Следовательно, организм, нафаршированный тунгетитом, — подхватил Саша Павлич, щуря глаза и плюясь дымом изо рта, — при накачивании теслектричеством, дольше останется выше точки замерзания, поскольку в тунгетите происходят процессы, частично нивелирующие влияние Мороза.

— Именно так. — Задержало ладонь, трущуюся о ткань жилета. Ах, как бы сейчас пригодились хотя бы пять минут под насосом Котарбиньского…! — И вот подумайте: организмы, полностью основанные на черной биологии, имели бы бесконечно большую тьмечевую емкость: сами их жизненные процессы происходили бы по причине преобразования теслектрического тока в движение, тепло, клеточную химию.

ЛубуМММ! — задрожало здание — лубуМММ! — нутряной грохот, раздражающий внутреннюю часть ушей — лубуМММ!

— С другой стороны, — размышлял вслух Саша, — всякая эндотермическая реакция вызывала бы снижение температуры организма.

— Так они замерзли бы или нет?

— И все таки-жили бы!

— Замерзшие.

— Возможно. Нет. Как-то иначе.

Саша снял пенсне, помассировал нос. Сейчас он глядел с откровенным любопытством и столь же откровенным сочувствием.

— Вы думаете, что он именно так и живет?

— Да, Саша, думаю, что он живет. Я очень долго над этим размышлял. И раз уже даже крысы…

Никола Тесла и Эдмунд Геронтьевич Шавров вбежали в лабораторию, оба осыпанные снегом, от обоих бил тьветистый пар, оба сбивали мерзлоту с башмаков. Павлич схватился с места: — Господа, не надо пачкать! Не надо пачкать! — Но те и не оглянулись. Шавров, разогнавшись в причудливых па, уже сменив мираже-стекла на очки с толстыми линзами, увидел бутылку сажаевки и, радостно потерев руки, взялся выбивать пробку. Прежде чем успело подскочить, запротестовать, тот хорошенько потянул из горла. Глубоко вздохнул, лысина покраснела от удовольствия. — Уфф, сразу мороз с человека сходит.

— Так это же сажа, Эдмунд Геронтьевич, глядите, что пьете.

— И что? Вам налить?

Из своего угла появился Тесла со стаканами и бутылкой «Чивас Регал». Все пропало.

— Инженер Яго доложил об уходе, — сообщил серб, переставляя посуду на лабораторном столе. — Корабль наш.

— Что празднуем? — вздохнуло я-оно.

Господин Хавров, в данный момент мало похожий на директора, весь лучась улыбками, подпрыгивая в конвульсиях сердечной благожелательности, подскочил и пожал правую руку.

— Великий триумф против Апокалипсиса, господин Ерославский!

— Чего?

Тот зафыркал спиртным дыханием.

— Не притворяйтесь! Доктор Тесла рассказал мне о том, как вы его оживили.

ЛабуМММ!

Саша вытаращил глаза, очки чуть не упали с его носа.

Я-оно раздраженно скривилось.

— То было в Лете, в Лете! Тоже мне, воскрешение…

Никола Тесла выпил стакан до дна, выпрямился, поднял руку — и то уже была высота чуть ли не под потолок — и замерз в позе громовержца, пиджак черного костюма задрался, галстук съехал набок, птичий череп склонился над целью, седая прядь, перечеркнула глубокую глазницу — ожидая знака — лубуМММ! — мгновение — и после того изо всей силы грохнул стаканом об пол.

Тот раскололся на тысячи мелких осколков, остановившихся на полу в виде правильного ромба, бриллиантовой мандалы.

— Молот Тьмечи! — воскликнул Тесла. — Кто обретет это знание, выкует с его помощью на волнах тьмечи чудеса и воскрешения, и какие угодно арабески энтропии!

И после этого началась пьянка.

Имея под рукой сколько угодно стеклянных емкостей и посчитав все это анти-энтропийной забавой — и Хавров, и молодой Павлич — начали бить их с целью получения наилучшего художественного эффекта, и вся штука заключалась в том, чтобы поймать соответствующий момент между ударами Молота, то есть, точку, когда волна, проходящая в теслектрическом поле Дорог Мамонтов, с высокой амплитуды сходила в локальный минимум, в противоэнтропийный экстремум. И родилась симфония звона стекла и не совсем осознанных криков; каденция же ее происходила следующим образом: Молот — бряцание стекла — возглас радости или разочарования. Саша настолько разохотился, что схватил свои мензурки в обе руки и грохнул их — из чего родилась картина двукрылого ангела.

— Вам следует как можно скорее бежать, — шепнуло я-оно доктору Тесле.

— Ммм?

— Я разговаривал с Победоносцевым. Человек уже наполовину с ума сошел, он станет защищать свое царство любой ценой, даже если придется открыто встать против царя, даже если ему нужно будет вырезать всех ваших казаков. Здесь небезопасно, спасайте жизнь. Могу организовать вам бегство, скажите только слово.

— То есть, мало того, что мне пришлось бы не выполнить контракт с императором, так еще и поддаться Льду и отдать черную физику в чужие руки?

— Раз вы не цените свою жизнь, подумайте хотя бы о Кристине!

— Если бы она меня слушала…!

— Да, Господи, это же не шутки! Тот агент в Транссибирском Экспрессе, подставленный вместо monsieur Верусса — это уже были делишки Победоносцева.

— Ну вот, а я разве не говорил! — обрадовался серб и, не говоря ни слова, поднял стакан в тосте.

— У вас сильно изменилось настроение, — произнесло я-оно, не скрывая неодобрения. — В последнее время вы часто накачиваетесь? — Мельком глянуло на отьвет ученого, но здесь, в этом свете, тот не казался чем-то отличающимся от обычного (то есть, необычного) отьвета Теслы.

— Мне это не надо. Пейте, не надо телиться! — и сунул в ладонь стакан с виски.

— Если бы Кристина это видела… Что это на вас напало?

— Эксперимент провожу!

— Эксперимент?

— А вам не говорили, что в Зиме невозможно прилично упиться? Даже перед пришествием Льда — у русских всегда были головы покрепче, здесь всегда нужно было больше спиртного. Только Молот бьет в обе стороны! Пейте!

Саша Павлич подлил себе сажаевки.

— Наукой мы занимаемся! — хихикал он.

ЛубуМММ!!!

— Вот, сами поглядите. — Тесла подошел к черному листу, горизонтально положенному под лампами. На матовую гладь высыпали коричневый песок и белую крупу. Тесла ударил по листу, крупинки перемешались. Серб подождал, снова ударил — песчинки и крупинки разошлись на две трети, расходясь направо и налево практически по вертикали.