30 июня 1908 года, если считать по грегорианскому календарю, ранним утром, неподалеку от реки Подкаменная Тунгуска в центральной Сибири — случился взрыв, ураган, землетрясение и столб огня и дыма; так все началось.

Уже через несколько дней на небе наблюдали цветные сияния, ни на какие другие сияния не похожие. Туземцы говорили о плохих снах животных, не позволяющих спокойно спать по ночам их питомцам. Лето было теплым.

То, что прилетело, прилетело с юга или юго-востока. Свидетели рассказывают, что это оставляло за собой на небе длинный пылевой хвост. Они запомнили направление — с юга на Кежму — и как это направление менялось: поворот на 70 градусов к востоку, через 300 верст поворот на 120 градусов к западу, снова 300 верст, и только потом ударило в землю. Дымовая башня вознеслась верст на двадцать вверх. Свидетелей множество, поскольку показания дают даже люди, отдаленные на сотню русских миль от полярного круга: грохот их практически оглушил, а те, которые не оглохли, услышали последующие разрывы и протяжный, ритмичный гул. Тех, что находились поближе, бросило на землю; многое были ранены. В фактории Ванавара, в 60 верстах, ударная волна поднимала людей на три-четыре аршина, захватывала туземные палатки вместе с обитателями, олени летали над землей, ломая потом себе нот и спины.

Леса встали в огне.

Одна за другой, случилось несколько самых светлых ночей в истории, когда прохожие в Кенигсберге, Одессе и Лондоне могли в полночь читать на улице газету без искусственного освещения. Алые, белые и фиолетовые сияния освещали небо. Солнечные закаты были необычайно красивыми.

Суеверные люди приписывали все эти феномены зло враждебной конъюкции планет и таинственным астрологическим синергиям[213]. Люди с более конкретными умами говорили о прохождении Земли сквозь облако космической пыли, тут же — о вулканическом извержении, вспоминая подобные виды четвертьвековой давности, когда произошло извержение Кракатау.

Это в мире; а вот в Сибири говорили о коварном нападении Японии. Ведь поначалу никакая реакция из Сибири не проникла в Европу, и никто не знал об истинных причинах небесных явлений. И вообще, сохранился всего один официальный рапорт тех дней, конкретно — из Енисейска, откуда тамошний начальник полиции, некий Солонин, докладывал губернатору: Семнадцатого июня, в семь утра над селом Кежемсим на Ангаре с юга, в северном направлении, при ясной погоде, высоко на небосклоне пролетел громадных размеров аэролит, который в разрядах издавал звуки, подобные пушечным выстрелам, а потом исчез. Этот рапорт прошел через местное отделение Российского Географического Общества в Иркутскую Магнитно-Метеорологическую Обсерваторию. И здесь дело застряло.

Весной 1909 года начали приходить вести с севера о новых метеорологических феноменах, а конкретно — о не прекращающейся зиме, жестоких, неслыханных морозах, продолжающих сковывать центральную Сибирь, несмотря на календарную смену времен года. Именно тогда же, впервые в научные учреждения Империи попало сообщение очевидца про люта. Корреспондент Никольский писал директору Обсерватории, Вознесенскому А. В.: Руководствуясь указаниями лесных работников, ведомый нанятым охотником, я проехал около восьмидесяти верст на север и северо-восток от деревни Малышевки, где третьего дня, очень холодным утром, на снежном поле мы увидели очень странное образование темного льда. Эта формация (прилагаю эскиз), казалось, удерживалась на высоте на невидимом каменном скелете. Мы хотели приблизиться, но лошади отказались слушаться. Чему я приписываю спасение наше, ибо этот странный лед излучает такую стужу, что не уйдет с жизнью ни человек, ни животное, что я и доказал, сымпровизировав следующий эксперимент: первое, я бросил в него бутылкой, наполненной водой, и вода замерзла еще в воздухе, в том месте, где бутылка разбилась, то есть, очень быстро; второе, подходя, насколько было возможно, против ветра, что нес из этой лютой массы свежую ледяную пыль, что было чрезвычайно неразумно, ибо, попав под сильное дуновение, я тут же испытал сильные обморожения на коже лица (которые и, спустя неделю, досаждают). Я измерил формацию издали, оценив ее в двенадцать аршин высоты, пять и двадцать аршин в ширину и длину. Мы переночевали на месте, чтобы отправиться на следующее утро, и тогда я отметил еще одну вещь, за ночь вся эта лютая форма должна была переместиться, судя по знакам на грунте (камни, наклонности, дерево и т. д.). Чего не понимая, тем более тщательнее описываю и докладываю.

Темп распространения Льда был таким, что еще первой зимой он захватил Кежму, а на вторую зиму добрался до Байкала, всего лишь через пятьсот дней после Столкновения загоняя лютов на улицы Иркутска. В более семидесятитысячной к тому времени метрополии из 18187 домов, учтенных в последнем реестре, всего 1190 были возведены не из дерева. Город тигра и соболя имел за собой долгую и бесславную историю пожаров; июньские 1879 года уничтожили почти что три четверти застройки. Зимой Лютов несчастье повторилось — для защиты от нечеловеческих морозов пользовались самыми различными источниками тепла, совершенно не обращая внимания на безопасность, когда же пожар вспыхнул, перескакивая с одной деревянной халупы на другую, его невозможно было остановить: вся вода замерзла. Этот пожар обратил в пепелище практически весь старый Иркутск — утром после адской ночи на черной равнине стояли только блестящие ледяным потом люты. По расчетам канцелярии Иркутского генерал-губернаторства, живьем сгорела шестая часть жителей. Потери оценивались в 70 миллионов рублей.

Но никто не сомневался в том, что город будет отстроен, как уже был отстроен перед тем, и вновь полностью изменит свое лицо в новой архитектуре. Уже через полгода по Транссибу на Байкал съезжались экспедиции европейских ученых различного калибра. Скупаемый у тунгусов и охотников тунгетит вывозился в лаборатории Санкт-Петербурга, Кенигсберга, Вены, Парижа. После пожара, в ходе раскопок пожарищ, через которые прошли люты, были найдены и описаны первые зимназовые холода, еще очень грязные. Над Байкалом, на Конном Острове на Ангаре и к северу от города, по дороге на Александровск и Усоль, выморозились крупные гнезда лютов, там же, на севере, из под земли вышло крупнейшее и наиболее стойкое известное человеку соплицово. Летом 1911 года неподалеку от него была построена первая экспериментальная холодница системы Круппа. Назначенный в экстраординарном порядке Николаем II генерал-губернатор Тимофей Макарович Шульц быстро возвел промышленный город, взявший от Новониколаевска, появившегося восемнадцатью годами ранее на берегу Оби, имя Холодный Николаевск.

В 1912 году, в Году Лютов, Лёд вгрызается в Европу, и перед лицом суматохи и угрозы голода, вызванного тем, что урожай вымерз, перед лицом начавшейся как раз второй войны с Японией — вновь нарастают революционные движения, в основном, анархические и народовольческие; а в Иркутске — в Иркутске растут печи и холадницы, фабрики и предприятия новых технологий; со всего света сюда стекается капитал и народ, ищущий работы или иной возможности заработка. Но в Иркутске имеется и собственная революционная традиция. В нем в ссылке осело множество декабристов и петрашевцев, оказывая влияние на городскую культуру. Бунты и не подчиняющиеся власти мысли проявляются здесь как-то чаще и легче. В 1883 году предводитель иркутских народовольцев публично дает пощечину генерал-губернатору Анучину; с тех пор байкальские губернаторы избегают выступать перед народом. С 1890 года в Иркутске начинает действовать комитет Российской Социал-демократической рабочей партии. В 1902 году Феликс Эдмундович Дзержинский организует на винокуренных заводах Александровска бунт рабочих. В 1905 году, во времена Первой революции, забастовки и демонстрации рабочих и чиновников становятся здесь настолько сильными, что к ним присоединяется часть военных и казаков, привлекая даже самого начальника гарнизона (впоследствии, охранка арестовала всю местную ячейку РСДРП). В годы Второй революции быстро появляется намерение, чтобы Холодный Николаевск подчинился рабочим советам; собиратели тунгетита и Мамонтовы следопыты объединяются в общества и артели. В ответ на это, в 1913 году, в силу царского указа, изданного по наущению Столыпина, Александр Александрович Победоносцев (кстати, родственник Константина Победоносцева, обер-прокурора Священного Синода Русской православной церкви и воспитателя Императора) учреждает Сибирское Холад-Железапрамышленное Таварищество, с тех пор контролирующее торговлю сырьем Льда и продуктами ледовых технологий. De facto[214], это именно Сибирхожето осуществляет власть в городе, и хотя городским головой Иркутска уже двадцать с лишним лет является поляк, Болеслав Шостакевич, а иркутским генерал-губернаторством управляет Тимофей Шульц, укрепленный на этом посту царем графским титулом и почетной двойной фамилией, никогда еще не случилось такого, чтобы по какому-либо существенному вопросу они пошли против воли Победоносцева. Не только Холодный Николаевск, но и сам Иркутск, отстроенный после пожара, появился в соответствии с планами и ради интересов Сибирхожето. Иркутск — это Город Льда, Город Зимназа, и это видно с первого же взгляда на него.