— Уже? Тянем? Уже?
Левую руку Тесла вставил во внутренности ящика. Что-то зажужжало.
Доктор усмехнулся с некоторой долей упрямства.
— Сам я должен здесь спускать у себя тьмечь по нескольку раз на дню, в противном случае, получил бы умственный запор. Вы знаете, после того случая пришлось установить предохранители, чтобы…
Я-оно схватило зимназо.
…голос панны Елены.
— Господи, ну словно два алкоголика!
Оперлось о край письменного стола; огни в кабинете пульсировали над головой в ошеломляющем ритме.
Дыша через рот, присматривалось к панне Мукляновичувне.
— И что? — разозлилась та. — Что вам опять в голову стукнуло? — Встав на пороге, она подбоченилась.
После первого же шага споткнулось на ковре, но устояло, полуприсев. Еще раз пошатнувшись, схватило девушку за плечо и потянуло к письменному столу. Она была слишком изумлена, чтобы сопротивляться. Доктор Тесла поднял мохнатые брови. Взяв кабель за изоляцию, подало панне Елене блестящую иглу. Все еще изумленная — и в этом немом поражении похожая на очарованного, охваченного удивлением ребенка — она взяла ее двумя руками.
Потом уже стояла неподвижно, медленно дыша; двигались только ее глазные яблоки, выслеживая невидимые нам виды. Кристаллы в банке темнели в темпе, незаметном для человека — видимо, нет иной меры высасывания тьмечи, кроме феноменов тьвета и субъективных впечатлений. Но, раз все здесь, так или иначе, отличаются от теслектрической нормы в другую сторону, то как узнать, какая мерцающая светень на костюме девушки рождена из разницы потенциалов на плюсе, а какая — на минусе? Если бы сунуть в рот человеку, из которого откачивают тьмечь, термометр — или измерять локальную проводимость кожи…
Возможности снова протекали через мысли бурными ручьями, я-оно не успевало запоминать странных представлений.
Потрясло головой.
— И вы думаете, это разумно? — буркнул Тесла, подкручивая какой-то винтик в ящичном насосе.
— Нет. Да. Черт его знает. — Прикусило губу. — Нужно бросить монету.
Вошла mademoiselle Кристина и пронзительно вскрикнула. Панна Елена вздрогнула и выпустила кабель. Доктор Тесла выключил машину.
Подскочило к терявшей равновесие девушке. Но, вместо того, чтобы опереться на предлагающую помощь руку, она увернулась и сбежала к окну, цепляясь за тяжелую ткань штор.
— Сволочь! — крикнула она и метнула схваченной с этажерки фигуркой.
Отклонилось. Фарфор взорвался на стене.
Оскалило зубы и начало подкрадываться к девушке на полусогнутых ногах, выворачивая руки в локтях в карикатурной пантомиме.
Та бросила очередным предметом. Не попала. Захихикала.
Подпрыгнуло на правой ноге, подпрыгнуло на левой и тут же метнулось к панне Елене.
Та пискнула и спряталась за письменным столом.
— Дети, дети! — восклицал Никола Тесла, размахивая длинными своими руками над незакрытым ящиком. — Что вы творите!
— Как схвачу, так съемммм!
— И схватит, и сожрет! — Елена заломила ручки.
— Как схвачу, все грешки посчитаю!
— Грешки посчитаю! — Наморщила брови. — Это что такое?
Обежало стол с другой стороны. Елена отскочила за доктора — но запуталась в бухте кабеля и упала. Еще пыталась подняться, но поняла, что не успеет, и вместо этого, с индейским кличем схватила за ноги, когда подбежало к ней — и так свалилось на ковер рядом с ней, чуть не сбив при этом банку с напитанными теслектричеством кристаллами.
Панна Елена откатилась в сторону. Схватило ее без труда, узкая юбка сковывала ее движения.
— Ну что, теперь не убежишь.
— Ай!
— Нехорошо, нехорошо.
— Что нехорошо? Так подкрасться ко мне! — В подтверждение дохнула тенисто.
— Чуть ли не месяц в городе сидит и знака не подает! Очень нехорошо!
— Но, может, я и вправду не желала кавалера видеть?
— Ха! Потому что вас полиция разыскивает, Елену Мукляновичувну нашли, и теперь охотятся за мошенницей; вы скрываетесь и ни в какой санаторий Льда не едете!
— Так точно! — выдула она губки. — Шатаюсь по снегу, в метели, и вхожу через задние окна! И кто меня видел, но не выдал, тому пять лет Сибири!
Прижало свой лоб к ее лбу. Жасмин залил ноздри.
— И чем же вы занимаетесь? — спросило тихонько.
Вздохнула.
— Рисую. Даже начала писать маслом. Пейзажи льда — белизна, побольше белого. Портреты тоже пытаюсь. Посещаем польские салоны, к Собещаньскому, на прогулки в Интендантский Сад.
— Любовники с зимназовыми состояниями вам под ножки бросаются.
— Ревнуете! — обрадовалась Елена. — Ой-ой-ой, бедный пан Бенедикт, теперь он станет следить за мной в тумане днем…
— Гррр!
— Но если бы вы знали! К примеру, пан Порфирий!
— Что?
— Каждый день приходит, — шептала, — живые цветы приносит, подарки, мне и тете, на обеды приглашает, на танцы, на каток, в оперу.
Лжет или говорит правду?
Утвердительно сказать было невозможно.
Радостно засмеялось и чмокнуло ее в носик.
— По-видимому, следует приказать слугам выкинуть их отсюда. — Кожаная туфелька mademoiselle Кристины остановилась у самой головы панны Елены. — На морозе они быстро протрезвеют. Эта твоя машина склоняет людей к непристойностям.
— Пройдет, — рассеянно ответил доктор Тесла и закурил папиросу, после чего заговорил сам с собой на неизвестном языке.
Но и вправду — встав на тротуаре перед гостиницей, натягивая перчатки и махая тростью санному кучеру, уже после трех глотков морозного воздуха (минус тридцать восемь по термометру на «Новой Аркадии»), успокоило пульс тела и пульс мыслей. Тааак. Панна Елена. Никола Тесла. Отец. Губернатор Шульц. Его Величество Николай II. Юзеф Пилсудский. Порфирий Поченгло.
— Абластник. Гарриман. Кха-кхрр.
Мерящий швейцара своим неприятным взглядом Чингиз, повернул голову на звук слов, присмотрелся получше и, видно, заметил разницу в лютовчиковском потьвете, потому что смачно сплюнул и выпустил из ноздрей черный пар.
— Все прекрасно, господин Щекельников, — сказало я-оно и кашлянуло. — Власти преследуют, женщины врут, а враги угрожают. Живем!
Подъехали сани. Вечерний ветер от Ангары приносил на улицы спирально закрученные снежистые туманы, те пронизывали мглу словно сибирские джинны, разошедшиеся в танце морозные ифриты.
Чингиз Щекельников натянул казацкую папаху поглубже на глаза.
— Не нравится мне все это.
О странном восхвалении Атра Аврора[248]
Привезли прессу из Королевства и Галиции. Перед завтраком я-оно прочитало во «Времени» экзальтированную политическую полемику относительно новых автономных прав, признанных императором Францем-Фердинандом, а так же обширную статью про Иконоборческие Мессы, выставляемые господином Станиславом Пшибышевским[249] на Краковских Блонях[250], как эти спектакли приводят в возмущение публику и доводят дам до истерии и потери сознания. А помимо того — вещи, обладающие для политиков большим весом. Сейм, Львов. Дел. Сцелибогуский внес заявление, требуя проведения более тщательного контроля над железнодорожными книжными магазинами и магазинами по причине невыносимого распространения порнографии.
В свою очередь, в «Варшавском Курьере», наполовину с издевкой, наполовину в тоне сенсации писали о некоем Августе Фондзле, родом из под Житомира, являющемся Человеком-Магнитом, который невидимой силой притягивает к себя всяческое железо. Молотки и наковальни приклеиваются к его торсу. Здесь же был даже помещен нечеткий рисунок, над пупком мужчины висел, кажется, серп, связка ключей и утюг. Возможно, это и чушь, подумало я-оно, чушь и базарные сплетни, но, возможно, и нет, может быть, есть такие люди, в которых магнитная энергия накопилась вне всякой меры, а сами они на это никакого влияния не имеют, не это их заслуга или их родителей. То есть, вполне возможно, что подобные различия между людьми имеются и в других физических сферах, в том числе — и в черной физике, то есть, в теслектрических масштабах. Одни появляются на свет неестественно устойчивыми к тьмечи, выталкивающими ее из организма; другие же неестественно легко ею напитываются. Температура их тел всегда на долю градуса ниже (или выше). Они легче замерзают (или, как раз, замерзают труднее). Не понимая того, в чем на самом деле состоит их отличие, мы, тем не менее, их распознаем, во всяком случае — некоторые, каким-то шестым чувством или инстинктом, выработанным из жизненного опыта, хотя бы из судебной практики, как прокурор Петр Леонтинович Разбесов.
