— Ну да, поляк. Вам важен отец — хотите получить амнистию на бумаге? Они ее вам могут устроить, генерал-губернатор подмахнет. Только на что вам амнистия для ледяного булыжника? Они вам этого не скажут — я скажу все. Вот, держите, прочтите.

Он вырвал из пачки лист бумаги с печатью, сунул в ладонь.

Я-оно отвернулось к окну.

«…на седле долины, когда сходил ночью, и так мы его увидели на рассвете: шесть на восемь, в ледовом походе, по земле, деревьям и мерзлоте. Первый термометр: минус сорок один и семь. Второй термометр: минус сорок шесть и два. Третий термометр: минус шестьдесят четыре ровно. Распознано: рука, профиль лица (слева), отпечаток ноги (масштаб один к четырем). Он вымораживался по жиле в направлении северо-востока…»

— О чем это они здесь пишут?

— Про вашего отца.

Я-оно закашлялось черным дымом.

— А вы думали — как? — Чиновник переставил пепельницу с подоконника на стол, отложил в нее едва начатую сигару. — Что мы держим его где-то в министерской тюрьме? Или что можно, просто так, пойти и проведать Отца Мороза в каком-то секретном доме мартыновцев или в лагере бродяг? Вот так, садитесь у огонька, и все оговариваете за стаканчиком самогона? Боже Всемогущий, они вам ничего не сказали! Вы побледнели, отдышитесь. Вы думали, будто «Отец Мороз» это всего лишь такой мартыновский клич, сектантское имя? Так думали!? — Он даже сам присел на табурете, придвинутом к столу. При этом он оперся локтем на карте, сбросив на пол какие-то бумаги, и даже не глянул на них. — Не хотите чего-нибудь выпить? — тихо спросил он.

— Я знал, что он заморожен, то есть, пропитан тьмечью, понимаете, что он застыл во Льду — «Ледовое чудовище». Но… это… совершенно другое… это… люты…

— Тааак…

Я-оно подняло глаза.

— Он живой? — спросило через какое-то время; и услышало в голове — будто эхо стеклянного колокола — высокий голос комиссара Пресса: Жив ли Филипп Филиппович Герославский?! Живет ли он!?

Блрумм, блрумм.

— Дело выглядит так. Дороги Мамонтов… — Блондин указал взглядом на костяную фигурку в витрине у двери, где за стеклом (обычным) стояли различные этнографические экспонаты, некоторые обладали странной, примитивной красотой — из нефрита, яшмы, агата, оникса, но, прежде всего из белой, бело-желтой кости. — Мамонт, то есть, «мамонту», эскимосское слово и означает: «тот, кто живет под землей». Вы наверняка слышали, как тела и растения сохраняются в нашей мерзлоте на годы и столетия. Неоднократно случаются у нас такие вещи: например, в Знаменском или под Кайской: копает человек фундамент под дом, растапливает землю, и что он вытаскивает наверх из грязи? Свеженький труп, словно вчера захороненный — какого-то воина в шкурах и с копьем, еще до времен Ермака. Или зверя какого-нибудь, нынешнего или давнего. Ну, и есть звери, которых найти можно только под землей: мамонтов. Спросите-ка у любого туземца. Никогда он не видел их под небом, но вот в Подземном Мире — пожалуйста; мамонты именно там и живут. Их не встретишь в тайге, или чтобы бегали между деревьями, по травянистой равнине. Их можно только откопать. Понимаете? То есть, мамонт, это подземный зверь, под землей пасется, под землей путешествует огромными стадами, и эти их перемещения слышат, земля трясется, из-под камней доносится низкое, длительное рычание. Некоторые говорят, будто бы звери Среднего Мира — медведи, олени, щуки — после смерти, после перехода в Нижний Мир, становятся мамонтами. Другие же рассказывают легенды про то, как люди вместе с богами выгнали их туда. Особенно шаманы — эти уже и сами чудеса видят: от наших одомашненных тунгусов я сам слышал, будто бы мамонт, вы только послушайте, мамонт — это «рыба с рогами».

…А люты вымораживаются из-под земли, из мерзлоты. Первые гляциометрические карты были составлены еще перед пожаром Иркутска, на самой заре зимназового промысла. Сейчас мы получаем, практически без исключений, копии из Атласов Льда Сибирхожето, хотя и прошедшие чудовищную цензуру; Победоносцев предоставляет фонды университетам и институтам, а здесь — Географическое Общество — это же, практически, филиал Сибирхожето. Но самое главное здесь то, чтобы уметь предвидеть перемещения лютов, чтобы знать эти подземные русла протекания Льда. Ведь имеются четкие правильности, в городах и за городом, но здесь мы можем за ними лучше наблюдать; имеются геологические последовательности, какие-то термопроводы в мерзлоте, по которым промораживаются люты, чтобы или тут, или там проникнуть на поверхность — так вот, чаще всего, неподалеку от подобной подземной дороги. Общества по добыче зимназа и содержанию холадниц отдали бы состояние за полную и до точки аккуратную гляциометрическую карту Сибири.

— Карту Гроховского.

— Ну да. Тем временем, над этим ломают себе головы профессора, предсказатели, шарлатаны, любой, кто способен похвалиться таким сбывшимся прогнозом. Наши холодопромышленники не обязательно родом из просвещенной среды, как вы сами, наверняка, уже имели способность убедиться. Хватило одного-двух шаманов, что под звуки бубна и в священном дыму повалялись по земле, чтобы склонить их к дающим прибыли методам.

— И что? Эти их предсказания? Шаманов. Сбываются?

Собеседник только пожал плечами.

— Иногда сбываются, иногда — нет. Они бывают полезными, не стану отрицать, сам пользуюсь их услугами. Фактом остается то, что лютов частенько можно встретить возле мест, где выкопали свежих мамонтов. Но ведь их выкопали там именно потому, что они хорошо сохранились в мерзлоте, во льду, а люты — это ходячий лед. Шаманы рассказывают, что в трансе дух их покидает и отправляется прямиком в Нижний Мир, где он видит передвижения мамонтов — потому-то шаманы знают и перемещения лютов. Впрочем, спросите тунгуса или якута — он расскажет все наоборот, лишь бы на злость буряту. Тут вы должны следить, когда вращаетесь между ними, чтобы, по случаю, не возбудить между ними какой-нибудь староновой свары. Вам эти вещи не объясняли? Если отправитесь с бурятами, то внимательно подбирайте любое слово, относящееся к лютам или Льду. «Малахун», «Маласу» — это по-бурятски «Лёд». Тут у нас среди дикарей идет теологическая война, понимаете, можно сказать — раскол по меркам юрты и пьяной тундры. Еще в тысяча восемьсот пятьдесят первом году более тридцати тысяч захваченных у бурятов мужчин перекрестили в казаков; они верно служили, и продолжают служить — народ полезный. Но, как не погляди, нецивилизованные дикари, иноплеменные язычники. «Бурят» — по-монгольски означает «предатель». А почему они работают на Сибирхожето? Разница заключается, как я и говорю, в их верованиях.

— Дух правит материей.

— Бывает и так, как слышал, хотя сам я на спиритические сеансы не ходок. Конкретно же, люты представляются бурятам пришельцами из Верхнего Мира: то, что прилетело сюда в тысяча девятьсот восьмом, прилетело с неба. А вот тунгусы с якутами говорят наоборот: люты — дети Подземного Мира. Первое, что вся эта чертовщина грохнула на севере, а север у них в головах каким-то макаром связывается с Нижним Миром, может быть потому, что там холоднее всего. Второе, они ведь вымораживаются из-под земли. Дети вечной мерзлоты. Абаасы — то есть, духи Подземного Мира, подземные тени, выпасающие там стада чудищ на железных лугах… Что?

— Ничего. Хорошая сигара.

— Такова вот их вера, Венедикт Филиппович. Как мартыновцы высматривают в лютах ледового Антихриста, или чего они там в конце-концов выжидают — так якуты опасаются пришествия наиглавнейшего люта-абааса, некоего Арсана Дуолая, Земного Брюха, Подземного Змея. Когда-то всех абаасов изгнали из Среднего Мира, а вот теперь они видят, что те возвратились. А вот что делают в связи с этим буряты? Вместо того, чтобы помочь их прогнать обратно, они служат Сибирхожето, которое только жиреет на лютах. Отсюда вам и духовная война между бурятами и якутами с тунгусами. Победоносцев ругался, упирался копытами, но, в конце концов, пришлось ему согласиться, вот и поставили везде тут эти трупные мачты. Видите ли, это плотина против душ враждебных шаманов, что нападают на бурят, и против духов-абаасов.