Во сне я беспокоилась за отца точно так же, как когда-то на самом деле. Тревожилась, всё ли у него есть. Войдя в залитую солнцем гостиную, я решила подарить ему видеоплейер, но потом заметила, что плейер в углу стоит. Потом я вернулась во дворец с поэтами. На этот раз он оказался пустой, я была одна. Одна бродила по залам. Именно так обычно и заканчивались мои сны об отце. Я оставалась одна. Но этот сон был все же другой. У отца появился дом. Теперь я знала, где его искать. И я отправилась туда и нашла его, и мы вместе стояли в кухне. В доме было свежо от утренней прохлады. Отец стоял в белой футболке со спутанными после сна волосами. Я была в футболке и шортах. В руках мы держали чашки с растворимым кофе. Он взглянул на меня и сказал:

— Знаешь, мне было бы здорово приятно, если бы Элизабет зашла ко мне в гости. Она вполне могла бы одну ночь побыть со мной.

Меня охватила невероятная радость. Я вспомнила те счастливые дни, когда мы с отцом были вместе, и почувствовала благодарность за то, что ему захотелось разделить эту радость с Элизабет.

— Это было бы замечательно, — сказала я, и, залитые солнечным светом, наполнявшим весь дом, все пространство, мы стояли с ним рядом, пока сон не закончился.

Потом, в тот же день, как-то сразу и вдруг осознав, сколько потеряли и отец, и Элизабет, оттого что не встретились в этой жизни, я заплакала. Он ходил бы смотреть на ее баскетбол, хвастал бы, какая она умная. Но чему не суждено быть, тому не бывать. Я была рада, что наконец он нашел в мире место, где за него можно не беспокоиться. Эти пространства очень подходят его волшебному, огромному дару.

Рада я и тому, что вернулась из прошлого, которое раньше причиняло мучительную боль. Но, видимо, я пропутешествовала в нем так долго, что все острия ножей, вонзавшихся там в меня, успели затупиться. Теперь эти ножи годятся лишь мазать масло на хлеб. На завтрак для нас с дочерью. Я спокойна за свою жизнь. Спокойна за отца. И спокойны были мои слова, произнесенные утром, при тусклом свете рассвета, когда мы с отцом были вместе.