Головная боль, между тем, и не думала проходить. Скорее всего, сказалось напряжение последних суток. Но почему Яну так понадобилось проникнуть в этот мир, он не мог понять до сих пор.

Канал на очередном изгибе резко поворачивал вправо. Набережная вела к воротам Новой Голландии — самому малоизвестному месту из всех, о которых говорится туристам, когда начинают перечислять городские достопримечательности.

И самому прекрасному.

Ян решил, что здесь тоже произойдут какие-то изменения, притом — не к лучшему. И, однако, когда он вышел к воротам, они предстали перед ним во всем своем великолепии. Правда, вместо унылых складских помещений за огромной аркой располагался сад с оранжево-желтыми осенними деревьями.

Это место — даже несмотря на кажущуюся мрачноватость — как будто излучало спокойствие и доброту ко всем, кому пришлось тут побывать — хоть в обыденном реальном мире, хоть в измененном…

Но самое странное ждало Яна рядом.

На том берегу канала, по которому он шел, вовсю цвело лето! Об осени здесь могли напоминать только желтые листья, занесенные ветром с Новой Голландии.

Почти напротив ворот, там, где прежде находилась заасфальтированная площадка, он увидел цветущую лужайку, простирающуюся вдаль — едва ли не на несколько кварталов.

Ян попытался припомнить, что же было на этом месте. А ведь что-то было — притом, очень хорошее…

Юноша не удержался, и, невзирая на предупреждения, подошел поближе и ступил на лужайку. Ничего страшного с ним не произошло — похоже, монстров здесь, именно в этих краях, не водилось.

Порыв ветра донес до него приглушенные звуки музыки — кто-то вдалеке играл на скрипке. И тут Ян, наконец, вспомнил — года два назад, здесь, прямо перед кафе с экзотическим названием, был фестиваль «Волынщик».

…Ян попал туда совершенно случайно — просто проходил мимо, и его, почти как сейчас, привлекли звуки музыки.

Перед импровизированной эстрадой собрался пестро одетый народ — в основном, ребята и девчонки чуть постарше Яна. А на каменных ступеньках стоящего впереди здания играла какая-то группа — причем, такие песни, которые сейчас редко где услышишь: уж всяко, по телеку такое никто раскручивать не станет.

А музыка была и в самом деле живой — по крайней мере, слов она не забивала.

Пара гитар, скрипка, на которой играла невысокая девушка — вот, собственно, и всё.

Ян протиснулся вперед, что было не слишком сложно: не то, чтобы их собралось слишком немного — просто места хватало на всех. И так и застыл — в первом ряду.

Группа, тем временем, сменилась — теперь выступала девушка, певшая песни на незнакомом языке, впрочем, она объявила, что это — древне-эльфийское наречие.

Что-то настолько странное и необыкновенное было во всем этом действе, и Ян даже не сразу отреагировал на вопрос, обращенный к нему:

— Что, нравится?

— Да, — он обернулся. Перед ним стояла та самая девчонка-скрипачка, которая только что выступала на сцене. — А что это за концерт?

— Фестиваль «Волынщик». Такое тут бывает раз в год, — сообщила скрипачка. — Ты приходи завтра, тут ирландская музыка будет…

— А что за группа раньше пела? — спросил Ян.

— «Башня Rowan». Как-нибудь на концерт приходи!

Она говорила с ним, как со своим ровесником, и в ней не было никакой важности. Такое нечастое обращение Яну очень понравилось.

Фестиваля больше здесь не было — даже через год. Просто некая большая шишка запретила его. «Шишка» была совершенно невежественной, зато очень патриотичной. «Звуки волынки могут разрушить генофонд нации», — надувшись от собственной государственной значимости, заявил он, и никакие уверения уже не помогли. Возможно, чтобы сладить с «патриотом», помог бы другой, не самый патриотичный аргумент — зеленоватые и похрустывающие бумажки. «Государственники» вроде него бывают особенно падки до этих самых бумажек. Только откуда ж они найдутся у небогатых музыкантов?!

…Но вот, оказывается, достаточно было провести фестиваль «Волынщик» несколько раз, чтобы в мире, где оказался Ян, все пространство около ворот Новой Голландии оказалось безопасным. Здесь не было места ни чудовищам, ни магическим ловушкам.

Ян смело шел по цветущему летнему лугу. Среди пышного разнотравья вовсю стрекотали кузнечики, и, если закрыть глаза, вполне можно было представить, что ты не в центре большого города, а где-нибудь на даче. Тихие звуки музыки резко стихли, и юноша подумал, что, наверное, он стал причиной этому. Здесь никого не было, но у юноши возникло ощущение, что невидимые музыканты просто попрятались, исчезли с его появлением.

В траве мелькнуло что-то красное. Ян нагнулся — это оказалась крупная земляника, величиной не меньше грецкого ореха. Конечно, и крупные сладкие ягоды могли стать чем-то вроде приманки — но только не здесь, слишком уж спокойным и уютным был этот уголок мира.

Земляника и впрямь оказалась необыкновенно вкусной, и Ян — впервые с тех пор, как оказался в новой для себя реальности, смог утолить голод. Что же до жажды, то чуть впереди Ян неожиданно для себя увидел родник с абсолютно чистой и незамутненной водой. Вот это оказалось совсем кстати: пить хотелось не только ему, но и котенку.

И тут же юноша почувствовал тяжелую усталость. Его болезнь не прошла, она лишь отступила на время. И только теперь Ян понял, насколько тяжелым оказался его первый день в новом мире. Он сделал несколько шагов, и понял, что продолжать путь сейчас не сможет. Нужно передохнуть — хотя бы час-другой. Слишком ломило суставы, а головная боль не прошла окончательно даже здесь, на лугу.

Но стоило юноше опуститься в траву, как его глаза закрылись сами. Последнее, что почувствовал Ян — это шевеление у него за пазухой: котенок решил, что на всякий случай будет лучше забраться в убежище понадежнее.

Стоило Яну провалиться в тяжелый, болезненный сон, как над лужайкой снова раздались тихие звуки гитары и скрипки. Но этого он уже не слышал.

Редрик шел по следу Яна, не меняя своего нынешнего облика. В конце концов, дело происходило днем, а не ночью. А всем известно, что в Запределье самое опасное время суток — именно день. Ночью нечисть прячется по своим логовам, уползает в щели и норы — и в городе начинается вполне нормальная жизнь. И лишь немногие отважатся выйти из своего дома днем — разве что какие-нибудь вампиры, которые, вопреки всем легендам, нечувствительны к солнечным лучам. Или — оборотни вроде него, Редрика. Или — контрабандисты, этим ничто не указ.

Но сейчас будет лучше передвигаться по городу в виде саблезубого кота — по крайней мере, эта внешность может отпугнуть мелкую и слабую нечисть — вроде того «демона» в метро. Едва завидев Редрика с кошкой на загривке, тварь с фасеточными глазами постаралась убраться как можно дальше. И правильно сделала — если бы демон захотел сразиться с Редриком прямо в своем некрополе, то не продержался бы и минуты.

Жаль только, что эта тварь была всего лишь животным — хитрым, изворотливым, но все же зверем — в гораздо большей степени, чем та же Кассандра, неплохо устроившаяся на загривке саблезубого. Иначе можно было бы отловить монстра и как следует порасспросить его о человеке, проходившем здесь менее суток назад.

Эскалатор, движущийся вниз, помехой для Редрика не стал — он проскочил лестницу в несколько мощных прыжков. И, озираясь по сторонам, выбрался на поверхность.

Куда мог последовать мальчишка?

Самым неприятным вариантом оказалось бы, если он двинулся по Среднему проспекту в ту сторону, где располагалось Смоленское кладбище. Мир призраков на Смоленке мог оказаться для него непереносимым — и первое посещение Запределья наверняка оказалось бы для Яна последним. Сами по себе призраки не могут нанести вреда человеку, но захватить сознание, подчинить разум того, кто неопытен в магии, им вполне по силам. И в этом случае — почти что наверняка — незадачливый путешественник найдет свою гибель на дне речки Смоленки или окажется похороненным заживо в одном из сырых и мрачных склепов.