Ей очень хотелось с кем-нибудь поделиться своими грустными мыслями. Но Джоанна и Черри вечно носились где-то по своим делам, да и что она могла им сказать? Было бы странно и глупо признаться подругам, что тебя охватили какие-то неведомые и прекрасные чувства к человеку такой звездной величины, как Мэтт Коннер. А ведь именно так оно и было. Впервые в жизни Грейс не могла дождаться, когда попадет на работу. А по утрам, придя с ночной смены, не могла заснуть от предвкушения, что вечером увидит его снова, и, потакая худшим побуждениям своей души, начинала шарить по Интернету, отыскивая разные клипы Мэтта из его выступлений на всевозможных телевизионных ток-шоу. Он всегда представал перед аудиторией спокойным, уверенным, раскованным парнем со здоровым чувством юмора и всегда готовым доставить удовольствие своим зрителям. Но, если приглядеться к нему повнимательнее, то можно было заметить, что в душе он не приветствовал эту атмосферу стадности, особенно когда на публике ему задавали вопросы о личной жизни или о работе. Грейс посмотрела одно такое ток-шоу, посвященное какому-то приключенческому фильму, вышедшему несколько лет назад, — Мэтт вел его на пару с актрисой, снимавшейся вместе с ним. Звездулька эта, смазливая глупенькая блондинка, явно влюбленная в Мэтта, хихикала над каждым его словом, вызывая у Грейс раздражение. Бедный Мэтт в течение всего эфира был вынужден напускать на себя скучающий вид, чтобы замаскировать свое собственное раздражение. Это Грейс заметила. Наблюдая за ним, она все отчетливее ловила себя на ощущении, что хорошо его узнала и что они близки по духу.

От этого ей было еще тяжелее видеть его страдания. Не далее как прошлой ночью он даже кричал от чудовищной головной боли, и Грейс примчалась к нему из сестринской с такой скоростью, словно неслась спасать собственного ребенка, и дала ему болеутоляющее.

— Все, я, слава Богу, очухался, — сказал он Грейс, когда лекарство подействовало. — А если мне придется проторчать здесь остаток жизни в этом дурацком халате, но зато с тобой, я тоже возражать не буду. — И он попытался взять ее за руку. Но Грейс отдернула руку и велела ему отдыхать.

Сегодня она ехала в больницу, понятия не имея, чего от него ожидать. Первое, что она заметила, выйдя из лифта, — что на этаже было как-то зловеще тихо. Никто не болтал по телефону, из палат не доносился смех, в коридорах не было ни души. Даже не заглядывая в сестринскую, Грейс помчалась к «хоромам Паваротти», до смерти испугавшись за Мэтта — ведь как иначе можно было объяснить такую тишину?

Но, просунув голову в дверь, она сразу увидела его — он сидел на постели и самозабвенно поедал из коробочки какую-то китайскую еду. Завидев Грейс, он очень обрадовался и протянул ей коробочку. В последнее время он вообще пытался втянуть ее во все, что бы ни делал, будь то ужин или «поиски слов» в дешевеньком словарике, какие продаются в аптеках для развития детей и слабоумных взрослых. Этот словарик, служивший ему своеобразной терапией, Мэтт обожал, особенно он приходил в восторг, когда удавалось найти нужное слово. Однажды, присев посмотреть вместе с ним по телевизору женский теннисный матч, Грейс в очередной раз расстроилась, узнав, что он, оказывается, встречался с одной из теннисисток, миниатюрной швейцарочкой-брюнеткой, которая, кстати, в том матче проиграла.

— Ну давай, съешь чего-нибудь, — сказал Мэтт, протягивая ей коробку.

— Нет, спасибо, — отказалась Грейс. — Хотя пахнет очень вкусно.

— Вот-вот. И у нас к тому же осталось не так-то много шансов вместе… — Он не договорил, по-видимому потеряв нужное слово.

— Вместе поесть? — подсказала Грейс.

Мэтт улыбнулся. «Ну в точности как ребенок!» — подумала Грейс.

— Да, — сказал он. — Я не люблю есть один.

— Я сама не люблю, — призналась Грейс, пытаясь припомнить, когда в последний раз ела с кем-нибудь вместе. — Но сейчас у меня есть кое-какие дела. Я скоро вернусь. Хорошо?

Она хотела уйти, но Мэтт окликнул ее. Она обернулась.

— А я слышал про твою подругу, — сказал он.

— Про мою подругу?!

— Да. Про то, как она допустила ужасную ошибку. У нее пациент умер, поэтому она ушла пораньше.

«Черри!» — сообразила Грейс. Да, Черри, потому что Джоанна сегодня вообще не работает. Ой-ой-ой!.. Теперь понятно, почему на этаже такая тишина.

— А тебе как об этом стало известно? — спросила Грейс, неизвестно за что волнуясь больше — за проблемы у Черри или за откровенное нарушение больничных распорядков, из-за которого до Мэтта дошла эта информация. Она догадывалась, что произошло это скорее всего по милости Майкла Лэвендера, который, в свою очередь, узнал об этом от Дон. Нет, ну хорошенькое дельце!

Мэтт пожал плечами, как если бы не помнил, от кого услышал новость, и в его состоянии такое было вполне возможно. Грейс извинилась и, выйдя из палаты, поспешила в кабинет Кэти.

Дверь кабинета была открыта. Заглянув в комнату, Грейс увидела Кэти — та сидела за столом и печатала что-то на компьютере. Докладную записку, не иначе.

— Кэти! — осторожно позвала Грейс.

Оторвавшись от работы, Кэти смерила ее холодным бюрократическим взглядом. Такой суровый непреклонный вид она напускала на себя всегда, когда кто-нибудь из сестер совершал серьезную медицинскую ошибку.

— У нас сегодня не обошлось без событий, — сказала она. — Это я говорю на тот случай, если ты не знаешь.

— Да уже знаю, — сказала Грейс, уловив нотки укора в голосе Кэти, поскольку Черри считалась протеже Грейс. — А что именно случилось?

Кэти продолжила печатать, словно не могла себе позволить оторваться от работы.

— Что именно? — сказала она, тюкая пальцами по клавишам. — А то, что медсестра Бордо, — Кэти умышленно и без всякой иронии выразилась так по-старомодному официально, — ввела мистеру Донахью препарат разжижения крови. Пациенту с церебральной аневризмой! У нас это первая за два года смерть больного по ошибке медперсонала.

— Ты хочешь сказать, она надлежащим образом не разобралась в истории болезни?

Кэти укоризненно покачала головой, и укор этот относился не к самому вопросу, а к оправданию, которое в нем содержалось.

— Мы все перерабатываем и очень устаем, — сказала Кэти. — Я перерабатываю и устаю уже тридцать лет, но я по два-три раза перечитываю историю болезни, прежде чем назначить пациенту даже такую вещь, как тайленол.

Грейс решила не спорить, не терять попусту время, чтобы развенчать предубеждение Кэти против молодых медсестер, которых та считала не такими знающими и ответственными, как персонал старшего поколения.

— Как бы то ни было, — продолжала Кэти, — но доктор Хирш и доктор Нэш, похоже, просто решили замять всю эту историю.

— Это был пациент Рика?

— Да, — ответила Кэти. — Что особенно важно, если учесть, что именно доктор Нэш хлопотал, чтобы Черри перевели в дневную смену.

Грейс поняла, что Кэти ни сном ни духом не ведает об отношениях Черри и Рика, — похоже, на такие вещи она умышленно закрывала глаза.

Кэти продолжала:

— Я посоветовалась с доктором Хиршем и приняла решение назначить Черри испытательный срок на три месяца, что при сложившихся обстоятельствах следует считать более чем щадящей мерой.

С этим Грейс была вынуждена мысленно согласиться, она хорошо знала Кэти и понимала, что, будь ее воля, она уволила бы Черри не раздумывая. По какой-то неведомой причине Кэти недолюбливала Черри, но с доверием отнеслась к идее, что Грейс постепенно сделает из Черри хорошую медсестру. Теперь это доверие разрушилось в одночасье.

Извинившись, Грейс вышла из кабинета Кэти и направилась в сестринскую, чтобы позвонить Черри. Но та не брала трубку. Может, она сейчас с Риком, предположила Грейс. Любой доктор бывает выбит из колеи, когда у него умирает пациент, и Грейс боялась, как бы Рик сейчас не усложнил Черри все дело, которое и без того обстояло так, что хуже некуда.

Глянув в сторону «хором Паваротти», Грейс увидела в приоткрытую дверь свечение включенного телевизора. Сейчас ей ничего так не хотелось, как просто посидеть рядом с Мэттом перед включенным ящиком.