— Вот, зашел выпить чего-нибудь. Решил, может, повезет сегодня? — Донни подошел к стойке, сверля глазами Капитана. — Ну, спасибо, что составили моей женушке компанию. А я-то переживаю, чего она не берет трубку! Ну как, вискаря нальете?
— Может, чего покрепче?
Донни рассмеялся:
— Вы серьезно?
— Ну да, — кивнул Капитан.
Джоанна сразу почувствовала, что Донни не понравился Капитану — уловил своим барменским радаром что-то не то. Донни тоже это почувствовал и попытался спустить на тормозах.
— Вот уж повезло вам, — сказал он. — Такой тюлень заплыл в бар.
— Тюлень?! Заплыл?! — Джоанна недоумевала, не понимая, что городит Донни.
— Ну да, заплыл. Тюлень такой, с ластами. Так ведь здешний бармен выражается? «Чего желаете?» — спрашивает он. И тюлень отвечает: «Все, что угодно, кроме „Канадиан клаб“».
Донни заржал, сверкнув прокуренными зубами. Джоанна картинно закатила глаза. Капитан оставался невозмутимым.
— Ага, то есть это мы съели. Ладно, — сказал Донни. — Как же, конечно, выручка в целых пять долларов. Но тут бармен не выдерживает и говорит: «Мы таких, как вы, не обслуживаем. Это бар для одиноких». A-а, нет? Я ошибся? Ну тогда здрасте. Меня зовут Донни. — И Донни протянул руку Капитану.
Капитан смерил Донни суровым мужским взглядом и пожал ему руку.
— Добро пожаловать в «Соловьи», — сказал он. — Но я бы все-таки хотел заглянуть в ваш паспорт.
— Да какой паспорт?! — удивился Донни. — Рано еще бухать-то.
— Это мой муж, Донни, — поспешила вмешаться в разговор Джоанна.
Капитан с удивлением посмотрел на Донни и уже более радушно произнес:
— Приятно познакомиться.
— Мы вообще-то разведены, — сказал Донни. — Так что если я помешал, то так и скажите.
— Донни, перестань, — оборвала Джоанна. — Я же просто завтракаю.
— A-а! Так это тот самый бар, о котором ты мне рассказывала? «Твой второй дом»? — Донни, глядя на Капитана, цинично лыбился. — Любит она ваше заведение. Ой любит!..
Джоанна улыбнулась Капитану, давая ему понять, что Донни безвреден, и сказала:
— Донни приехал помочь мне с мотоциклом. — И, повернувшись к Донни, глазами предупредила его, чтобы не вздумал заикаться о морфине. — Да, Донни?
— Вообще-то нет, — ответил тот, миролюбиво глядя на Капитана. — Вообще-то я приехал получить небольшенькую медицинскую помощь. Знаете, как здорово, когда у тебя жена медсестра? Медицинская помощь на халяву. Хотя с таким же успехом я бы не отказался быть мужем барменши.
— Во-во, в самый раз. Денег-то сколько сэкономил бы, — съязвила Джоанна, начиная злиться.
— По-твоему, я много пью? Ты это хочешь сказать?
— Ну, вообще, я видела твои чеки из того бара. Целая гора.
— Ну и что? Просто мне необходимо периодически расслабляться. А что в этом плохого?
Капитан многозначительно кашлянул.
— Если вам что-нибудь понадобится, скажите, — проговорил он и тактично ушел в сторонку.
Донни сверлил Джоанну глазами.
— Я тебе уже давно говорил, что мне надо расслабляться.
— Ага, знаю я, как ты расслабляешься, — понизив голос, сказала Джоанна. — К бабам ты в этом баре приставал!
— Чушь какая, Джо! Это они ко мне приставали! А я просто показал им вот это, — он помахал у нее перед носом пальцем, на котором красовалось золотое обручальное кольцо, — и они сразу разлетелись в разные стороны, как стайка перепуганных голубок. — Донни помахал воображаемыми крыльями и смешно крякнул, чтобы показать, как девицы в страхе разлетелись от него.
— Ой, ладно, Донни, не хочу я это обсуждать!
Как бы Джоанна ни злилась на Донни за его вечное вранье и обманы, она понимала, что в глубине души не держит на него зла, и даже наоборот — готова была просить его вернуться к ней. В такие моменты ей приходилось напоминать себе, как дурно он с ней обошелся.
— Самое интересное, — сказал Донни, — что даже если б я и обманул тебя, чего я вообще-то не делал, ты все равно меня не простила бы. Ты не умеешь прощать.
— Да-а?.. Если б это было так, я вообще не вышла бы за тебя замуж. Когда мы с тобой были помолвлены, ты меня обманывал, и я об этом знала.
— Ничего подобного! Никогда я тебя не обманывал. Я не умею и не люблю топтать святое.
— А когда я работала по ночам? Ты где все время торчал? В баре «О'Хэнлонс». К девкам ты там приставал, вот чем ты занимался!
— А, то есть это теперь так называется. Пить пиво и смотреть футбол означает «приставать к девкам».
— Правильно. А в тот вечер, когда ты со мной познакомился? В тот вечер ты тоже футбол смотрел, да? Твоя тогдашняя девушка, наверное, так и думала.
— О Боже! — взмолился Донни. — Мне надо выпить.
— Ой, ну ладно, Донни!.. — отмахнулась Джоанна, чувствуя себя словно оплеванной. Как она могла не видеть этого? Как она могла не видеть, что с ней он поступил так же, как с предыдущей девушкой? Она никогда не была особенно ревнивой, но когда нашла в своей постели чужую сережку — дешевую серебряную сережку в виде кольца, — причем не просто в постели, а под подушкой, которую сделала для нее собственными руками любимая бабушка, вот тогда-то она и решила положить этому конец! Она схватила эту сережку и помчалась на кухню, где Донни ел овсянку и читал парикмахерский журнал. Она трясла сережкой перед его носом, словно каким-то отвратительным насекомым, и требовала объяснений. Донни, застигнутый врасплох, не знал, куда деться от страха и удивления, — просто сидел с отвисшей челюстью и мычал что-то невнятное. Он-то думал, что замел все следы — застелил ровненько постель и все такое. И тут вдруг здрасте — какая-то сережка!
— Не бей меня, Джо! — сказал Донни, когда она замахнулась на него кулаком.
Но остановиться она уже не смогла, кулак обрушился на голову Донни, и в тот же момент Джоанна поняла, что схлопотала себе какой-то перелом. Боль только распалила в ней злость, но вместо того, чтобы в бешенстве громить все вокруг, она поступила еще хуже — выскочила из квартиры и побежала вниз, прихватив с собой мобильник, чтобы позвонить матери Донни.
Джоанне всегда нравилась Терри, даже больше, чем сам Донни. Тереза Сабелла была женщина суровая, властная, но душевная и очень добрая. Всю жизнь она проработала в салонах красоты, обожала несчастных бездомных собак и Деву Марию. Она ужаснулась бы, если бы узнала о безобразиях, которые вытворяет ее сынок, и буквально сгнобила бы за это Донни, как в свое время уничтожила его папашу, узнав про его роман с официанточкой из Куинса. И Джоанна со все возрастающим желанием предать Донни заслуженному наказанию позвонила Терри и выложила без обиняков, что Донни спал с другой женщиной. Но Джоанна просчиталась — услышав такую из ряда вон выходящую новость, Терри не встала на сторону невестки, а, наоборот, захотела узнать, что такое она сделала или не сделала, что Донни пошел на сторону.
— Может, тебе следовало уделять ему больше внимания, и тогда бы этого не произошло? — предположила Терри, а потом прибавила, что Джоанна хреново готовит, и даже зашла так далеко, что предположила, что Джоанна и во всем остальном наверняка не имеет талантов. Окончательно потеряв дар речи, Джоанна закончила разговор и вернулась в квартиру, где Донни по-прежнему сидел за кухонным столом, обхватив голову руками, с уже готовой историей. История, которую Донни поведал Джоанне самым что ни на есть кротким голоском, звучала так. Якобы Донни стриг у себя в салоне одну женщину, и той во время стрижки вдруг сделалось нехорошо, и она сказала, что ей срочно нужно прилечь. Поскольку салон находится всего в квартале от дома Донни, он привез женщину туда, чтобы она смогла отдохнуть. Вот, дескать, и все. А сережка, должно быть, просто вывалилась из уха. «Такое бывает», — сказал Донни. Джоанна, конечно, хотела бы поверить в такую историю. Хотела бы, но не верила. У нее не было доказательств, но она точно знала, что ее муж сделал это, и не могла с этим примириться. А Донни даже не стал оправдываться, сваливать все на их скудную сексуальную жизнь в последнее время, а предпочел упрямо гнуть свое, твердить эту невероятную историю и клясться Иисусом Христом — это у него всегда был последний аргумент, — что никогда бы не поступил со своей Джоанной таким паскудным образом. И вот, когда Джоанна уже почувствовала, что, того и гляди, даст слабину и почти готова пожертвовать своей гордостью ради сохранения брака, Донни позвонила мать и рассказала ему, какие чудовищные вещи сообщила ей Джоанна. В глазах Донни звонок Джоанны его матери выглядел гораздо худшим предательством, чем любая его измена в их супружеской постели. После долгих споров они сошлись на том, что им, наверное, нужно немного друг от друга отдохнуть. Пожить годик раздельно предложила сама Джоанна, хотя не исключала такой возможности, что они будут встречаться или даже съедутся еще до окончания этого срока, на чем активно настаивал Донни. В тот день, когда Джоанна переезжала на Черепаший остров, Донни плакал как ребенок, отчего у Джоанны тоже наворачивались на глаза слезы. Это было ужасно. Джоанна чувствовала себя львицей, бросающей своего самца — их все время связывала какая-то животная близость.
