«Наш новый магистр информации обладает теперь большим имением в квартале знати и таким денежным содержанием, что посрамит всех, кроме богатейших купцов. Это, бесспорно, смягчит чувство сожаления, если оно осталось».
Бывший лекарь вовсе не приводил Барандаса в восторг, и, когда вознаграждением за предательство оказалось место в Совете, это вызвало у него досаду, но Тимерус играл решающую роль в таких вопросах.
Барандас подошел к восточному входу в город. Дежурные стражники, отдав ему честь, поспешили отпереть огромные железные ворота, за которыми возвышался временный деревянный частокол. Сонливия более месяца находилась на чрезвычайном положении, и лишь солдатам стражи да торговцам по утвержденному правительством списку дозволялось свободно входить и выходить из города. Ополченцев из растянувшегося за городскими стенами лагеря впускали в Сонливию лишь на час через день и только группами по несколько сотен за раз. Угроза мятежа или дезертирства не сходила с повестки дня.
«И ведь бежать-то трусу особенно некуда, — думал Барандас, — если только он не отважится двинуть в Ничейные земли, где жизнь — это ежедневная борьба за выживание». За этой территорией беззакония находилась Конфедерация, альянс народов, объединенных под правлением группы лордов-магов. Очень немногие совершали такое путешествие, чреватое многочисленными опасностями.
До столкновения из-за Небесных островов Призрачный Порт получил немало переселенцев из Сонливии, но и Серый город, в свою очередь, принял многих. Жизнь была суровой во всем Благоприятном крае, какую бы его часть люди ни называли своим домом.
И как ни жесток Салазар, именно благодаря его правлению Сонливия оставалась оплотом цивилизации на земле, медленно сползающей к краху.
— Мой господин. — Молодой офицер отдал Барандасу честь, когда тот вышел за частокол и окинул взором импровизированную армию, которая пробуждалась к жизни во временных казармах.
Погода благоприятствовала ополченцам: жара последних дней превратила влажные от дождей пастбища в твердый дерн, и в бараках сейчас совсем неплохо.
— Я хочу, чтобы все люди собрались в центре лагеря через пятнадцать минут, — приказал он молодому стражнику. Офицер сначала удивился, но потом отдал честь и понесся раздавать указания.
— Я — Барандас, Верховный Манипулятор лорда Салазара. Я нахожусь перед вами в связи с отсутствием маршала Халендорфа.
Он опустил взгляд на собравшихся вокруг помоста мужчин. Выражения лиц, обращенных к нему, — и молодых, и старых — были самыми разными. Ему никогда не приходилось видеть так много людей в одном месте. Он повысил голос, чтобы могли слышать те, кто стоял дальше, хотя и сомневался, что по краям огромной толпы разберут хоть слово.
— До нас дошла весть о том, что сумнианская армия находится всего лишь на расстоянии дня пути отсюда.
Толпа внизу зашевелилась: стоявшие впереди передавали новость тем, кто находился сзади.
— Скоро вас призовут защищать ваш город, — продолжил он. — Защищать ваши дома. Ваши семьи. Сумнианцы будут безжалостны.
Даже ранним утром от немытых тел исходило зловоние. Не обращая внимания на резкие запахи пота и мочи, Барандас вытер намокший лоб тыльной стороной ладони. Затем одним плавным движением извлек из ножен свой меч и поднял вверх.
— Мы сражаемся за Серый город. За свободу. Если стража не выстоит, понадобится, чтобы каждый, кто находится здесь, выполнил свой долг.
Послышались разрозненные одобрительные восклицания, главным образом от тех, кто постарше. Значительное большинство смотрело на него с каменными лицами. Несколько человек повернулись и плюнули на землю.
— За свободу? — раздался голос откуда-то из первых рядов. — Это шутка. Город не будет свободным, пока не умрет Салазар.
Глядя вниз на доморощенную армию, Барандас пытался определить, кто же это сказал. Он подумал на молодого человека с коротко подстриженными волосами, но не был уверен.
— Если падет господин Сонливии, город падет вместе с ним, — крикнул он в ответ. — Очень многие желают нам зла.
— Легко тебе говорить, — крикнул другой мужчина. — Стражники убили моего брата. Вытащили его из дома и перерезали горло посреди улицы. Что за правитель убивает своих людей?
Барандас услышал, как у него за спиной извлекают из ножен мечи. Перед невооруженной толпой стояли несколько сотен стражников. Если так пойдет и дальше, то все скверно закончится.
— Ошибки были, — сказал он, понимая, что вступает на опасную территорию, но необходимо, чтобы новобранцы поверили в него. — Вы ведь знаете, что случилось во время фестиваля Красного Солнца. Мятежники пытались убить нашего господина. Возможно, стража в последующие годы была… суровой.
За спиной у него заворчали. Он, несомненно, огорчил некоторых офицеров. С этим ничего не поделаешь. Он обратился к толпе в последний раз:
— Вы поможете свернуть лагерь. Затем соберетесь у ближайших бараков и дождетесь дальнейших приказов.
Он повернулся к солдатам, стоявшим позади него, кивнул и шагнул с помоста. Барандас поискал взглядом капитана Браку, увидел, что тот возбужденно говорит с группой младших офицеров, и направился к ним. Заметив, что он приближается, они тут же умолкли. Нахмурившись, Брака без особого рвения отдал честь.
— Командир, — приглушенно промычал он.
— Как у нас обстоит дело с оружием? — спросил Барандас, не обращая внимания на тон офицера.
Брака поскреб огромную рыжую бородищу. Он смахивал на медведя и, как говорили, имел соответствующий нрав.
— Все кузнецы Сонливии работали на износ, — сказал он. — Но нам не хватило железа. Мы потратили большую часть наших запасов в войне с Призрачным Портом. Копий достаточно, но мечи и топоры видали лучшие времена. В некоторых из них больше ржавчины, чем стали.
— А что с луками?
Брака фыркнул и сверкнул черной улыбкой. Черной — буквально, его зубы прогнили насквозь.
— Большинство из этих ублюдков не попадут в коровий зад с пяти ярдов.
— Им не нужно быть точными. Они просто должны иметь возможность выпустить стрелу.
— Луков у нас, должно быть, достаточно, — ответил капитан. — Что касается доспехов, то любой, кто получит хотя бы кожаную куртку, может считать себя счастливчиком. Если сумнианцы подберутся близко, то мы — в заднице.
— Я не рассчитываю, что они подберутся близко, — сказал Барандас.
— Командир, — произнес задыхающийся голос сзади. Это был молодой офицер, с которым он говорил раньше.
— Да?
— Я принес вести из города. Маршал Халендорф ушел из жизни сегодня ночью.
— Ушел из жизни? — медленно повторил Барандас, словно слова были произнесены на языке, которого он не знал.
— Да, командир. Один из слуг нашел его мертвым в постели, все простыни были залиты кровью. Кажется, он… отхаркнул свои внутренности.
— Мне давали понять, что у него нелады с кислотностью.
— Что за дьявольщина? — спросил Брака. — Маршал был в порядке, когда я видел его в последний раз. Ну, малость неважно себя чувствовал.
Барандас повернулся к капитану.
— Проследи за разборкой лагеря. Я должен немедленно переговорить с нашим господином. — Он зашагал к восточным воротам, гадая, какие еще новости принесет сегодняшний день.
— Продолжай то, что делал прежде. Армия теперь — твоя, веди ее, Верховный Манипулятор.
Барандас моргнул и откашлялся.
— Но, мой господин… а как же другие мои обязанности? Я дал присягу защищать вас.
Салазар поджал губы. Главный магистрат Тимерус — единственный, кроме них, человек в комнате — наблюдал за происходящим. Они находились в личных покоях лорда-мага на шестом этаже Обелиска. Кресло справа от Салазара пустовало. Обычно, когда тиран Сонливии принимал посетителей, его занимала толстая задница Халендорфа. Барандас вспомнил удовлетворение на лице маршала, когда его вызвали после уничтожения Призрачного Порта. Казалось, это было целую жизнь назад.