Спасибо, Пальчик, пожалуй, не стоит. Вряд ли публика отнесется с пониманием к моему кутежу. Да н с гардеробом могут быть сложности.

– Об одежде не волнуйтесь, – сказал Пальчик. – Ханжи уснули, подонки упились, остальным безразлична Я провел годы на склоне холма. Потом стеной тюрьмы. Затем полом на складе. Потом нефом в церкви. Затем хранилищем в банке. Потом школьными воротами. Затем на свалка. Теперь в человеческом обличье. Скоро – игрушкой для деревенщин фронтира. Голиаф стыдится звездно-полосатой набедренной повязки? Отлично. Оставим этого пидора здесь. Титан не боится изощренных развлечений.

Сопли есть, а сисек нет, как сказал бы Чурба. Ты называешь меня пидором и говоришь, что стыжусь флага? Я даю надежду и эрекцию. Ты предсказываешь катастрофы и страшные вспышки. Я бы сказал, Титана вместо горшка сажали на гвозди. Кстати, он не умеет ходить. Он вообще ничего не умеет, только реветь и портить воздух.

Когда Титан портит воздух, рождается буря. Дети, которых сажают на шипы, учатся орать пулями. Ты несешь надежду? Я – веру. Ты даешь эрекцию фермерам, чтобы они тыкались в тухлый мед? Я напоминаю людям, что их столбы ведут к звездам.

Я даю утешение, муки надежды и прикосновения.

Голиаф завидует существам из плоти и похоти? Тем, кто готов драться за милость камня? Ты продаешь вазелин чмокерам. Я подгоняю ясноглазых, чтоб чмокали поживее и спасали расу.

Иногда слепые глазницы яснее видят предназначение.

Что? Теперь великое предназначение? Разуй глаза, мы компост для Бога. Мы живем на ринге, где стоит ввязываться лишь в один бой. Бросать вызов преградам для плоти и для камня. Широте, долготе, гравитации, ложным горизонтам. Прорыв сквозь радугу подобен попытке к бегству. Титан раскаляется, чтобы разжигать. Строить нацию. Банкротить заводы. И сколачивать миллионы по ходу дела.

– Так, может, сбежим. Мне осточертел этот потный дом, – сказал Пальчик. – Хотите выпить?

Что за извращенное пророчество! Прости, что я все это слушаю. Куда бежать? На землю без любви? Я знаю, вчем мандрагоровый корень твоего пессимизма. Инструмент Титана не поврежден, но не был в деле. Гранитному девственнику не постичь мудрость оргазма. Когда кончишь, любая судьба ощущается иначе. Пара царапин на палке смягчат твое мировоззрение. Я всеми руками за строительство империй и путешествия к звездам. Но может, все-таки удастся выпить из ковша Медведицы, не разбив ее чашку?

Камень, увязший в трясине плоти? Что за извращение! Сюжет для трагедии. Или комедии. Есть между ними разница?

– Смех и слезы – не одно и то же, – вступил Генерал. – И я не знаю, какое искусство выше. Короче говоря. Голиаф думает, что Титану надо потрахаться. Может, он и прав. Загвоздка в размере. Ну, не отчаивайся, вдруг найдешь что-то подходящее. Я вот нашел, а мое неравенство в худшую сторону. А что, если построить тебе жену? Громадную такую кралю, поставим в гавани, а вместо бус будет Бруклинский мост. С этими лапочками все иначе выходит.

Если я снизойду до плотских утех, моей партнершей будет гора, а не доярка.

– Увы, все мы учимся компромиссам, – сказал Пальчик. – Так идем или нет? Бутылка пуста.

От каменного хруста Генералу пришлось зажать уши. Ухватившись обеими руками за собственную ногу, Титан вывесил ее за край гроба, Затем, используя бедро как опору, перекинул все остальное тело через изогнутые медные перила. Как-то умудрился приземлиться на ноги. Встал посреди ринга и ударил себя в грудь.

Звук получился унылый, как весть о смерти в детском приюте. Голиаф со стоном сел, затем проломился сквозь стенку ящика. Он выбрался из дыры, которую сам же пробил в полу, и поковылял к Титану.

– Полегче, ребята. Первые шаги самые трудные, – предупредил Пальчик.

Каменные люди сошлись там, где на брезенте оставила багровое пятно кровь Костомола Брайана. Скала ударилась о скалу. Полетели обломки, как зернышки перца. От мощи этой битвы содрогнулся боксерский зал Джо Секиры. Монументы прорывались сквозь канаты, рушили сиденья, крошили в порошок колонны и арки.

– Куда это годится?! – закричал Пальчик. – Сейчас вы гут сцепитесь и оставите Черному Барсу груду камней. Соглашайтесь на ничью, или я ухожу один. Я вам вот что скажу. Стоит публике только прослышать, что вы не умеете обуздывать свой нрав, и как актерам вам конец. Ну кто пойдет на такое шоу? Возьмите хотя бы «Белла и Бимпо»? Отличная команда, чудеса на трапеции. При этом лживы, грубы и бесцеремонны. Однажды в Кливленде их желчи хватило на то… Я что хочу сказать, мы тут с вами – три жулика, у нас жопы башмака просят, вот вам еще одна причина уплотниться.

Жулики? Какие жулики?

– Вы что, газет не читали? А, ну конечно. В общем, парни, вас раскололи. Вы оба – самодельные штучки. Головешки от бенгальских огней. Видите, у нас с вами много общего.

Я воистину ничего не знаю о жуликах и штучках. И пожалуйста, не льсти себя надеждой, что ты можешь составить нам компанию иначе, чем с нашего общего великодушного соизволения. Если мы решаем поделиться нашим предвидением и время от времени одариваем кого-то расположением, это подразумевает простую благодарность, а отнюдь не фамильярничанье. Знайте свое место, сэр.

Первые разумные слова, которые ты сказал.

Генерал расколотил бутылку о голову Титана Он запрыгал по рингу, молотя, как Барс, кулаками воздух.

– С вами говорит атлетичный и высокомобильный американец. Теплокровное млекопитающее. Углеродсодержащая жизненная форма и венец эволюции. Талант, способный бороздить океаны. Вы – жалкие сноски истории, изжитые иллюзии.

Это непереносимо. Мы исполины. Ты помнишь триумф? Мы помним ледники. Мы старше и мудрее самого времени.

– Тогда почему я чувствую себя старше вас? – поинтересовался Мальчик-с-Пальчик. – И только мне из нас троих хватает мозгов сообразить, что бутылка пуста. А потому хватит тратить мое время. В городе полно кормушек. Вы со мной или нет? Думайте быстрее, поскольку нам всем пора на помойку и скоро заявятся мусорщики.

Исполины расцепились, разогнулись и спокойно проследовали за Пальчиком через боковую дверь. Они прошли по переулку, затем по серой улице, потом в мерцание ночи.

Несуразное трио зашагало по Блумингдейл-роуд к Бродвею. Элегантная дама в горностаях, оторвавшись от своего эскорта, преградила Генералу путь.

– Это крошка Мальчик-с-Пальчик? – спросила дама. – Какой хороший знак. Не дадите ли автограф? – Она подтянула вверх подол.

– С удовольствием, – сказал Пальчик, выписывая мизинцем свое имя у нее на бедре.

Зачем этой женщине понадобилась твоя подпись?

– Потому что меня все знают. Мое имя доказывает, что я там был. Для этой женщины моя подпись – сокровище, будет напоминать, что она стояла рядом с великим.

Два великана, и она выбирает для воспоминаний какого-то карлика?

– Не какого-то карлика. А того самого карлика. Знаменитый отличается от великого, как планета от звезды. Смиритесь с этим. И не дуйтесь. Сперва мы зайдем в «Хоффман-Хаус» заправиться крабовыми ногами и большой бутылкой шампанского. Потом еще куда-нибудь.