– Ну что вы, смелее! – скомандовала Элизабет. – Мы же страховая компания. Неужто вы думаете, мы станем подвергать себя риску в собственном доме? Как можно писать об этом изумительном лифте, не испытав его в полете?

Уступив слабому полу, Барнаби глубоко вздохнул и шагнул в клетку. Элизабет сделала знак лифтеру, чтобы тот отправил гостя на верхний этаж. Когда дверь уже закрывалась, в кабинку влетел запыхавшийся кругленький пассажир.

– Извините, – сказал незнакомец. – Мельница не ждет.

Когда лифт, дребезжа, проскочил четвертый этаж, у Барнаби закружилась голова, он рыгнул и ухватился за поручень. Увидав такую неприятность, служащий остановил лифт между этажами. Барнаби представил, как висит над краем мира на прядке стальных волос.

– Только не вытошните, пожалуйста, прямо здесь, – сказал лифтер.

– Мы выйдем на пятом. Это мой этаж, – предложил толстяк.

– Мне велели доставить его на шестой.

– Посмотрите, какое у него лицо.

На пятом этаже пухлый самаритянин вытолкнул Барнаби из лифта и повел по длинному коридору. Затем отпер дверь матового стекла – рядом с ручкой на ней было выведено по трафарету имя «Оливер Элвершем». В безоконном кабинетике Элвершем усадил Барнаби в кожаное кресло и налил стакан воды.

– Я чувствую себя круглым идиотом, – пожаловался гость. – Мне всегда бывает плохо от высоты.

– По крайней мере, здесь нет окон, и высота не будет вас беспокоить, – сказал Элвершем. – Я недавно у «Справедливых». Тут все мечтают об окнах, чтобы разглядывать далекий горизонт.

– Чем вы занимаетесь? – из вежливости спросил Барнаби.

– Оформляю страхование жизни. Универсальный продукт. Я пока новичок, и в клиентах у меня только родственники. Но я не теряю надежды.

– Страхование жизни давно меня завораживает. – Барнаби проглотил избыток желчи. – Ваша компания ставит на то, что я доживу до трясучки. Я же готов спорить, что умру молодым, и согласен платить за эту привилегию.

– Что ж, бывает по-всякому. Если человек умудряется выпасть из таблицы страхового риска и закончить свой путь на высокой ноте, после него остается хотя бы один плакальщик, чье горе совершенно искренне. Вот скажите, у вас есть полис?

– У меня? Нет. Кто будет бенефициаром?

– Вы, я вижу, не женаты. Молодой холостяк имеет право спросить себя, для чего ему столь обильная страховка. Причина проста. Вероятность. Я имею в виду вероятность того, что вы женитесь и станете любящим мужем и отцом. Контракт, заключенный в молодости, обходится много дешевле. Поверьте моим словам, когда-нибудь вам понадобятся мои услуги, мистер…

Пока Элвершем говорил о неизбежном, Барнаби попивал воду «Справедливых» и думал почему-то об Анжелике Халл. Его забавляла мысль послать этой женщине на Рождество еще один анонимный подарок. Она была сейчас с ним здесь, у «Справедливых», вместе с памятью о том бингемтонском мгновении. Страховка к Рождеству?

– Шон Шеймус Брайан – мое имя. Приятно познакомиться, мистер Элвершем.

– Мне тоже, мистер Брайан. Как я уже сказал, в ваши годы и, смею предположить, при вашем хорошем здоровье стоимость весьма обширного полиса будет минимальной. Планирование будущего – достаточно мудрый поступок, и, если позволите, я могу набросать условия договора. Что до бенефициара, то, кого бы вы сейчас ни избрали, это имя или имена можно легко переписать в соответствии с жизненными переменами. Таковым может стать кто-либо из родителей, брат или сестра, дядя, тетя, кузен, друг, благотворительная организация – кто угодно, чье имя прекрасно послужит вам до поры до времени. Если вы будете держать свой выбор в секрете, у этих людей не появится повода роптать на последующие изменения. А если вам предназначено, упаси бог, умереть, подумайте, какой вы оставите им подарок.

– Вы прекрасный торговец, – сказал Барнаби. – Я подумаю над вашими словами. Но сначала скажите, есть ли тут лестница?

– Полагаю, «Справедливая страховка» выиграет любое пари, какое бы мы с вами ни заключили, мистер Брайан. Я вижу, вы человек благоразумный и осторожный. Да, лестница имеется. Но если вы станете моим клиентом и решитесь вместо лестницы воспользоваться лифтом, ваша поездка на нем будет безмятежной. Я вам это обещаю.

Поставить на кон жизнь Огуречного Царя – слишком оригинальный подарок для чьего угодно рождественского чулка.

– Как насчет медицинского освидетельствования? А оформление сложное?

– Я видел, что внизу вы разговаривали с нашей мисс Элизабет. Как друг семьи «Справедливых», вы получите самую лучшую цену. Мы опустим медицинские формальности. Вполне достаточно вашего слова и подписи.

– Наша сделка должна быть конфиденциальной. По некоторым деликатным причинам я не хочу, чтобы о ней знала даже прелестная Элизабет.

– Понимаю. Никаких проблем. Я не намерен на вас давить или как-то влиять на ваше решение, мистер Брайан, но позвольте сказать, что ровно через пять минут вы окажетесь под надежной защитой. Мне только необходимо знать ваш возраст и ближайший день рождения…

Пока Оливер Элвершем складывал цифры, Барнаби Рак тоже занимался подсчетами. Подлог и риск немалыми деньгами в надежде, что Костомол Брайан не проживет больше года, – поступок вдохновенного безумца. Все то же в благодарность за катание по ковру – поступок, достойный лорда Байрона. Анонимная галантность поднимала Барнаби в собственных глазах до уровня последнего романтика. Как ни странно, страховка в пользу далекой дамы придавала вес его проходящему существованию. И между прочим, всегда есть шанс сочинить из всего этого для Зипмайстера чертовски занимательную историю.

– Когда я к вам пришел, мне было очень плохо, – сказал Барнаби. – Теперь я чувствую себя почти прекрасно.

– Со страховками всегда так, потому я и горжусь своей профессией, – сказал Элвершем.

– Есть от чего. Есть от чего, – согласился Барнаби.

Зима упрятала собственную безысходность, да так ловко, что мысли о весне стали редки, как птичье пение. Снег покрыл долину Онондага. Под его обширным одеялом граждане Кардиффа, согретые шерстью и добрым пламенем, умиротворенные едой и питьем, с душами утихшими и убаюканными, не замечали, как свисают с крыш кинжалы сосулек, и отворачивались от гоблинов, выглядывавших из оконных узоров. Берта Ньюэлл, одна из немногих, узнавала эту серую орду, мешавшую ей смотреть на затверделую землю. Гоблины наблюдали за Бертой, Берта наблюдала за ними. Но рождественский вечер расслабил и околдовал даже ее.

Чурба Ньюэлл развел огонь, накормив перед тем повкуснее свою языческую живность. Даже Шерман, плативший за добро одними неприятностями, получил кость от ноги барашка, послужившей для Ньюэллов праздничным ужином. Изобилие пришло нежданно. Последний урожай уже принес все плоды, какие только мог. Пятьдесят долларов им прислал кузен Джордж, вложив в конверт открытку с волхвами.

Александр Ньюэлл выстругивал корпус клипера «Катти Сарк» и лелеял мечту о море. Оно искушало мальчика, бурля в его голове с той самой ночи, когда Александр помогал взрослым закидывать землей перекрученного каменного человека, а после забрасывал его могилу семенами клевера. Александр снаряжал к далеким берегам просоленные экспедиции и возвращался из своих фантазий с мешками жестоких сувениров.

В Бингемтоне Саймон Халл сидел в своем любимом кресле и курил «Корону». Над сыновьями и невестками проплывали дымные кольца.

Лоретта играла на пианино «Господь наш, маленький Иисус», Бен с Анжеликой пели. В кармане у Бена лежал для Лоретты подарок – стеклянные подсвечники не больше зубочисток. Он представлял, как, увидев их, Лоретта заворкует от радости и, может, в знак признательности выкурит его лучшую сигару.

Праздник захватил даже Джорджа. Он сидел с закрытыми глазами и кошачьей улыбкой на губах. На самом деле он пребывал сейчас в странном месте, у замерзших яслей, где над вылупившимся святым птенцом парили темные глашатаи.