В период со времени публикации «Исследования о природе и причинах богатства народов» в 1776 году и до отмены «хлебного закона» в 1846 году Смит, Рикардо и Кобден заложили теоретические и политические основы новой, глобальной экономики, которая зазвучала через десятилетия после аккорда Кобдена-Шевалье. Протекционисты пророчили катастрофу фермерам, поскольку из-за границы поставлялось дешевое зерно. Сначала этого не произошло, потому что растущее население Европы не давало ценам упасть. Но поколение спустя лавина дешевого зерна из обеих Америк, Австралии, Новой Зеландии и России погребла под собой английских и европейских фермеров. К 1913 году Англия ввозила из-за рубежа 80% пшеницы, но на заре XX столетия ни один англичанин не променял бы промышленного настоящего страны на ее аграрное прошлое.{560},[76]
Зерновое вторжение из Нового Света иначе отразилось на Европе, где с 1880-х годов начались бурные протесты против свободной торговли, которые продлились до середины XX века. А в XIX веке такая реакция на новую, глобальную экономику сигналит веку XXI: хотя свободная торговля выгодна человечеству в целом, отдельно взятые пострадавшие от нее не станут безропотно принимать новый порядок.
ГЛАВА 12.
ЧТО ВЫКОВАЛ АНРИ БЕССЕМЕР?
Если бы люди переносили свои фабрики в Америку или Китай всегда, когда этим они могут сберечь небольшой процент в своих расходах, размер прибыли был бы одинаков на всем земном шаре, а все вещи производились бы лишь в таких местах, где с одинаковым трудом и капиталом можно произвести их в наибольшем количестве и наилучшего качества. Даже и теперь можно заметить стремление к такому положению дел.
Джон Стюарт Милль, 1848.{560}
Балетные прыжки современного международного производства поражают воображение. Бессчетные детали ноутбуков, цифровых проигрывателей и автомобилей создаются, изготавливаются и собираются в различных странах, иногда совершая два и более перелетов через океан, прежде чем их соберут воедино.
Тем, кто считает это признаком современности, следует посетить бывший медный рудник Джером на севере Аризоны. Сегодня в центре этого крошечного живописного туристического городка стоит старая плавильня — немой свидетель легендарного прошлого. Слегка задобрив этот приземистый, уродливый механизм, можно услышать от него замечательную повесть о всемирной торговле в конце XIX века.
Его рассказ начинается в конце Средних веков на самом западе Англии, где корнуольцы и валлийцы стали первыми в горном деле и металлургии. Они производили львиную долю меди, олова и железа Европы. И, что не менее важно, в их шахтах добывали лучший в мире бессерный уголь, незаменимый в плавильном деле. С 1820 года новые, отражательные плавильные печи (в которых пламя и смесь руды и древесного или каменного угля были разделены) начали превосходить возможности шахт Англии и Ирландии. Плавильные заводы импортировали уголь откуда только могли: сначала из Испании, с Кубы и из Австралии, а затем, огибая мыс Горн, из Чили и Аризоны. На обратном пути баржи увозили уголь Западной Англии.
Сонный валлийский порт Суонси с мелкой бухтой, охраняемой опасной песчаной отмелью, был центром международной оптовой торговли. Специфика груза — уголь и руда — и примитивное погрузочное оборудование на обоих концах маршрута требовали от судостроителей вместительности, а не скорости. По иронии судьбы, в Уэльсе, занимавшем первое место по производству и экспорту угля, перевозящие его суда — угольные баржи — продолжали ходить под парусами до начала XX века.
Писатель и моряк Джозеф Конрад ухватил суть торговли после общения с умирающим капитаном в отставке:
Он «отслужил срок» у знаменитой Компании медных рудников, делая рейсы между Суонси и чилийским побережьем, — вывозил уголь и ввозил медную руду. Ходил в оба конца с тяжелым грузом, словно бросая вызов великим морям за мысом Горн. Задача эта под силу лишь очень стойким судам и была хорошей школой выносливости для моряков Запада. Этой (давно уже несуществующей) Компании служила целая флотилия барков с медными днищами, с такой прочной деревянной обшивкой и шпангоутами, с такой прекрасной оснасткой, какую вряд ли когда-нибудь можно было увидеть у других судов, и с закаленным экипажем под командой молодых капитанов.{562}
И прибывающие, и убывающие грузы были чрезвычайно опасны. Богатая медная руда Нового Света чрезвычайно плотная, иногда содержание металла доходило до 50%.[77] Если руду перевозить не в специальных ящиках, то она легко может рассыпаться и накренить судно. Кроме того, железо и медь плохо сочетаются, и руда, добравшись до корпуса корабля, могла разъесть гвозди и потопить судно.
По пути из Суонси уголь подвергался еще одной опасности — огню. Склонность угольной пыли к спонтанному воспламенению приводила к тому, что в конце XIX века в среднем шесть из 150 барж в год сгорали в море. Пламя от угля, сутками незаметно тлевшее глубоко в трюме, было почти невозможно обнаружить. Единственной надеждой на спасение было то, что уголь горел медленно и можно было успеть сбросить его в воду или, в крайнем случае, покинуть судно организованно.
Сначала иноземная руда, выгодная ввиду своей чистоты, казалась ответом на молитвы валлийских металлургов. Если владельцы фабрик были особенно удачливы, в руде можно было обнаружить много серебра. Вплоть до 1850-х большая часть меди всего мира все еще выплавлялась в Уэльсе.
В долговременной перспективе Корнуолл и Уэльс едва ли могли надеяться на сохранение лидирующего положения в металлургической промышленности. Их шахтеры, терявшие работу из-за закрытия истощавшихся рудников, давно уже увозили свои таланты за океан. Редко на какой шахте Нового Света нельзя было встретить «кузена Джека», как называли корнуольцев. В конце XIX века литейщики Уэльса также начали эмигрировать. С их помощью усовершенствованные технологии Америки вскоре превзошли металлургию Старого Света.
С появлением в «медных» районах Монтаны, Юты и Аризоны железной дороги возникли новые торговые возможности. Опыт Джерома был типичным. К 1882 году здесь на полных парах шло литье и город стал важным центром как горнодобывающей, так и металлургической промышленности.{563} Качественный валлийский кокс (обожженный уголь) отправлялся мимо мыса Горн в Сан-Франциско. Оттуда железной дорогой в Эшфорк, штат Аризона, где пути заканчивались. А оттуда на повозках, запряженных мулами, последние 60 миль по горам Монтаны в Джером. Там кокс выплавлял из местной руды чистую медь, которую отправляли обратно в Европу тем же маршрутом — все вместе более 32 000 миль, производственный цикл, который впечатляет даже современного производителя компьютеров.{564}
* * *
XIX век принес в мировую торговлю изменения, не сравнимые с изменениями XX века. К 1900 году межконтинентальная торговля как предметами роскоши, так и массовыми товарами стала обычным делом. Вообразите на секунду двух путешественников во времени: первый попадает из 1800 в 1900 год, а второй из 1900 в 2000. Прибывший в XX век уже знаком с мгновенной связью, скоростью пассажирских поездов свыше 60 миль/ч и скоропортящимися товарами, привезенными от антиподов в холодильных камерах вагонов и кораблей. По сравнению с ним путешественник из XVIII века, прибывший в XIX, никогда не видел, чтобы информация, люди или товары перемещались быстрее скорости лошади. Для него сама мысль, что можно купить тюльпаны, выращенные на другом конце континента, или съесть зимой клубнику, привезенную из-за океана, или прочитать новости со всех концов планеты в тот же день, показалась бы фантастикой.
