Человек, который ждал, встал, протянул руку подошедшему и тихо сказал:

— Да хранит вас Бог, начальник. Здравствуйте, Коинос!

— Начальник силен! Здравствуйте, Бастьен! Я совсем промерз. Дайте мне немного вашего кофе и идем. Мы переговорим на тротуаре.

— Пейте!

Коинос взял стакан из рук того, кого называл Бастьеном и кто в Париже был секретарем г. Санглие, начальника полиции. Он быстро сделал несколько глотков и отдал стакан Бастьену, который опорожнил его до конца. За кофе было заплачено заранее, что позволило обоим сообщникам сейчас же выйти.

Выйдя на тротуар, они прошли в тень, остановились в амбразуре наглухо забитой двери и здесь, убедившись, что никто не мог их услышать, сказали в одно слово:

— Здесь нам будет хорошо.

— Бастьен, — сказал путешественник, — ваша телеграмма меня обеспокоила. Я ее получил третьего дня из Леопольдвилля по беспроволочному телеграфу. Я сейчас же прибыл, сделав в 27 часов 5400 километров, разделяющих Космополис от Бордо.

— Вы прибыли на Эклере?

— Да, он планирует в настоящую минуту на высоте трех тысяч метров над бассейном Аркашона: я должен быть на следующую ночь, ровно в двенадцать, на назначенном месте берега между Аркашоном и Тестом. Аэроплан прилетит туда за мной.

— Кто его ведет?

— Альфа. Но говорите, ваша телеграмма больше пугает, чем объясняет. В чем дело?

— Ну, так вот, — сказал Бастьен, — Сэнт-Клер открыл…

— Сэнт-Клер Никталоп, исследователь центральной Африки?

— Да. Он знает, что похищения совершены при помощи пятнадцати аэропланов… Этот кинжал в сердце Жоливе был совершеннейшей глупостью. Он навел на след проницательный ум Сэнт-Клера.

— Глупость наказана. Гамма, который оставил кинжал в сердце Жоливе, расстрелян.

— Отлично.

— И это все? При чем тут в сущности то, что Никталоп…

— Подождите. Прочтите это. Это заметка в «Petit Bleu» из Брюсселя.

Коинос взял бумагу, которую ему протянул Бастьен, и при свете далекого электрического фонаря прочел следующие строки:

— Это ясно! — сказал Бастьен. — И для молодчика, подобного Никталопу, это известие стоит доклада в пятнадцать страниц.

— Ну и что же? — проворчал Коинос.

— Ну, так вот в двух словах. Слушайте хорошенько. Сэнт-Клер, адмирал Сизэра, его адьютант Дамприх, Роже Бонтан, камердинер Сэнт-Клера Тори и Максимильян Жоливе, брат той из молодых девушек, отец которой был заколот Гаммой, в общем шесть человек солидных и решительных, находятся в Бордо.

— А вы, Бастьен?

— Как только мне удалось выведать у Санглие половину секрета экспедиции, я отгадал другую; я заставил прикомандировать себя к адмиралу. Это было нелегко. Но, в конце концов мне это удалось.

— Ладно. И теперь?

— Завтра мы едем на дежурном дирижабле в Браззавиль.

— Но он доходит только до Тимбукту…

— Ошибаетесь! Вот уже четыре дня, как линия продолжена до Браззавиля… В Конго, по приказанию адмирала, который, не забывайте этого, морской министр, готовится экспедиционный отряд: морская пехота и туземные стрелки. Военные аэропланы, обслуживающие колонию, как французские, так и бельгийские, приведены в готовность… Четыре других сложены в багажном отделении дирижабля… С другой стороны радиографические станции Франции и Англии отмечают с некоторых пор, что волны Герца, огромного напряжения, исходят из области Конго… Теряются в догадках. Это раздражает Никталопа, который отлично знает центральную Африку… Раньше чем через неделю он будет в сердце этой страны. Сколько у вас там людей?

— Два! Механики Бретон и Норман! — ответил Коинос сердитым тоном.

— Все уже на Марсе?

— Все… И если бы не вы, я был бы уже по дороге на Марс и плевал бы на Никталопа… Но Оксус хотел, чтобы я не покидал земли, не спросив вас, едете ли вы к нам или остаетесь.

— Остаюсь! — ответил ясно Бастьен. — Я предпочитаю удачу на земле приключениям на Марсе… Я не такой завоеватель Миров, как вы…

Шпион произнес слова, которые были его смертным приговором. Он этого и не подозревал. И равнодушный тон, каким Коинос ответил: «Хорошо, вы останетесь», не мог внушить ему ни малейшего страха.

Между двумя людьми наступило молчание.

— Что вы намерены делать? — спросил Бастьен.

— Помешать во что бы то ни стало Никталопу доехать до радиомоторного поста ранее, чем через полные десять дней. Мне необходимо это время, чтобы исполнить волю Оксуса и возвратиться на остров Аржир… А потом, что мне экспедиция адмирала… Пост будет разрушен в полночь десятого дня… У нас теперь 8 октября, это будет, значит, 18-го… Послушайте, Бастьен! Вот мой план… Как называется дирижабль?

— Жиронда.

— Есть там еще свободные места?

— Нет, но на всякий случай я удержал две каюты, одну на имя маркиза де-Вриаж, финансиста, другую на имя г. Девиспонтена, промышленника, и…

В эту минуту с грохотом подошел поезд, заливая перрон светом своих вагонов.

— Идите! — сказал Коинос, просунув руку под локоть Бастьена.

Они отошли, продолжая тихо разговаривать и скоро скрылись во мраке за зданиями, примыкавшими к вокзалу. Через четверть часа, когда они появились снова на перроне, поезд уже отошел.

— Итак, решено, — сказал Коинос, — я отправлю аэроплан без себя, а сам сяду на дирижабль.

— Переодевшимся и загримированным, а? Потому что Сэнт-Клер вас знает… Не забудьте, что вы были соперниками в землях Африки.

— Будьте спокойны, дорогой Бастьен; вы меня и сами не узнаете. И как только Жиронда пустится в путь, мы начнем действовать.

— Черт возьми!

— И при первом же случае мы бросим Никталопа за борт!

— Я немедля найду этот случай.

— Во всяком случае не надо, чтобы Никталоп приехал в Браззавиль. Что касается экспедиции адмирала, то она меня мало беспокоит. После исчезновения Никталопа, никто не сумеет открыть поста раньше 18 октября… а тогда найдут только развалины.

— Конечно, дорогой Коинос. Это доставит много огорчения m-lle Ксаверии, которая, как мне казалось, особенно благоволила к Сэнт-Клеру!.. До завтра, Коинос, на Жиронде. Не забудьте, что вы Девиспонтен. Ах, да, чуть не забыл, вот ваши документы, они могут оказаться необходимыми. Я их сфабриковал собственными руками в конторе моего патрона г. начальника охранной полиции. Одна для Девиспонтена, другие для г. де-Бриаж.

Коинос сунул в карман бумаги, которые передал ему Бастьен.

— До завтра, Коинос, на дирижабле! Я возвращаюсь в отель.

— До завтра. Да хранит вас Бог, начальник.

— Начальник силен.

И с этими словами сообщники расстались. Коинос вошел в зал вокзала, а Бастьен направился к выходу, отдал свой перронный билет служащему и вскочил на одного из извозчиков, стоявших перед вокзалом. Сказав адрес кучеру, он надвинул еще более фуражку на глаза, поднял до ушей воротник пальто и пробормотал:

— Наконец-то я буду богат и силен!.. Отправив на тот свет Никталопа, я схожу в Тимбукту, сажусь на обратный дирижабль, захожу во Французский банк с чеком, который должен мне дать Коинос. И… да здравствует широкая жизнь!..

Одну минуту он оставался в задумчивости, затем мысли его перешли на другой предмет. Он посмотрел на часы.

— Пять часов. Надеюсь, что все еще спят, и никто не увидит, как я войду.

Почти в ту же минуту коляска остановилась перед швейцаром, который как раз открывал дверь; Бастьен вбежал на лестницу.

Повернув по коридору, он толкнул дверь своей комнаты, которую оставил полуоткрытой, и бесшумно вошел, пробормотав: