В полдень 11 октября, мадам Рондю, достойная гувернантка Христианы Сэнт-Клер, ожидая возвращения ее, ворчала в продолжение первых пяти минут; затем ею овладел непродолжительный припадок гнева; затем она побледнела от беспокойства; потом заплакала от страха. Она чуть не свалилась в обморок в 4 часа пополудни, когда старый слуга Баптист вернулся после безрезультатного обыска всех окрестностей перекрестка Девяти дорог. В половине пятого мадам Рондю в слезах, а Баптист в ярости, пошли дать знать полицейскому комиссару в Сен-Жермен о необъяснимом исчезновении Христианы Сэнт-Клер.
В течение всей ночи, комиссар, в сопровождении двадцати агентов, всех лесников и сотни обитателей Сен-Жермена, производил поиски в лесу.
В 12 часов утра, не открыв никаких следов, он решился вскочить на моноплан и лично доложить обо всем г-ну Еннион, префекту Парижской полиции.
Телеграф, радиотелеграф и радиотелефон возвестили всему прокурорскому надзору Франции и всем полициям Мира об исчезновении девицы Христианы де-Сэнт-Клер. При этом в сообщении значилось, что исчезновение это находится в связи с событиями ночи с 17 на 18 сентября.
На следующий день, 13-го, в полдень, г-н Санглие, начальник сыскной полиции, явился к г-ну Еннион и, не говоря ни слова, положил перед ним письмо и телеграмму.
В письме заключалось следующее:
Комиссариат полиции в Сен-Жермен.
13 октября, 10 час. утра.
«Господин начальник сыскной полиции!
Честь имею донести, на всякий случай, что мадам Рондю, гувернантка девицы Христианы Сэнт-Клер, исчезла в эту ночь. Стекло в окне ее комнаты было вырезано. С другой стороны следствие выяснило, что наркотическое средство было вчера вечером примешано неизвестной рукой к вину за обедом г-жи Рондю и слуге Баптисту, которого я нашел спящим и который еще не проснулся.
Продолжаю следствие.
Агент-авиатор, который доставит вам это письмо, ждет приказаний.
Комиссар полиции».
Что касается телеграммы, то написанная сложным шифром для секретных и конфиденциальных сообщений полиции, она была переведена г-ном Санглие, и вот текст этого странного послания:
Барселона 12–10–8 часов.
Санглие, Охранная полиция. Париж.
«Похищение Христианы, могу дать точные сведения. Приезжаю сюд-экспрессом. Сохраните в строгой тайне мое существование, мое вмешательство и прибытие.
Бастьен».
— Вот странно! — сказал Еннион. — Разве Бастьен не входит в состав экспедиции адмирала Сизэра?
— Да, господин префект.
— Неужели эта экспедиция в Барселоне? Это невозможно! Они уехали 9-го на Жиронде и министр колоний получил вчера радиотелеграмму из Браззавиля, где губернатор сообщает, что экспедиция отправилась дальше вглубь Конго.
— Может быть Бастьен сошел в Барселоне, которая лежит по пути следования Жиронды, — сказал г-н Санглие.
— Возможно. Но это не менее удивительно… Подождем.
Гг. Еннион и Санглие были бы еще более удивлены, если бы знали, что Бастьен, как труп, был отправлен из порта Пальма в зал для вскрытий медицинского факультета в Барселону. Но они этого не знали.
— А исчезновение мадам Рондю? — сказал Санглие.
— Ба! Это еще новая история! Садитесь на аэроплан агента-авиатора из Сен-Жермена и посмотрите сами… Все это дело, кажется, ведется людьми, которые много сильнее нас… Видите ли, в полицейском деле случай это лучший помощник… На этот раз случай называется быть может Бастьен… Подождем Бастьена! Не хотите ли сигару, они великолепны.
— И без акциза — сказал Санглие, громко захохотав.
— Конечно!
Через два часа, Санглие вернулся из Сен-Жермена; он не узнал ничего сверх того, что было уже известно полицейскому комиссару этого симпатичного города. А это было не много.
Взбешенный начальник полиции не оставлял своего кабинета, решив дождаться прибытия Бастьена. День тянулся монотонно… Санглие принимал инспекторов, читал телеграммы из Франции и из-за границы; пришел изобретатель, предлагавший аппарат собственного изобретения для анализа атмосферы тех мест, где совершено преступление; каждый человек, по его словам, имеет свой особый запах, по которому легко напасть на следы преступления. Санглие спрашивал себя, не послать ли изобретателя в больницу, но потом вежливо простился с ним, сунув ему в руку сто су… Изобретатель рассыпался в благодарностях и три раза побожился, что как только приготовит аппарат, сейчас же поднесет его в подарок начальнику сыскной полиции.
Прошло еще два часа. Справившись с путеводителем, Санглие убедился, что сюд-экспресс должен был уже прибыть в Париж. Куда же девался Бастьен.
Наконец, вошел мальчик, в сотый раз после полудня, и приблизившись к начальнику, таинственным голосом доложил:
— Пришел какой-то господин, который не хочет назвать себя. Он поручил только доложить вам, что он прибыл из Барселоны…
— Проси! — прервал его Санглие.
Мальчик вышел и вместо него появился какой-то очень бледный субъект с великолепной светлой бородой, с глазами, скрытыми зелеными очками; он опирался на крепкую палку. Вид у него был крайне истощенный…
Когда дверь за ним закрылась, Санглие сделал несколько шагов на встречу ему и, схватив этого мертвеца за руку, воскликнул:
— Это вы?
— Это я! — ответил человек. — Говорите тише, прошу вас.
— Бастьен? — прошептал Санглие.
— Бастьен; заприте дверь на ключ.
Начальник полиции запер на ключ обе двери кабинета и, вернувшись к столу, увидел на нем белокурою бороду и синие очки. Он поднял на пришедшего глаза и не мог удержать крика:
— Но вы же совсем мертвец!
— Я был им на самом деле! — прошептал, задыхаясь, Бастьен, с закрытыми глазами, падая в кресло. — И когда воскресаешь, черт возьми, на лице остается некоторое время отпечаток того Мира…
Его истощенное лицо было мертвенно бледно, а провалившиеся глаза блестели лихорадочным блеском.
— Так вы были мертвы? — прошептал озадаченный Санглие.
— Почти. То есть я был в каталепсии. А вы знаете, что каталепсия дает человеку все наружные признаки смерти. Я вам расскажу мое приключение, когда у нас будет время. Сегодня у нас есть дело поважнее. Но, скажите, нет ли у вас стакана рому? А то я чувствую, что упаду в обморок.
Санглие бросился к шкафу, открыл его, налил рому в стакан и поднес его к губам Бастьена, готового действительно упасть в обморок.
Когда стакан был опорожнен малыми осторожными глотками, Бастьен поставил его на угол стола и несколько окрепшим голосом сказал:
— Вы ничего не открыли?
— Ничего.
— Похищение Христианы Сэнт-Клер не сопровождалось никаким другим событием?
— Исчезла мадам Рондю, гувернантка Христианы.
— Когда?
— В эту ночь.
— Нет каких-либо указаний?
— Ничего.
— Хорошо. Потрудитесь сесть на ваше обыкновенное место, берите перо и стенографируйте все, что я вам скажу, чтобы ничего не было забыто, в случае если меня убьют.
— Вас убьют! — вскричал пораженный и несколько испуганный Санглие. — Но кто, здесь, в моем кабинете?
— Ба! — сказал Бастьен, пожимая плечами. — Почем я знаю, что вы не из их союза?
Начальник полиции задрожал и, не прибавив ни слова, бледный, с руками дрожащими от нервного возбуждения, уселся в бамбуковое кресло, подвинул к себе пачку министерской бумаги, взял перо и просто сказал:
— Говорите. Я готов.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Через Миры
I
Никталоп, вперед!..
Выйдя из шлюпки Кондора, Сэнт-Клер и Максимилиан Жоливе шли без перерыва до восхода солнца.
Под огромными деревьями ночь была непроницаема. Но глаза Никталопа легко проникали во тьму, или скорее тьма для них не существовала. Ориентируясь каждые четверть часа с помощью превосходной карманной буссоли, Сэнт-Клер быстро подвигался, находя без колебания дорогу среди лабиринта тропинок, проложенных дикарями и дикими животными. Что касается Жоливе, глаза которого не обладали невероятною зоркостью глаз Сэнт-Клера, то он прикрепил себе к куртке на груди электрическую лампочку, бросавшую свет на спину Сэнт-Клера. Маленькая световая звездочка, танцевавшая на спине Сэнт-Клера, служила Жоливе путеводной звездой, за которой он шел эластичным и уверенным шагом с карабином на плече.