А Ксаверия и Ивонна и не подозревали присутствия Оксуса, который удалился, чтобы созвать совет XV-ти.

В это время Алкеус и Коинос, как болиды, неслись в междупланетном пространстве со скоростью трехсот тысяч километров в час. Первый, чтобы убить Никталопа и погибнуть вместе с ним. Второй, чтобы спасти его.

— Что должно произойти сегодня? — спросил Сэнт-Клер Нормана.

Бретон ответил:

— Мы не ответим.

Но Норман, бросив нежный взгляд на Максимилиана, который напоминал ему его сына, пробормотал не без колебания:

— Вы сами понимаете, мы не должны отвечать…

Никталоп не смутился этим ответом. Как проницательный психолог, он заметил взгляд, которым обласкал Норман Максимилиана и понял глубокий смысл слов «мы не должны».

Поэтому совершенно спокойно и мирно, почти улыбаясь, он вытащил из ранца пакет с табаком и стал крутить папиросу, говоря:

— Друзья мои, ясно, что то, что должно произойти сегодня, ставит наши четыре жизни в опасность. Вы, я вижу, приносите свои жизни в жертву. Почему бы и нам с Максом не сделать того же?

И повернувшись к молодому человеку, он сказал:

— Макс, я думаю, что если мы сейчас же не уйдем отсюда, то мы живыми не выйдем. Что касается меня лично, то я себя чувствую превосходно и намерен выкурить здесь с дюжину папирос… Поэтому я не двинусь с места… А ты?

— Я остаюсь с вами! — просто сказал Макс, слегка побледнев.

И вот произошло не то, что предполагал Оксус, а то, что должно было произойти по закону природы, которая дает большинству людей чувствительное сердце.

В пять часов с половиной Бретон делал вид, что спит лежа связанным на кровати; тогда Норман придвинулся к Максу и сказал ему на ухо:

— Убирайся мальчик! И беги скорее… Уже немного поздно!..

Макс покачал головой и улыбнулся, встретив ободряющий взгляд Сэнт-Клера.

В шесть часов сорок пять минут Норман выпрямился и открыл рот…

— Изменник! — прошипел Бретон, который не спал и все видел.

Норман упал на подушки. На лбу его выступил пот, глаза блуждали. Никталоп с живым интересом следил за этой трагической борьбой, оставаясь, по-видимому, совершенно спокойным и куря папиросу за папиросой.

Вдруг раздался ясный звон, повторившийся семь раз.

— Нет! нет! — закричал Норман, вскакивая. — Нет! Я не хочу, чтобы мальчик умер!

Несмотря на связанные ноги, он быстро вскочил с кровати и холодно, почти грубо, сказал Сэнт-Клеру:

— Развяжите меня!

— Изменник! — закричал Бретон.

Он уже был свободен. Сэнт-Клер поспешно, тремя ударами ножа, разрезал связывавшие Нормана веревки.

Тотчас же механик с криком бросился в машинный зал.

Прошло пять минут.

Норман возвратился совершенно спокойный.

— Готово! — сказал он уставшим голосом.

Он смотрел на Макса; Макс, чувствуя на себе его взгляд, поднял голову. И в неудержимом порыве они бросились в объятия друг друга.

Первый разнял руки Норман и, повернувшись к Сэнт-Клеру, сказал:

— В восемь часов станция должна была взорваться на воздух и все мы с ней… Теперь я…

— Норман, — прервал его Бретон, — ты остановил радиомотор?

— Нет!

— Хорошо!.. Так как эти господа оставляют тебя на свободе, ты остановишь ток в семь часов тридцать… Пусть хоть половина приказаний учителя будет исполнена.

— Хорошо, хорошо! — сказал Сэнт-Клер. — Норман ничего не остановит… Станция не взорвется: это хорошо. Если в интересах учителя, как вы говорите, чтобы радиомоторное течение было прервано в половине восьмого, то в моих интересах, чтобы это течение продолжалось и дальше.

— Вы правы, — сказал Норман, — потому что вы теперь здесь хозяин… Я изменил раз, чтобы спасти Макса, но больше изменять я не хочу… Если вы меня оставите свободным, я остановлю течение, и предупреждаю вас, что я больше не отвечу ни на один вопрос. Самое лучшее, что вы можете сделать, это убить Бретона и меня. Этак вы не будете терять времени на лишние допросы и на присмотр за нами.

— Мой милый, — сказал Сеит-Клер, — то, что вы говорите, совершенно основательно… Но убить вас было бы преступлением, а убить Бретона бесполезной жестокостью… Дайте клятву один и другой, что без моего позволения вы не выйдете из этой комнаты.

— Нет! — вскричал Бретон.

Но рассудок взял верх, и они поклялись.

Первое, что Сэнт-Клер захотел наследовать, это был выход из подземелья. Он позвал Макса, и они вместе пошли обозревать станцию.

Едва они вошли в машинный зал, как за ними раздался сильный звон.

— Сэнт-Клер подбежал к аппарату, издававшему звон, и увидел что-то вроде пишущей машины, которая выбрасывала через широкое отверстие тонкую бумагу, развертывавшуюся с неровным постукиванием.

— Ого! — сказал он в полголоса. — Это, должно быть, беспроволочный телеграф.

Аппарат остановился и Сэнт-Клер схватил бумагу, которая была наполнена цифрами без промежутков между словами.

— Как! — вскричал Сэнт-Клер. — Но ведь это шифр адмирала!.. Неужели это он телеграфирует мне с Кондора? Возможно ли это!

Сэнт-Клер сел за маленький столик, разложил загадочную бумагу и стал дешифрировать радиотелеграмму. Между тем как Норман, Бретон и Макс, не скрывая своего удивления, нагнулись над столом.

И вот что он записал дрожащей рукой между линиями радиотелеграммы:

17 октября вечером.

«Я в Париже. С радиодвигательной станции на башне Эйфеля официальным радиотелеграфом через Пальму и Браззавиль, я посылаю эту весть в надежде на то, что Сэнт-Клер в настоящее время овладел станцией и что он получит это послание, которое он один может понять.

Христиана в плену у второстепенных союзников XV-ти, никакая опасность ей не угрожает, пока Тот из Пальмы не узнает о взятии станции Сэнт-Клером. Как только станция будет взята, найти Тота и убить его. Нашел следы Христианы и спасу ее.

Не был мертв, а лишь в состоянии каталепсии.

Сообщите сведения радиотелеграфом А. Г. до востребования, башня Эйфель, шифром Сизэра». Бастьен.

Не веря своим глазам, Сэнт-Клер протянул бумагу Максу и прерывающимся от волнения голосом, сказал:

— Читай! Читай громко!

— Вы знаете Бастьена? — спросил Сэнт-Клер.

— По имени — да, — ответил Норман. — Это был начальник союзников во Франции.

— Он был мертв… его убил Коинос…

— А! — сказал Бретон, не вполне понимая.

— Да, — продолжал Сэнт-Клер радостно. — Я тоже был мертв… По крайней мере, так думал Коинос… Но я и Бастьен, мы живы; а кто действительно умер, так это Тот, о котором мне телеграфирует Бастьен… И вот почему Христиана спасена!.. Понимаете?

И он разразился смехом, молодым, свежим, счастливым, звонким, как звон золота по хрусталю!

Оба механика, бывшие молчаливыми свидетелями этой сцены, ничего не поняли из содержания телеграммы. Они смотрели на Сэнт-Клера с почтительным изумлением и в глубине души у них нарождалось сознание, что этот человек с необыкновенными глазами обладал могуществом, достойным соперничать с могуществом Оксуса.

Между тем бурная веселость Сэнт-Клера окончилась, и важным голосом, хотя глаза его еще блистали искрами радости, он сказал с царственным величием:

— Бретон и Норман, что надо сделать, чтобы ответить Бастьену?

Они были побеждены, сражены, очарованы и захвачены.

— Вот! — сказал Бретон.

— Вот там! — вскричал Норман.

Один открыл створку стенного шкафа; другой повернул ручку коммутатора. Они толкали друг друга, стараясь изо всех сил.

— Вот здесь, — сказал Норман.

— Да! — подтвердил Бретон.

— Я опустил ручку… Ударяйте по значкам, которые вам нужно…

— Хорошо, — прервал их Сэнт-Клер. — Понимаю. Спасибо!

И он дактилографировал в продолжение двух минут…

Когда он кончил, Бретон нагнулся к нему и робко спросил:

— Что вы написали Бастьену?

Сэнт-Клер вздрогнул. Окинув его своим властным взглядом, он спросил:

— Ты со мной?

Бретон вздрогнул, побледнел, посмотрел на Нормана, который был также бледен, и оба они в один голос произнесли;