Молодой человек казался спокойным. Но взор его, ставший твердым, дрожание его губ, напряженность его тела, выдавали пылкость чувств, кипевших в его душе.
Санглие подумал:
— Черт побери! Этот малый, по-видимому, не одного мнения с братом по отношению к XV-ти… Тот не хотел ни изменять, этот кажется собирается с ними бороться.
Бастьен отвечал:
— Приказания следующие: вы нам выдадите пленницу.
— А что вы с ней сделаете? — бросил в ответ Ноэль, тоном, ясно выражавшим протест.
Бастьен сдвинул брови и небрежно сказал:
— Когда приказывает учитель, не спорят, не спрашивают, не отвечают, не думают. Только покоряются. Вы выдадите нам m-lle Христиану Сэнт-Клер. Приказ Тота вам ее поручил, Тот сам ее берет…
— А я, — возразил Ноэль таким же сухим тоном, — а я думаю, отвечаю, спрашиваю и спорю…
— Что это значит?
— Что вы с ней сделаете? Я не выдам Христианы, прежде чем не узнаю этого… Вы не сделаете шага вперед, прежде чем не ответите мне…
Он быстро выхватил револьвер и направил его на Бастьена. Затем, не покидая взорами глаз и рук обоих пришельцев, он продолжал:
— Малейшее движение защиты, и я стреляю!.. Говорите… или сейчас же уезжайте!
Санглие, который знал людей, восхищался Ноэлем Пьеррефор. Полный возмущения, он был в самом деле прекрасен.
Что касается Бастьена, он остался невозмутимым. Потом, улыбаясь, очень мягким голосом сказал:
— Ноэль, если мне скажут, что любовь делает трусом, я отвечу, что я видел человека, который во имя любви встал против самой ужасной власти: против власти Оксуса, властелина XV-ти. Вы пылко любите Христиану. Я желаю вам, чтобы чувства ваши были разделены… Но мы умираем от голода, потому что скоро час пополудни, — а мы не влюблены.
Он подошел к выбитому из колеи Ноэлю, просунул ему руку под его руку, ту, которая не была вооружена револьвером, и дружелюбно произнес:
— Идем завтракать, Ноэль. Вы нас представите m-lle Христиане… Мы не хотим ее у вас похищать… Наоборот, вы останетесь ее стражем более чем когда-либо. Но с этих пор это будет для Никталопа, а не для XV-ти… Ну, идем завтракать!.. Мы объяснимся после десерта!
И он повлек Ноэля по лестнице.
Смеясь от всей души, Санглие следовал за ними в полном восторге от того, что любовь хотя один раз стала помощницей полиции.
А на другой день Бастьен и Санглие уехали одни. Они оставили в замке Христиану с Ноэлем, но с Ноэлем совершенно преданным Сэнт-Клеру и ожидавшим, чтобы обстоятельства позволили ему просить руки Христианы у ее брата. Дня два спустя, пользуясь банальным способом передвижения железной дорогой, управляющий Баптист сел в Париже в поезд, отходивший на Сен-Флюр, где ожидал его слуга из замка Пьеррефор, чтобы отвезти его к m-me Рондю.
А 22 октября, Франц Монталь, побежденный, появился снова на свет Божий и, не боясь более XV-ти, снова принял на себя ведение дел всемирного аэрогаража.
II.
Того же 22 октября, г-н Санглие принимал молодого человека, на карточке которого значилось: Дамприх, лейтенант флота.
На другой день, 23 октября, тот же Дамприх получил аудиенцию у военного министра, генерала д’Амад. Все помнят последствия этой аудиенции.
Через неделю 3000 человек, избранных унтер-офицеров и солдат, под командой тридцати офицеров и полковника Буттио, улетали на трехстах десяти военных аэропланах, из различных гарнизонов Франции и Алжира. На четырех добавочных аэропланах следовали: на одном Ноэль де-Пьеррефор, Христиана и Бастьен; на другом астроном Фламмарион и два молодых инженера, на третьем Морис Реклю, Анри Франсуа, специальный корреспондент газеты «Matin» и молодой Блерио, сын знаменитого авиатора; наконец, на четвертом лейтенант Дамприх и механик Норман.
И на закате солнца, 3 ноября, триста четырнадцать аэропланов спустили своих 3042 пассажиров, в том числе одну женщину — Христиану, на эспланаду радиодвигательной станции в Конго.
С утра следующего дня принялись за работу, под командой полковника Буттио и под техническим наблюдением лейтенанта Дамприха…
Принялись за работу в ожидании известий от Сэнт-Клера и его спутников, уехавших на Марс.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Никталоп против XV-ти
I
Казнь
На Марсе события шли совсем не так, как на то наделся Сэнт-Клер.
Когда ему позволили выйти вместе с Коиносом из залы; среди XV-ти, собравшихся на судилище, воцарилось тяжелое молчание, полное изумления и размышлений. Но изумление не всегда располагает человеческую душу к справедливости и великодушию.
И в молчании раздались слова Оксуса:
— Братья, вы слышали предложения Никталопа? Решайте!
Тогда поднялся один из XV-ти. Под его капюшоном чувствовалось яростное движение, а глаза его, видимые через миндалевидные отверстия, метали искры.
— Предложения Никталопа благородны, ловки, лестны, с одной стороны, с этим я согласен! — сказал он плавным тоном. — Но к чему нам союз с ними? Душа Никталопа сильна, но эта сила может перейти в действие только при одном условии: если мы это захотим. Если мы не захотим, электрический ток разрушит эту силу вместе со смертным телом, которое она воодушевляет… Итак, вся сила в нас, а не в нем… А мы могущественны сами по себе.
— Если Сэнт-Клера умертвить, его спутники, затерявшиеся на Марсе, погибнут очень скоро. Погибнут и три тысячи человек на радиодвигательной станции в Конго. Два радиоплана, посланные отсюда, с четырьмя братьями, вооруженными электро-зеркалами, быстро сметут людской прах извне и изнутри станции Конго. И снова мы будем единственными властелинами нашей судьбы.
— Что касается женщин, то судьба их была решена на предыдущем совещании. В наших домах они принадлежат нам, а мы в нашем доме и вне его принадлежим учителю. Одно не мешает другому!
— Итак, я подаю голос за смерть Сэнт-Клера. Что касается Коиноса, я три раза подам голос за его смерть, если двух мало.
И человек сел.
Кто был этот человек? Братья знали, потому что узнали оратора по голосу. Но правила вменяли им в обязанность делать вид, что они не знают этого.
Обвинитель Киппер встал и сказал:
— Я перехожу на сторону подавшего голос и поддерживаю его.
— Кто-нибудь хочет еще говорить? — сказал Оксус.
Никто не ответил.
— Все согласны?
Никто не ответил.
Но молчание значило «да».
Тогда Оксус протянул правую руку и сказал:
— Если бы мы были люди земные, я воспротивился бы чувствам, которые заставляют вас, братья, осудить Никталопа. Но мы находимся вне законов морали и человечности. Мы достаточно сильны в действительности, чтобы отбросить всякое общение с этой силой. Итак, Сэнт-Клер осужден. Все пойдет так, как будто его нет в живых. Но я воспользуюсь правами повелителя, точно обозначенными в нашей конституции, которую вы поклялись уважать и исполнять. И я решаю, что Сэнт-Клер Никталоп будет жить еще полных тридцать дней, во время которых вы можете сами, но с тем, чтобы это было единогласно, отменить приговор…
— Да будет прославлен учитель! — сказал Киппер.
— И да будет исполнена его воля! — произнесли вместе двенадцать голосов.
— Что касается Коиноса, он будет казнен немедленно, в присутствии собравшихся XV-ти, полного состава товарищей и десятой части невольников. Сэнт-Клер будет также присутствовать при казни, которая исполнена будет мечем, как то предписывается в тех случаях, когда преступление может быть смыто только кровью. Я желаю, чтобы пример был более памятен… Обвинитель Киппер будет следить за приведением в исполнение моих приказаний. Казнь будет совершена на эспланаде в восточной части моего дворца.
Он встал, движением предписанным ритуалом развел руки и произнес:
— Судилище распущено. Со спокойной совестью, братья, идите с миром…
Через час восточная терраса дворца Оксуса представляла странное и грандиозное зрелище. На трибуне, окруженной рослыми неграми с электро-зеркалами в руках, стояли рядами тринадцать братьев в официальных костюмах из белой фланели, в сапогах зеленой кожи и в колониальных касках. Перед ними Оксус, одетый в красное, занимал кресло с высокой спинкой. Направо и налево от этой трибуны товарищи, в числе ста, выстроились двумя рядами. А далее, напротив трибуны, восемь рядов невольников образовали четвертую сторону квадрата. Пятьсот негров-солдат окружали весь квадрат.
