Если Марсиане вас откроют — вы погибли.
А против XV-ти вы не в силах ничего предпринять.
Я жалею вас. К».
— Ни слова о Ксаверии! — сказал Сэнт-Клер.
Вдруг чудесная и смелая мысль, мысль гениальная и ужасная, какая могла зародиться у одного только Сэнт-Клера, загорелась в его мозгу.
Он вытащил живо револьвер из-за пояса и направил его на Альфу, который инстинктивно отпрянул назад…
— Как вас зовут? — спросил Сэнт-Клер, целясь в посланного.
— Альфа.
— Ну, Альфа, дорога вам жизнь?
— Да, — отвечал тот, ошеломленный.
— Коинос хорошо расположен к нам, — продолжал Никталоп. — Он всех нас спас и хочет еще раз спасти. Мне необходимо с ним переговорить… Так вот, если вы не хотите, чтобы сию минуту я вам прострелил голову, вы возьмете меня на ваш авион и отвезете к Коиносу.
Альфа пришел в себя. Он пожал плечами и отвечал:
— Это невозможно.
— Почему?
— Потому что о моем возвращении будет, несомненно, известно в Космополисе. Если я вернусь один, я беспрепятственно проведу авион в гараж, потому что Коинос отвечает за все мои поступки, и судьба его связана с моей… Тогда как если мы вернемся вдвоем — это, несомненно, вызовет подозрение учителя, потому что выехал я один. И как только мы спустимся на террасу дома Коиноса, нас схватят и через пять минут казнят, посредством электричества.
— Хорошо! — сказал Сэнт-Клер невозмутимо. — В таком случае, оставайтесь здесь; я поеду один.
Альфа не мог удержаться от смеха, таким безумным показался ему этот план.
— Но вы никогда не найдете острова Аржира!.. Вы не знаете планеты…
— Я знаю карту наизусть.
— Карта, сделанная на земле, неполная.
— Хорошо, вы дадите мне указания… Я вижу компас на вашем авионе… С ним можно добраться куда угодно…
— Марсиане вас уничтожат!
— Вы же их избегли; вы мне скажете, как это сделать…
— А если я ничего не скажу?
— Мне придется, к сожалению, вас убить, а потом поехать на вашем авионе.
Альфа усмехнулся. Этот Сэнт-Клер показался ему достойным быть одним из XV-ти. Он подумал минуту, потом сказал:
— Коинос велел мне передать вам послание и электро-зеркала, но он ничего не говорил по поводу того, чтобы я пустил вас на свое место. Поэтому можете меня убить, я не уступлю! Моя вина в том, что я был так доверчив и вышел из авиона с голыми руками… Ну, что ж, стреляйте!..
На этот раз пришла очередь Сэнт-Клера восхищаться.
Но он ничем не выказал своих чувств. Он бросил свой револьвер, стремительно ринулся на Альфу, и, обхватив его руками, закричал:
— Ко мне! Тори! Пири! Бонтан!
На верхушке стены началась молчаливая борьба. Приход Тори, Пири и Бонтана положил конец сопротивлению. Альфа был схвачен, связан поясами и уложен как тюк на платформу башни.
— Будете вы говорить? — спросил Сэнт-Клер.
— Нет! — отвечал Альфа.
— Тогда я уезжаю!
— Вы идете на смерть.
Перед своими десятью спутниками, полными удивления, Сэнт-Клер повернулся к авиону.
— Клептон, это электрический аппарат. Ничего особенного, не правда ли?
— Ничего… Подвижные крылья… Они бьют как у птиц..
Клептон уселся и попробовал его действие.
— Это просто. Удивительный аппарат!
— Пири, карту Марса, — прибавил Никталоп. — Я еду, сложи карту и положи ее на сидение.
Он нагнулся, взял четыре черных ящика, привязанных ремнями к сиденью, и передавая их Клептону, сказал:
— Возьмите, это электро-зеркало. Альфа объяснит вам их значение… Кроме того прочтите это письмо Коиноса, когда я уеду… Прощайте!.. Ваши руки, друзья мои!
Под личиной равнодушия Сента-Клер скрывал сильнейшую радость, счастье всемогущего человека. Ведь он направлялся к Коиносу, к Оксусу, к Ксаверии!..
— Наконец-то! — кричал он от всей души.
IV
Загадка страстей
Оксус вернулся в свой кабинета и долго смотрел на циферблат, где стрелки по-прежнему показывали 150. Он сел за свой рабочий стол и пробормотал:
— Киппер останется здесь, чтобы принять жителей земли, если они к нам пожалуют. А я организую экспедицию против Марсиан. Через неделю XV будут на войне далеко от своих женщин…
Покинув товарищей, Коинос вернулся к себе и отправился в помещение Ксаверии. У нее он застал Ивонну. Со времени отъезда Алкеуса, сестры не расставались.
Увидев Ивонну, Коинос подумал, что эта нежная блондинка станет подругой Альфы, потому что Альфа наследовал все права и привилегии Алкеуса. Но он не остановился на этой мысли, которая не представляла для него интереса.
По приглашению Ксаверии он сел перед ней и рассказал все, что произошло в совете XV-ти.
Ксаверия слушала его с возрастающим волнением, а Ивонна смотрела большими, удивленными глазами.
Когда он кончил, Ксаверия протянула ему руки, которые он взял и поцеловал со страстью, полной затаенной печали.
— Вы благородны и добры! — сказала она. — Несмотря на все ваши ошибки и преступления…
— Прошу вас!.. — умоляюще произнес он.
— Хорошо, оставим прошлое… Коинос, вы поступите, как сказали… Так как наш отец умер, вы нас отдадите моему жениху, который будет настоящим братом моей сестре… Вы вернете нас ему?..
— Увы!..
— Я понимаю ваше страдание, друг мой! Вы любите меня, я это теперь знаю… Но сердце мое не свободно, вы это тоже знаете.
Она замолчала, покраснела, потом, освободив свои руки, прошептала:
— Коинос, если бы я не любила Лео, вы были бы достойны…
Он улыбнулся страдальческой, полной гордости улыбкой…
— Ксаверия, не пытайтесь меня утешать бесполезными словами…
— Я думаю то, что говорю…
— Благодарю вас за это… Но если бы вы не думали, вы могли бы сказать это так, что горе мое уменьшилось бы от этого… Ксаверия, перед Оксусом, столь великим, сильным, всеми любимым, я страдал за мои измены, они наполнили меня стыдом и я хотел искупить мой грех перед вами, перед самим собой, принося в жертву мои надежды… Ах! Я знаю, они были безумны… Никогда вы меня не полюбите!.. Но я, наконец, хозяин здесь! Моя страсть, я мог бы удовлетворить ее, отомстив вам же самой, обладая вами, мучая вас. Потому что это тоже счастье, ужасное, безнадежное счастье!..
— Коинос!
— Оставьте! Дайте мне сказать! — прорыдал Коинос трагическим голосом, полным страсти. — Ваша душа была бы мне недоступна, вы бы прокляли меня!.. Но я обладал бы вашим телом, которое… Ксаверия, вы были бы моею, как этот мрамор, который я разбиваю…
Он встал. Резким движением схватил белую статуэтку и бросил ее с силой об стену, так что, не смотря на обои, она разбилась вдребезги…
Но он тут же упал на колени перед Ксаверией, и, спрятав лицо в руках бесстрастной девушки, он отчаянно рыдал и умолял ее:
— Прости меня! Прости меня!
Во время этой пылкой сцены, Ивонна не тронулась с места, не произнесла ни слова. Она дрожала всем телом.
Вдруг сдавленный крик вырвался из ее уст… Она встала, нагнулась над распростертым человеком, над поверженным колоссом. Своими дрожащими ручками, горящими в лихорадке, она прикоснулась к его челу, подняла его голову…
Перед Ксаверией, улыбавшейся загадочной улыбкой, глаза Коиноса и Ивонны встретились и проникли глубоко в бездну…
И странным голосом, таким глубоким, какого у нее еще никто не слышал, Ивонна просто сказала:
— Поди ко мне, Коинос…
Он встал… Обеими руками она повисла на шее у него, вся прижалась к нему и с какой-то безумной настойчивостью сказала:
— Унеси меня!
Он схватил ее, поднял, как ребенка, прижал к своей широкой груди…
Глубоко задумавшись, не улыбаясь более, Ксаверия осталась одна…
V
Сэнт-Клер, Коинос, Оксус
Была глубокая ночь, когда на террасе дома Коиноса из отверстия лестницы появился человек.
Он сделал несколько шагов по гладкому цементу террасы; потом с глубоким вздохом он мягко опустился и лег на спину, положив голову на скрещенные руки… Он смотрел вверх, теряясь взором в небе, где две луны, освещающие Марс, находились в эту минуту на противоположных краях горизонта…
