А принцесса наслаждалась парадным выездом. Пусть смерть уже не за горами, но все это великолепие, в котором она играла видную роль, по праву принадлежало дочери Генриха VIII. Рядом с ней сидела четвертая жена ее отца — одна из шести оставшаяся в живых. Женщины были одеты одинаково, что давало Елизавете очевидное преимущество. Анну Клевскую никогда нельзя было назвать красавицей, и сейчас на ее фоне молодая двадцатилетняя девушка, безусловно, блистала красотой. Они сидели бок о бок в своих серебряных одеждах, очень похожих на те наряды, которые мать Елизаветы привезла с собой из Франции.

На улице Фэнчерч четверо мужчин — каждый из них был около семи футов росту — прочитали оды. На улице Грейсчерч процессия приостановилась, чтобы наряженный ангелом трубач мог сыграть для королевы, а у ворот школы Святого Петра поэт Эдвуд прочел Марии несколько своих стихов. Люди ликовали и уже готовились пировать после того, как они поприветствуют королеву, принцессу Елизавету и молодого и красивого Эдуарда Куртенэ, новоиспеченного герцога Девонширского. Простой народ несказанно радовался бочкам с вином, в изобилии выставленным в честь коронации.

Елизавета вместе с Анной Клевской следовали непосредственно за королевой. «Наверняка, — рассуждала она, — королева не может прохладно ко мне относиться, раз она позволила мне занять такое почетное место в этой процессии».

Елизавета высоко занеслась в своих мечтах, вообразив себя центром всего этого волшебного действа.

И тут она услышала голос Гардинера:

— Здесь находится Мария, законная и безусловная наследница, по всем человеческим и божеским законам, короны и королевского звания нашего королевства Англии, Франции и Ирландии, и всем следует помнить, что этот день назначен по согласованию со всеми пэрами нашей земли для посвящения, помазания и коронации вышеупомянутой самой замечательной из всех Марий. Не послужите ли в таком случае и не выскажете свое желание и дадите свое соизволение на данное посвящение, помазание и коронацию?

И Елизавета вместе со всеми присутствующими закричала:

— Да, да, да! Боже, храни королеву Марию!

Но ей почудилось не «Марию», а «Елизавету».

И пока в честь Марии произносились речи, пока с нее снимали мантию, пока совершали помазание и снова набрасывали ей на плечи отороченную горностаем новую мантию, Елизавета видела на ее месте совсем другую женщину. Когда-нибудь, в один прекрасный день, в одежде из бархата, с короной на голове, со скипетром в правой руке и державой в левой будет стоять она, Елизавета. И это ей, Елизавете, принесут, преклонив колени, присягу вассальной верности эти пэры, и это ей, Елизавете, поцелуют левую щеку. «Боже, храни королеву Елизавету!» — такой крик будет стоять у нее в ушах.

Когда они покинули аббатство, в ликующей толпе Елизавете померещилась одна женщина с бледным и безрадостным лицом и скорбными глазами, которая выделялась среди весело орущей толпы тем, что не кричала вместе со всеми и была печальна на фоне всеобщего ликования.

Может, это была безутешная герцогиня Нортумберлендская?

Елизавета вздрогнула. Вот оно, напоминание о том, как близко катастрофа находится от триумфа.

Спустя несколько недель на холодных улицах люди ждали появления другой процессии. Она являла собой разительный контраст блистательному действу коронации.

Возглавлял ее епископ Ридли, а среди тех, кто шел позади него, находился лорд Роберт Дадли.

Роберт шел с высоко поднятой головой. Он, который жаждал страстей, был даже рад этому унижению и казался беспечным, когда проходил по узким улочкам. Он был ко всему готов. Амброуз, Гилфорд и леди Джейн уже были приговорены и вернулись в свои темницы. Теперь настала его очередь. И что могло теперь спасти одного из тех, кто вступил в заговор против королевы? Ничего не оставалось делать, как покориться судьбе.

Для Роберта не было бы неожиданностью, если бы по возвращении из ратуши в Тауэр его ожидал топор палача. Но его приговорили к ужасной казни, применяемой обычно к предателям: повесить, заживо вспоров живот и выпустив все внутренности.

И все же по своей природе Роберт был оптимистом, — он продолжал надеяться, что его ждет лишь топор. Сын герцога не может погибнуть бесславной смертью заурядного предателя.

Поэтому, по пути в свою темницу, находящуюся в башне Боучемп, он ждал, что процессия свернет на Тауэр-Хилл. Тем не менее, этого не случилось.

На протяжении всего своего путешествия Роберт ощущал на себе заинтересованные, полные сочувствия взгляды женщин, вышедших поглазеть на заключенных. Пребывание в мрачной темнице никак не отразилось на его притягательной силе.

— Какой красивый молодой человек! — говорили в толпе. — Он слишком молод, чтобы умереть.

И провожали Роберта сочувственными взглядами.

Больше других за ним наблюдала одна женщина. Она страстно желала выкрикнуть его имя, когда он поравнялся с ней, но она все же затаилась в страхе, что ее вид может потрясти его. «Какая у него благородная осанка, — думала она, — и какое безразличие проявляет он к своей судьбе!» Именно этого и ждала она от своего гордого Робина.

Когда процессия удалилась, Джейн Дадли упала без чувств на землю.

При дворе происходила перестановка сил. Высказав вначале расположение по отношению к Эдуарду Куртенэ, королева затем отвернулась от него. Многие поговаривали, что причиной тому развратные привычки, приобретенные им во время пребывания в Тауэре. Другие полагали, что он оказался плохим актером и не смог так страстно влюбиться, как пытался это показать, в стареющую женщину. Были и такие, вероятно наиболее осведомленные, которые считали, что перемена в ее отношении к молодому аристократу может быть отнесена на счет тайных переговоров с испанским послом, а также того факта, что Филипп, сын императора Карла и наследник обширных территорий, вдовец.

Французский посланник Ноэлль в обстановке крайней секретности предостерег принцессу Елизавету.

— Слышали ли ваша светлость, что королева подумывает о браке с испанским принцем? — спросил он.

— Да, до меня дошли подобные слухи.

— Ваша светлость должны понимать, что союз с Испанией вызовет крайне негативную реакцию в Англии.

— Королева — хозяйка своей страны и самой себя. Она выйдет замуж за кого ей заблагорассудится.

— В вашей стране многие не примут брак с испанцем.

— Я с такими незнакома.

— А ваша светлость знают, почему королева отвернулась от Куртенэ? Да потому что она догадывается, на какой объект направлены его нежные чувства.

Несмотря на все ее самообладание, глаза у Елизаветы заблестели.

— Не понимаю, что ваше превосходительство имеет в виду.

— Он влюблен в вашу светлость. Он так далеко зашел в своей любви к вам, что не задумываясь отбросит в сторону готовую вот-вот свалиться на его голову корону для одной только надежды на ту, которую получит в будущем.

Елизавета все же почуяла опасность.

— Я ничего об этом не знаю.

— Но другие знают. Они говорят, что, если Куртенэ женится на вас, а вы будете вознаграждены тем, на что у вас есть права, то народ станет более счастливым, чем в том случае, когда мужем королевы окажется испанец.

Ее сердце бешено забилось. Она вновь услышала слова церемонии в аббатстве и крики пэров «Боже, храни королеву Елизавету!»

И тогда она вспомнила женщину, увиденную ею в толпе, и братьев Дадли, ожидающих в настоящий момент наказания за амбиции, которым не суждено было осуществиться.

Ноэлль вкрадчиво продолжал:

— У Куртенэ есть влиятельные друзья в Девоне и Корнуолле. Ваша светлость, перед вами открывается великое будущее.

«Я иду сейчас по лезвию бритвы, — подумала она. — Удержусь на острие — и в конце пути меня будет ждать трон. Но один только неверный шаг — и вниз, к катастрофе, к темнице в Тауэре и на плаху».

Ноэлль мечтал любым путем воспрепятствовать браку королевы Марии с испанцем, потому что это противоречило интересам Франции. Но желал ли он видеть на троне Елизавету? Конечно же, нет! Целью его заговора являлось посеять вражду, которая уберет с пути и Марию, и Елизавету, оставив место свободным для Марии Шотландской. Ее губы сложились в усмешке. Французский посол, наверное, принимает ее за идиотку!