Медленно тянулись дни, полные тревог.

Однажды ночью Роберт пробудился от цокота лошадиных копыт по булыжной мостовой. Он спрыгнул с кровати, крича своим слугам:

— Быстрее! Пришло подкрепление!

По лестнице в гостинице, где он спал, тяжело топали солдаты. Роберт встретил их на пороге комнаты, но это были не те люди, которых он поджидал, они не были людьми его отца или братьев. Двое из них вышли вперед и стали у него по бокам. Роберт оказался один и без оружия.

— Лорд Роберт Дадли, — сказал тот, кто стоял напротив, а за его спиной, на лестнице и в коридоре, и это заметил Роберт, толпились солдаты, — вы — мой пленник.

— Что это значит? — потребовал ответа Роберт. — Как вы осмелились прийти ко мне с таким делом? По чьему приказанию?

— По приказанию королевы Марии.

— Я не знаю такой королевы, — презрительно бросил Роберт. — Я служу королеве Джейн.

— Королевы Джейн не существует, мой господин. Королевой Англии является Мария.

— Мой отец…

— Герцог арестован в Кембридже. Сейчас он находится в заключении в лондонском Тауэре, куда отправитесь и вы и составите компанию ему и другим членам семьи.

Выхода не было.

По дороге в Лондон он понял, что вся страна поднялась в защиту королевы Марии. Непродолжительное царствование Джейн Грей подошло к концу. Ее свергли и вместе с ней свергли и Дадли.

В течение многих дней Роберт размышлял над этими событиями в своей мрачной темнице в башне Боучемп.

В тот жаркий августовский день на Тауэр-Хилл снова собралась огромная толпа.

— Смерть Дадли! — раздавались крики. — Да здравствует королева Мария!

Сорок три года прошло с того времени, как девятилетний мальчик Джон Дадли, объятый страхом и не знавший, куда спрятаться от чувства вины, стоял на Тауэр-Хилл и не смел взглянуть на поднимавшегося на эшафот человека. И на то, чтобы вернуться назад к тому же зловещему месту — почти день в день, — ушло сорок три года. Тогда он поклялся: «Я буду править людьми». И он правил: из сироты без гроша в кармане он превратился в фактического правителя Англии. Он начал с еще более низкой ступеньки общественной лестницы, чем его отец, но поднялся выше.

Даже тогда, когда его вывели из Гейт-Хауса и потащили на эшафот, он отчаянно пытался понять, есть ли у него еще шанс спасти себя. Он находился в конце изнурительного пути. Амбиции, его постоянные спутницы, не позволили ему выбрать иную дорогу. Чтобы удовлетворить требования Амбиций, приходилось не раз переступать через Честь и Любовь, и сейчас Амбиции подсказывали, что нужно все отбросить в сторону, чтобы ему, Джону Дадли, герцогу Нортумберлендскому, спасти свою жизнь и продолжать шагать вперед.

Он уже был готов отречься от королевы, которую сам же и посадил на трон, и присягнуть новой королеве. Раскрыть ей всех ее врагов, служить ей до конца своих дней, даже отречься от протестантской веры — все казалось возможным в обмен на свою жизнь. Его уже почти не беспокоило, что юные Джейн и Гилфорд попадут на эшафот. Только бы он, Джон Дадли, остался жив…

Но было уже поздно. У него нашлось слишком много врагов, которые прекрасно помнили его самонадеянность и завидовали его исключительным способностям, его никогда не заботило, чтобы люди его любили, от них он требовал только беспрекословного подчинения. И теперь бесполезно просить их проявить к нему дружеские чувства.

Зазвонил колокол. Джон Дадли, герцог Нортумберлендский, еще совсем недавно самый могущественный в Англии человек, медленно взошел на эшафот и положил на плаху свою голову.

В башне Боучемп Роберт услышал колокольный звон, людские крики и понял, что его отец мертв.

Принцесса Елизавета лежала в постели в своем доме в Хэтфилде. Она страдала, как уверяла ее прислуга, от нападавшего на нее время от времени недуга. Этот самый недуг почему-то всегда посещал ее в то время, когда она не знала, как себя вести, и уже не раз выручал в затруднительной ситуации.

Кровать, несомненно, была для нее сейчас самым подходящим местом, и недуг послушно вернулся.

Этим утром она получила с гонцом письмо — оно пришло от герцога Нортумберлендского. Ее брат, король, согласно сообщению герцога, желал немедленно повидать свою дорогую сестру. «Ваша светлость должны приехать как можно скорее, — говорилось в послании, — так как король тяжело болен».

Но принцесса, которая всегда инстинктивно знала, кому и когда нужно улыбаться, естественно, имела кое-какие связи. Неимущая по сравнению с могущественным Нортумберлендом, она была богаче его друзьями.

У гонца оказалось еще одно послание для принцессы, тщательно им спрятанное. Для безопасности оно было зашито в его башмак. Написанная Уильямом Сесилом, другом Елизаветы, записка гласила: «Король уже мертв. Нортумберленд планирует посадить на трон Джейн Грей и своего сына Гилфорда и захватить для этого вас лично и вашу сестру. Подчиниться его приглашению — значит отдать себя в руки Нортумберленда».

Потому-то принцесса Елизавета и удалилась в постель, предварительно написав герцогу, что она сожалеет, но слишком тяжело больна и не сможет покинуть Хэтфилд.

Она находилась в опасности и знала это. Но разве когда-нибудь было иначе? Она вспомнила милую Джейн Грей, которую Нортумберленд собирается сделать королевой Англии. Бедная Джейн! Что она знает о роли, ей уготованной? Джейн образованна, но какой смысл в эрудиции, если ей нет применения? Джейн станет марионеткой. Она будет не большей королевой Англии, чем Эдуард был королем. Судьба бедняжки оказалась предрешена, когда она позволила Нортумберленду выдать себя замуж за Гилфорда.

Как только случилась эта свадьба, для Елизаветы уже было яснее ясного, что за нею последует.

Елизавета прекрасно помнила юного Гилфорда. Он был слабовольным человеком. Сама она, будучи натурой сильной, обладала безошибочным чутьем на слабых духом. Другое дело — его брат Роберт. Ей захотелось громко рассмеяться от мысли о том, что он женился на жеманной деревенской девушке. Как он мог так сглупить! А может, и не так уж сильно сглупил? Если бы он не женился на своей неотесанной невесте, он был бы сейчас женат на леди Джейн Грей. И так ли уж завидно было бы его положение? Время покажет, но, в любом случае, Роберт не имел права жениться на деревенской девушке.

Она расхохоталась в подушку, забыв на короткое время о грозящей ей опасности. Какая жалость, что рядом с ней не было ее верной Кэт Эшли. Как бы славно они поразвлекались, раскинув карты… предсказывая судьбу… глядя, не вырисовывается ли что-нибудь в отношении Роберта Дадли (высокого темноволосого короля), как они обычно гадали на Тома Сеймура.

Как глупо думать сейчас о Томе! Она не могла не вспоминать его громкий раскатистый смех, крепкие ругательства и твердые руки. Но теперь Том Сеймур… всего лишь обезглавленный труп. А ведь он чуть не взял ее с собой в могилу, так же, как в жизни хотел взять с собою на трон… на супружеское ложе.

Она никогда больше не должна быть такой слабой, какой показала себя с Томом. Какое счастье, что все это позади. А ведь он мог уговорить ее выйти за него замуж… Тому почти удалось это. Никто больше не соблазнит ее таким образом. Принцесса, стоящая в двух шагах от трона, должна учиться на своих ошибках, и учиться быстро, потому что очень часто времени на их исправление почти не бывает.

И теперь, когда приближалась новая опасность, она не должна забывать о той, прежней.

Она ясно помнила Тома Сеймура и верила, что никогда не забудет его, изящного адмирала в пышном одеянии, который пришел к ней после смерти своей жены Екатерины Парр, напустив на себя великую печаль, и его глаза умоляли ее о снисхождении, сообщая, что он стал свободен.

Но ей нужен был адмирал, который добивался бы ее, а вовсе не муж, чтобы он ею командовал. Елизавета желала, чтобы ее забавляли, приятно возбуждали, вызывая в ее воображении волшебный образ, который, как правильно подсказывал ее здравый смысл, в реальности никогда не совпадает с мечтами о нем.