Сассекс пытался набросить на ее плечи свой плащ, чтобы укрыть от дождя. В порыве отвращения Елизавета сбросила его и ступила наружу. Вода проникла в ее туфли, но она не обратила на это никакого внимания и лишь воскликнула:

— Сюда ступает нога самого верноподданного человека из всех, когда-либо ступавших на эту лестницу. Перед лицом твоим, о Боже, говорю я это, ибо нет у меня иного друга, кроме тебя.

Когда Елизавета проходила мимо башен, многие тюремщики вышли, чтобы посмотреть на нее, а некоторые даже взяли с собой детей. Вид этих крохотных любопытных мордашек успокоил принцессу. Она печально им улыбнулась, и один маленький мальчик, никого не спросясь, вышел вперед и, преклонив перед нею колени, произнес высоким звонким голосом:

— Прошлой ночью я молил Бога о том, чтобы он охранил вашу светлость, и сегодня ночью я буду делать то же самое.

Елизавета опустила руку ему на голову.

— Итак, в этом печальном месте у меня уже есть один друг, — сказала она. — Спасибо, мой мальчик.

Тогда несколько стражников выкрикнули:

— Да хранит Бог вашу светлость!

Она улыбнулась и уселась на мокрый камень, глядя на них почти с нежностью.

Комендант Тауэра подошел к ней и попросил подняться.

— Вам, мадам, — сказал он, — вредно сидеть здесь.

— Лучше сидеть здесь, чем в каком-нибудь другом месте похуже, — возразила она. — Ведь один только Бог ведает, куда вы меня направите.

Но все же поднялась и вместе с теми немногими женщинами, которым разрешили сопровождать ее, позволила проводить себя в Тауэр.

Граф Сассекский все еще шагал рядом.

— Ваша светлость, — пробормотал он, — поймите, мне не по душе возложенная на меня миссия. Будьте уверены, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы облегчить ваше пребывание в этом месте.

— Милорд, — мягко произнесла она, — я не забуду вашей доброты.

Ее провели в приготовленные апартаменты — самые надежно охраняемые в Тауэре; когда всхлипывающие дамы собрались вокруг нее, она почувствовала, как к ней возвращается самообладание.

Итак, сбылись самые мрачные предчувствия. Но мысли Елизаветы были не о тех испытаниях, что ждут ее впереди, а о том, как она себя держала по пути сюда. Заметил ли кто-нибудь, что когда ее вели через Трейторс-Гейт, принцесса чуть не упала в обморок? Она страстно надеялась, что никто не увидел ее страха.

Сейчас Елизавета успокоилась настолько, что оказалась способной утешать бедных женщин.

— Все, что ни случается, все в руках Божьих, — успокаивала она их. — И если меня отправят на плаху, то не английский топор отделит мою голову от тела. Я буду настаивать, чтобы это был французский меч.

Дамы поняли, что принцесса вспомнила свою мать, и зарыдали еще громче, но она сидела, гордо выпрямившись, высоко подняв свою золотистую голову и спокойно смотрела в будущее, которое готовит ей либо корону, либо французский меч.

Роберт мерил шагами свою темницу. Он находился в возбуждении с того самого дождливого вербного воскресенья, когда услышал от охранника, принесшего ему пищу, что недалеко от него поместили еще одного заключенного весьма знатного происхождения.

Он задумался над тем, сколько ему еще оставалось прожить. Увы, юного Гилфорда не стало! Мысль о брате отрезвила его. Отец… Гилфорд… Кто следующий?

Когда над человеком так долго висит угроза смерти, то временами он забывает о ней. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, когда Роберт вернулся из ратуши в Тауэр, постоянно ощущая над своей головой дамоклов меч. Холодное и безграничное отчаяние душило его. Он почти что жаждал приказа отправиться в последнее путешествие.

Но люди вроде Роберта Дадли долго не отчаиваются. Разве он не был баловнем судьбы?! Разве не судьба распорядилась так, что он женился тогда на Эми? Не сделай он этого, разве не он, Роберт, проследовал бы вместо Гилфорда на эшафот, где бы ему вместе с леди Джейн Грей отрубили голову? Ведь его отец наверняка женил бы его на этой несчастной молодой девушке. И чем больше размышлял он на эту тему, тем более убеждался, что ему на роду начертано не такое бесславное будущее.

Наступили пасхальные праздники, а это всегда время надежд. В один из дней охранник, приносивший Роберту пищу, пришел не один. С ним был его маленький сынишка. Мальчик, которому еще не исполнилось и четырех лет, уговорил отца взять его с собой, когда тот пойдет к лорду Роберту. Ребенок стоял и молча разглядывал пленника. Он ничего не говорил, но взгляд его был просто-таки прикован к лицу знатного пленника.

Роберт развеселился. В глазах ребенка он увидел то же восхищение и сочувствие, которое отражалось в глазах женщин, вышедших на улицы, когда он шел из ратуши в Тауэр.

Молодой лорд церемонно поклонился мальчику и произнес:

— Я польщен вашим визитом.

Ребенок заулыбался и отвел взгляд.

— Милорд, — сказал его отец, — он всегда спрашивает, не иду ли я к вам, и умоляет взять и его.

— Я повторяю, — ответил Роберт, — я польщен.

Он бережно взял ребенка на руки, так что их лица оказались на одном уровне.

— А что думает малыш о том, что сейчас видит? — спросил он. — Посмотри-ка хорошенько на эту голову, вряд ли такая возможность будет у тебя когда-нибудь еще. В один прекрасный день, мой мальчик, ты придешь в эту темницу и увидишь другого несчастного пленника.

Губы у малыша задрожали.

— Ведь эта бедная голова, которую ты изучаешь с таким лестным для меня вниманием, очень скоро лишится опоры, на которой пока еще держится.

Охранник прошептал:

— Милорд, он понимает, к чему вы клоните. Это разорвет его крохотное сердечко. Он так любит вашу светлость.

Роберт тут же посерьезнел. Он ласково поцеловал мальчика в щечку.

— Слезы? — сказал он. — Нет, мы не станем проливать слезы. Неужели ты думаешь, что я позволю им обидеть тебя? Да никогда!

Мальчик уже улыбался.

— Никогда! — повторил он.

Роберт опустил его на землю.

— Чудесный ребенок, — сказал он. — Я буду ждать его прихода. Надеюсь, он еще придет?

— Конечно, милорд. Он всегда канючит: «Я хочу к лорду Роберту!» Так ведь, сын?

Мальчик кивнул.

— А мне доставляет огромное удовольствие общаться с вами, — заметил Роберт, улыбаясь.

— У него в Тауэре есть еще один друг, милорд…

Роберт весь напрягся, ожидая продолжения.

— Это принцесса Елизавета, милорд, — добавил словоохотливый охранник. — Бедная леди! Ей так грустно, хотя ей дали небольшое послабление. Ей дозволено гулять в маленьком саду и дышать свежим воздухом.

— Может, и мне позволят время от времени гулять в маленьком саду, — заметил Роберт.

— О, милорд, конечно. Сначала они держали принцессу в строгости, под надежной охраной. Но милорд Сассекс и наш комендант хорошенько поразмыслили и решили дать ей послабление.

— Это означает, что они чрезвычайно дальновидные люди.

— Это как, милорд?

— Они помнят, что в один прекрасный день принцесса может стать королевой. И тогда она не будет добра к тем, кто во время ее заточения не проявил доброты по отношению к ней самой.

Охранник почувствовал себя не в своей тарелке. Ему не нравилась чреватая опасностью беседа. Хорошо этому лорду Роберту, которому нечего терять, ведь его уже приговорили к смерти, но что будет, если его, простого охранника, застанут за слушанием таких речей? Он взял за руку мальчика, готовясь уйти, но Роберт сказал:

— Значит, мой маленький друг навещает принцессу в ее садике, правда?

— О, да. Ее светлость обожает детей. Она сама приглашает их поговорить с ней, и наш юный Билл почти так же предан этой леди, как и вашей светлости.

Роберт снова подхватил мальчика на руки.

— Это должно означать, мистер Уильям, — сказал он, — что вы очень проницательный господин.

Малыш громко рассмеялся, когда его подкинули вверх, но лорду было уже не до игры, и, опуская его на землю, Роберт глубоко задумался.