— Давайте, — сказала она, — я закажу завтрак.

— Мы уже заказали, — ответил Майк, осторожно садясь в кресло. — Знаешь, девочка, у нас имеется для тебя предложение. Не то чтобы привлекательное или интересное, а так… довольно дерьмовое, но что-то подсказывает мне, что ты согласишься.

— Я слушаю.

— Насколько мы поняли, — продолжила Катарина так гладко, словно невидимый режиссер переключил камеру, — ты не спешишь. Итак, почему бы тебе не поработать у нас в магазине сувениров?

— А каковы условия? — спросила Мэгги, стараясь выглядеть американкой.

Старики переглянулись в своей синхронной манере.

— Вообще-то, — сказал Майк, — мы заключили из твоих слов, что ты не нуждаешься. Но пусть, так или иначе, эта сторона вопроса тебя не волнует. Ты видишь, — он как бы извинялся, — лет сорок назад мне несколько раз серьезно повезло на бирже…

— Не прибедняйся, — строго сказала Катарина. — Что значит повезло? Перед тобой, дочка, настоящая капиталистическая акула.

— С зубами на полке.

— Если только с запасными.

— В общем, у нас с Катариной много денег. Очень много. Мы ссудим тебе сколько хочешь, но пусть это будет отдельный вопрос. Наш магазин… он не совсем обычный. Ты увидишь. Там деньги играют очень маленькую роль. Итак, ты согласна?

— Да, — сказала Мэгги.

— Мы выезжаем после завтрака.

— Почему нет?

— Уже на полпути к запруде Гарри Резерфорду удалось-таки быстро оглянуться, и он увидел беса. На сей раз бес был уже не с хомяка, а с хорошего кролика. Цвета он был серебристого, а передвигался на манер капли ртути. Гарри остановился и хорошенько обдумал положение дел. Бес отчего-то преследовал его, не пугаясь ни молитвы, ни креста. С другой стороны, этому бесу покамест не удалось проникнуть внутрь Гарри, и это вселяло надежду. Подумав еще пару минут, Гарри решил было пойти в церковь, но потом ему стало как-то неудобно тащить в церковь за собой этакую дрянь, и он вознамерился посетить кабак. Уж там-то, думал Гарри, бесу предоставится возможность пересесть на кого-нибудь, а может, и вселиться в чью-нибудь просторную и светлую душу с видом на райские кущи.

— Отменно идиотский план, Мак. Самый идиотский план изо всех, о которых я слышал, после быстрой войны в Персидском заливе.

— Согласен, Джимми. Но, видишь ли, бес слегка помутил сознание Гарри, и ему этот план представлялся вполне образцовым. Он добежал до кабака, словно дорога шла под гору, вошел, не прикрыв за собой дверь, как бы приглашая за собой беса, рассчитывая им заразить какого-нибудь пьянчужку, как, прости Господи, ветряной оспой.

— Не говори, Мак. У меня брат хворал ветряной оспой, и у него с тех пор на роже остались рытвины величиной с лунные цирки. Если он чешет свою морду пальцем, палец то и дело застревает в этих дырах по третью фалангу.

— Гарри вошел в кабак, тут его внезапно оставили силы и он плюхнулся на стул. Бес, практически не таясь, свернулся под соседним стулом, как голая собака. Пара стаканов, Гарри смотрит под стул, а там уже обычная собака, только больно черная. Как прачка Нэнси с фермы Гибсонов, видели ее, ребята? Не просто черная, а чернее беззвездной ночи. Черная, как самая сердцевина черной дыры, как кокон мрака и тьмы.

— Иисус! И как смотрела эта собака?

— Билл, ты просто исторический гений. Гарри изо всех своих пьяных сил заглянул в глаза этой чертовой собаке, как соседке под юбку. И, ты представляешь, глаза у нее были печальные-печальные, и она повиливала хвостом. Гарри выпил еще немножко и тоже погрустнел. Он подумал: бедный, бедный бес! никто не любит его, все отгоняют, как говенную муху от именинного торта, а ведь и у него есть разум и какая-никакая душа, а вся его вина в том, что его начальник миллиард лет назад усомнился на секунду. А что если проявить по отношению к этому забытому Богом созданию толику добра, как и ко всякой твари? Что если и он не окончательно потерян для ласки и любви?

— Противные мысли, Мак! Клянусь своей левой ногой, которая уже проросла в Корее каким-то азиатским растением, противные мысли. Они так отвратительно логичны, что голова начинает кивать сама собой, словно в шею вправлен метроном. Но это нельзя, нельзя, грешно так думать про беса.

— Браво, Скотти! Ведь это бес втирался в сердце Гарри Резерфорда. Еще пара кружек, он смотрит, а ведь и не так черна эта собака! у нее на лбу белое пятно в форме Давидовой звезды, и на лапах белые овалы, да и хвост, прости Господи, белее снега. Гарри только не мог разобрать своими осовевшими зенками, стоят у собачки ушки или прижаты, а ведь уши были прижаты, а торчали небольшие рога. А посетители кабака шныряли туда и сюда, гладили этого богомерзкого пса, чесали его за ухом, и все уносили на себе — кто шерстинку, а кто пылинку, потому что бес не материален, это только его прикрытие, типа легенды для шпиона, бес есть чистый дух, а его сколько ни черпай, меньше не станет. Как, например, приехала в деревню цистерна с пивом, и тетушка Сьюзи заорала во всю свою утробу: ХОЛОДНОЕ ПИВО! Сразу пятьдесят человек обогатились этим знанием, да только у нее его не убавилось.

— Не надо, Мак, про холодное пиво. Давай дальше про этого искусного беса. Пока у него все идет по плану.

— Не то слово, Тревор. У него идут дела, как у тетушки Сьюзи в жаркий день зарплаты на заводе Эванса, когда работяги выстраиваются в очередь за кружечкой холодного пивка, и у каждого в пасти горькая слюна чуть смазывает нёбо, а впереди плещется пиво в чужих кружках, как озеро в пустынном мираже.

— Ну вот ты снова свернул на пиво. Учти, Мак, если у меня накопится в пасти слюна, я ее долго беречь не стану. Давай вали про беса.

— Гарри улакался до того, что слил в свою кружку опивки с трех соседних столов, а в этом кабаке, надо заметить, все пили немножко разные напитки. В итоге получилась жидкость мутная, склизкая и с запахом, как лужа на скотном дворе. Но нашему герою Гарри именно этого и надо было. В его мозгу, таком же вонючем, мутном и склизком, это был коктейль из нектара и амброзии, поданный непосредственно в чаше Грааля. И когда Гарри метнул в себя этот нектар, его усталость как рукой сняло, а все члены налились прытью и силой. Он смотрит — а собачки-то и нет. За соседним столом сидит юная мисс, вероятно, поджидает дружка. Симпатичная, кстати, девчонка, с этаким длинным носиком, только… Гарри мысленно подобрал слова… что-то в ее лице собачье. Присмотрелся — нет, нормальное лицо.

— Это не девчонка, Мак. Клянусь военным флотом США, это бес! Экая гадость!

— Гарри спрашивает у девчонки:

— Извините, мэм, вы не замечали тут моей собачки?

Девчонка улыбается ему игриво и говорит:

— А это была ваша собачка?

— Еще бы нет! Я ее вырастил из вот такой вот фиговинки. Я был ей типа отца. Она всем мне обязана.

— Неблагодарное животное. Она ушла с джентльменом из Техаса, которого вынесли три его товарища.

— Ай-ай, какая неприятность!

Гарри шутил таким образом и ощущал себя хитрым, как сам сатана.

— Не знаю, — говорит тут девушка и поджимает свои хорошенькие губки. — Не знаю, не знаю…

— Тут нет большой беды, мэм. Знание никому еще не приносило счастья. Но все-таки давайте рискнем, вдруг я знаю то, чего вы не знаете.

— Не знаю, могу ли я вам доверять. Могу ли я довериться вашей порядочности.

— Если позволите, мэм, я увильну от прямого ответа, а вместо него расскажу вам одну историю, а вы уж рассудите сами, можно ли мне доверять. В шестьдесят шестом году скоропостижно околел мой кот. Но природа не терпит пустоты, и поэтому в моем сарае поселилось семейство мышей. Это были добропорядочные протестантские мыши, но естественный отбор наградил их челюстями специфической формы, так что эти твари вынуждены были постоянно что-нибудь грызть. И вот, в числе этого чего-нибудь одной из мышей попалась подкладка моей черной кожаной куртки, точнее даже, карман. И она оформила в этом кармане чудесную дыру размером с горловину свитера. Вы следите, мэм, за моей мыслью?