— Слушай, Миха! Дай мне эту вещицу на время отпуска, хорошо?
Михаэль Кошенц молча засунул парик за разложенное с педантичной аккуратностью белье и не ответил товарищу. Юнгману и Кернеру хорошо рассуждать, думал он. Они женаты и не знают, что значит получить отказ. Он относил свои сердечные неудачи за счет короткой стрижки, хотя в действительности причина в значительной мере заключалась в его чрезмерной откровенности и резкости. Умный человек, думал он, все предвидит и испробует парик, даже если он выглядит в нем как мушкетер.
«Вместе с братьями по оружию повысим нашу военную мощь и боевую готовность!» — кричали ослепительно белые буквы на красном полотнище. На столе были установлены в круг маленькие флаги стран — участниц Варшавского Договора. Стены зала боевых традиций украшены фотографиями, лозунгами, а также данными о боевой подготовке, об учениях и о победителях социалистического соревнования мотострелкового полка «Шарнгорст». Здесь же висел портрет прусского генерала и военного теоретика в форме начальника штаба Силезской армия Блюхера во время войны против Наполеона за независимость в 1813 году.
В этот час еще не ожидали посетителей. Никто не мешал поэтому трем товарищам, готовившим стенную газету полковой организации Союза Свободной немецкой молодежи. Одним из них был Андреас Юнгман.
Работа несколько затянулась. Толстый ефрейтор из 1-й роты вырезал фотографии из иллюстрированного журнала, молодой бледный очкарик надписывал напечатанные на пишущей машинке статьи, а Юнгман раскрашивал большой лист картона, на который должны были наклеиваться полосы с текстом. Он окунал зубную щетку в красную краску, а затем осторожно проводил по щетине большим пальцем. Места, где намечалось наклеивать фотографии и статьи, он закрывал бумагой.
Три молодых человека в военной форме беседовали друг с другом. Ефрейтор завел разговор о честности и утверждал, что в этом понятии существует большая разница между личным и общественным.
— Если я моему другу или соседу что-то пообещаю и не выполню своего обещания, это будет всеми расценено как постыдное и бесчестное действие, — утверждал он. — На производстве наоборот: я могу давать десять обещаний и не выполнить ни одного, и все же касса со мною расплатится сполна.
— Обман бывает для некоторых даже полезен, — согласился с ним Андреас Юнгман. Он подумал о некоторых примерах из собственного жизненного опыта. — Кто остается честным, у того бывает много неприятностей. Например, в профшколе объявляется набор добровольцев в армию. У нас были ловкачи, которые подавали заявления, чтобы блеснуть. В течение недели у такого «добровольца» уже имеются все необходимые подписи, ему все выплачено, поставлены все оценки, бесплатно выданы водительские права, премия… — Он замолчал и вытер несколько капель краски с рамки стенной газеты. — Мне предлагали все это шесть раз, и только в последний я влез в военную форму. Хотелось испытать, обладаю ли я данными, необходимыми солдату. Должен вам сказать, что мой учитель очень на меня обижался, а семи остальным, подавшим рапорта, он пожелал счастливого пути.
— Бывает, — промолвил бледный парень. Ефрейтор кивнул головой.
— Знаете ли вы, сколько из этих добровольцев стало в конце концов солдатами? — спросил Андреас. Он прервал на время свою работу и посмотрел на обоих собеседников. — Трое! Только трое! Четверо просто увильнули при призыве, когда почувствовали, что это серьезно. Для них обязанность была лишь пустым звуком, не более!
Ефрейтор пожал плечами. Он с любопытством посмотрел на очкарика, который начал орудовать кисточкой с тушью, показывая, что его эти вопросы не интересуют. Никто не взглянул на Андреаса. Между ним и собеседниками как бы образовалась стена.
— Что случилось? Вы что, другого мнения? — спросил Андреас с удивлением.
Прошло несколько минут, прежде чем ефрейтор ответил:
— Если бы каждому за невыполненное обязательство или обещание отрубали палец, то знаешь, что бы произошло? Целые толпы людей бродили бы по планете с обрубками вместо пальцев.
— Многим не хватало бы пальцев на руке, и пришлось бы рубить на ногах, не правда ли? — добавил бледный парень, не глядя на Андреаса. — Мы же живем не в средние века. Иногда, может быть, имеются причины, когда…
Андреас Юнгман опустил зубную щетку.
— Я вас не понимаю, — сказал он смущенно. — Это что же?.. Наобещать с три короба — и в кусты? Вы считаете это нормальным?
— Иногда действительно бывают причины, Андреас, — поддержал бледного солдата ефрейтор. — Семейные обстоятельства, например, или состояние здоровья…
— Я понимаю. Допустим, у кого-то плохое здоровье, и он не может служить в армии. Это может быть. А другие? По-моему, все они недостойные, грязные типы.
Бледный солдат осторожно положил кисточку между флаконов с тушью, вытер тряпкой руки и встал.
— Продолжайте дальше без меня, — сказал он и пошел к двери. Открыв ее, он повернулся и промолвил: — Без такого недостойного, грязного типа, как я.
Дверь за ним захлопнулась. Андреас беспомощно посмотрел на ефрейтора.
— Ты растравил ему душу, парень, — сказал товарищ из 1-й роты. — Он тоже хотел получить отсрочку. У него тогда умер отец, мать сидела дома с тремя маленькими детишками, школьниками. Другой бы попытался улизнуть от службы, а этот нет!
Не успел Андреас что-либо ответить, как приоткрылась дверь. Унтер-офицер Бретшнейдер просунул голову и спросил:
— Шорнбергер здесь?
— Возможно, он в подвале, — ответил Андреас, хотя и не был убежден в этом.
Он знал, что Бруно Преллер ходит туда в свободное время и мастерит миниатюр-полигон, который можно будет использовать в учебных целях. Для этого устройства Преллер даже пожертвовал мотор от своей электробритвы и с тех пор каждое утро орудует кисточкой и опасной бритвой.
«Шорнбергер — и вдруг на общественной работе? Не могу поверить!» — с сарказмом подумал Бретшнейдер и опять исчез.
Андреас был так огорчен случаем с бледным солдатом, которого он неумышленно обидел, что не успел перехватить унтер-офицера и поговорить с ним об отпуске.
— Честное слово, я и не думал его обижать, я не знал ничего о нем, — уверял он ефрейтора. — Это же совершенно другой случай.
— Именно. И если ты получше разберешься, то у каждого человека могут быть свои случаи и свои, непохожие на другие обстоятельства. У каждого, пойми ты это.
Смущенно смотрел Андреас на товарища, сортировавшего фотографии. Он удивился, как эта простая истина не пришла ему раньше в голову. Вдруг он подумал, что за все время пребывания в зале он ни разу не вспомнил о Дорис, и ужаснулся. Кровь прилила ему к лицу. Он больше не мог оставаться здесь.
— Скажи, пожалуйста, ты не сможешь остальные иллюстрации расклеить без меня? — спросил он.
Ефрейтор с удивлением посмотрел на него. Он заметил волнение, охватившее Андреаса, и понял его по-своему.
— Не принимай все это близко к сердцу, парень, — промолвил он успокаивающе. — Посмотришь, завтра он снова придет к нам. Железно!
— И все-таки… — заметил Андреас и посмотрел на дверь. — Итак?..
— Ну ладно, — проворчал толстяк недовольно: перспектива оставаться одному ему не улыбалась. — Но вешать ее завтра будем вместе. Договорились?..
— Договорились, — заверил Андреас Юнгман. Он оставил ефрейтора в полной уверенности, что пошел просить извинения у бледного парня, а сам быстро вышел из зала и пошел искать командира отделения.
Большущая метла поднимала целые облака пыли. На пожилой полной женщине, подметавшей платформу, все серое — широкий длинный китель, платок, даже выбивавшиеся из-под него пряди волос. Усталое лицо, дряблая кожа на руках. Она уже третий раз проходила со своей метлой мимо скамейки для ожидания, с любопытством поглядывая на молодую женщину, которая долгое время просто сидела и смотрела на рельсы. Это не нравилось уборщице. Два-три года назад она видела здесь такую же молодую женщину, студентку. Она была, как говорил потом железнодорожный полицейский, на четвертом месяце беременности. Отец ребенка, студент из Судана, должен был на следующий год возвращаться на родину. В то время в правительственных кругах как раз обсуждался законопроект о разрешении абортов. Студентка охотно бы родила, но она боялась рассердить родителей, опасалась злых языков у себя в деревне и особенно сочувственных улыбок местных лицемеров. Все это в той или иной степени все равно случилось после несчастья, когда девушка прыгнула на рельсы под локомотив.
