— Ангел смерти? Что это еще за хрень?

— Вы… вы что… новости не смотрите?

— Нет, конечно. Что там смотреть? На бесконечные речи о демократии и толерантности? Я этим дерьмом за всю жизнь насытился, работая заместителем директора. Вот и спрашиваю у тебя о том, что в действительности сейчас творится, а не то, что нам впаривают СМИ.

— А, так это у вас семейное, — я тихонько ухмыльнулся себе под нос, вспомнив, как упрекал Кристен в том, что она меня ни разу не видела в новостях. — Ну… в таком случае, сэр, вы действительно много упустили. Сейчас все только и трубят об этом… ангел смерти потрошит своих жертв и… загнал в спортзалы добрую часть населения с лишним весом.

— Не уверен, что понимаю тебя, сынок. Что именно делает этот… ангел смерти?

— На его руках семь убийств. Каждая жертва — это мужчина или женщина с довольно большой массой тела. Шестеро из семи жертв весят более сотни килограмм. Каждую свою жертву серийный убийца сначала оглушает электрошокером, а затем начинает зверски потрошить внутренности… а еще он вырывает с потрохами языки своих жертв. По завершению этой процедуры, маньяк совершает… некий ритуал… он раскладывает на жертве различные продукты питания, создавая таким образом некое… подобие искусства.

— Твою мать, ты это сейчас все серьезно? — глаза Джозефа округлились в неподдельном если не ужасе, то точно удивлении.

— Я забыл еще одну вещь, многие жертвы имеют свой порядковый номер. Убийца вырывает с потрохами их кишечники и выкладывает из него рядом с жертвой одну цифру. Конечно, в убийствах есть различия, но в целом картина примерно такая.

На какое-то мгновение Джозеф отрешенно уставился в пол, будто пытаясь осознать все описанные мною ужасы серийных убийств. Казалось, что он мысленно перебирает все случаи, с которыми ему приходилось сталкиваться в своей практике, в надежде найти хоть что-то подобное. Но, похоже, ничто хотя бы отдаленно похожее так и не пришло ему в голову.

— Боюсь представить, каково это было тебе воочию видеть такое… зверство, — почти шепотом выдавил он из себя после недолгих размышлений.

— Я ничего омерзительнее в жизни не видел… это… это какой-то… хаос, — я вновь поглядел на экран своего смартфона и, не обнаружив там ничего полезного, сделал глоток чая. — Из семи жертв… двое работали в ФБР… одну из жертв я знал лично…

— Черт… двое сотрудников ФБР? И ты лично знал…? Мне жаль, сынок… увидеть такое с кем-то, кого ты знал, — Джозеф потянулся за своей чашкой с чаем, но вдруг его рука задрожала и он передумал пить, вновь откинувшись в кресле. — Да… я и правда отстал от жизни…

— Поверьте, оно и к лучшему, сэр. Это тот случай, когда меньше знаешь — лучше спишь.

— И как успехи с поимкой этого ублюдка?

— Никак, сэр. У нас есть половина отпечатка пальца, от которого никакого толка, и на этом все значимые улики заканчиваются. Это профессионал, не оставляющий после себя никаких следов… а если такое и случается, то пользы от этих следов нам мало.

Несмотря на подрагивающие руки, Джозеф все же решился взять чашку. Сделав небольшой осторожный глоток, словно для успокоения, он вернул чашку на стол и, скрестив пальцы перед лицом, задумчиво уставился в пустоту.

— В 1988-м, спустя четыре года после того как ДНК начали использовать в криминалистике, — медленно произнес он, будто с трудом выкапывая давние воспоминания, — мы имели дело с одним серийным убийцей, который каждой своей жертве посылал конверты с засушенными цветами. Мы пытались вычислить его целый год, но подонок был умен и подчищал за собой не хуже бригады по дезинфекции. Однако он все же попалился на собственной ДНК, которую мы нашли на этих конвертах. Тогда это был далеко не самый известный способ вычисления преступников и он явно не учел подобного фактора…

— Но у нас нет ни единого образца ДНК, сэр…

— Что, вообще ничего?

— Ничего, сэр.

Джозеф не нашел, что ответить и, разочарованно вздохнув, вновь потянулся за полупустой чашкой с чаем. Тем временем за окном неутомимо напоминал о себе сильнейший ливень. Казалось, что с каждой минутой он начинает стучать в окна все сильнее и сильнее, словно нежеланный наглый гость, который вот-вот проникнет через стекло и зальет всю комнату холодной водой.

— Черт, живешь и не знаешь, какому ублюдку взбредет тебя убить, — Джозеф хмуро поглядел в окно, — для одних ты слишком худой, для других слишком жирный. Кому-то не нравится твой цвет кожи, кто-то считает, что у тебя неправильные взгляды на мир. Каждый считает, что он прав, а вокруг одни идиоты…

— Наверное, так уж мы устроены…

— Когда Кристи была маленькой, ты даже не представляешь, сколько раз я лишал ее возможности пойти погулять вечером, запрещал видеться то с теми, то с этими… И все из-за этой работы… как представишь, что с твоим ребенком может сделать какой-нибудь больной извращенец, то всерьез подумываешь о том, чтобы запереть свое чадо в клетке и никуда никогда не выпускать.

— Ну ей с вами все же повезло, — устало улыбнулся я, — не каждый имеет столь осведомленного родителя.

— Не уверен, что она тогда думала так же.

— Кристен… она рассказывала, что недавно пережила… что вы пережили утрату. Она когда вспоминала о своей матери, то мне иногда казалось, что она вот-вот расплачется.

— Да, это… смерть Вивьен стала для нас обоих ударом… но для Кристи это была просто катастрофа, она ее так любила… Вивьен была всем для нее.

— Могу только представить… наблюдать столь длительное время, как постепенно угасает твой близкий… ухаживать все это время… должно быть ужасно. Мне приходилось сталкиваться с раком в своей жизни несколько раз… это, наверное, самая жуткая болезнь из всех существующих.

Я вновь вытянул смартфон и начал набирать новое СМС: «Райан, когда ты уже…»

— Рак? — после недолгих раздумий прервал Джозеф мой набор СМС. — Какой еще рак?

— Ну… а… от чего умерла ваша жена? Кристен вроде никогда не называла болезнь, но я, судя по ее описанию… сделал вывод, что это был рак.

— Рак… нет… это… это была булимия. Проклятие нашего общества… Вивьен весила столько, что к концу своих дней под ней пол начинал проламываться. Конечно, сама булимия едва ли может кого-то убить, но у Вивьен был такой вес… и слабое сердце, которое не выдержало.

Я вмиг забыл о написании СМС Райану и уставился на отца Кристен.

— Були… булимия? Ваша жена страдала от… ожирения?

— Ну… да, булимия. Знаешь, эта психологическая хрень, когда ты ни о чем кроме еды и думать не можешь. И ты все ешь и ешь… Когда-то Вивьен была красавицей, но то, во что она превратилась перед своей смертью… жуткое зрелище, я тебе скажу. Несмотря на столько прожитых вместе лет, я начал ощущать по отношению к ней явное отвращение… но не Кристи… она, похоже, не замечала ее внешности, она любила Вивьен как человека, как свою мать.

— Кристен ухаживала за матерью, наблюдая как чрезмерный вес ее убивает? — я нервно сглотнул.

— Да… Кристи была с ней до последнего вздоха, в отличие от меня… я бы не смог это все вытерпеть. После смерти Вивьен… Кристи прям… не знаю… вроде все та же Кристи, но в ней будто что-то умерло… внутри.

В моей голове что-то вертелось, что-то такое, что вызывало во мне чудовищный страх. Было такое чувство, что однажды я узнал о чем-то ужасающем лично для себя и будто не в силах принять столь жуткую действительность, похоронил эти воспоминания. Я точно знал о чем-то жизненно важном, но пока что не мог вспомнить, о чем именно.

— Что такое, сынок? — обеспокоенно спросил Джозеф. — Ты будто призрака увидел?

Я внезапно вспомнил, как Джозеф упомянул несколькими минутами ранее о своей работе, а точнее, о должности.

— Сэр, простите, вы сказали, что работали заместителем директора?

— Ну да…

— Но в Чикагском управлении ФБР нет такой должности, там есть только должность специального руководящего агента.

— А какое отношение я должен иметь к Чикаго? — Джозеф недоумевающе уставился на меня.