— Что я должен здесь увидеть? — спросил я, не отрывая глаз от фотографии.
— Третий ряд снизу, пятый слева, — холодно ответил Штайблих.
Я отыскал третий ряд и отсчитал пятерых. Пятым человеком слева в официальном костюме с галстуком был Дитер Штайблих. На фотографии он сохранял хорошо узнаваемое железное спокойствие и выделялся на фоне других участников снимка своим ростом, возвышаясь почти на голову над двумя мужчинами в официальных костюмах по бокам от него.
— Что… что это значит?
— Это фото с конференции по нейропсихологии в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, агент Стиллер. Если вы обратите внимание на правый нижний угол, то заметите точную дату и время, когда было сделано фото.
— Двадцать шестое сентября, восемь часов вечера.
— Агент Стиллер, вы читали отчет о вскрытии второй жертвы — Алана Ричардсона? Когда его убили?
— Двадцать шестого сентября, — начал вспоминать я недавно вновь изученные отчеты, — в отчете было сказано, что убийство произошло между семью и восемью часами вечера…
— Вы помните имя судмедэксперта, установившего время смерти на месте преступления?
— Джим Сим… Симмонс.
— Да, это был он. И если вы сомневаетесь в подлинности этого фото, то точно такое же фото можно найти на сайте Калифорнийского университета с такой же датой, а большинство участников конференции знает меня лично и каждый из них может подтвердить, что в момент убийства Алана Ричардсона я выступал с докладом.
— Но вы… вы же… — мой взгляд недоуменно метался от Штайблиха к фотографии.
Доказательство Дитера Штайблиха являлось неопровержимым. Конечно, мне следовало так же зайти на сайт университета, чтобы удостовериться в подлинности фото на все сто процентов и я собирался это сделать… но я понимал, что он не лжет. В этом не было смысла.
В тот же момент я всем своим нутром, словно по инерции отказывался верить очевидному факту: в момент убийства Алана Ричардсона в Лос-Анджелесе, Дитер Штайблих находился далеко от места преступления, занятый совершенно безобидным и общественно полезным занятием. Он никак не мог быть причастен ко второму убийству, а если верно это, то никакая логика не докажет, что Дитер Штайблих виновен в остальных шести убийствах.
Все мои догадки, все мысли о расследовании разваливались на глазах, вгоняя меня в состояние абсолютной беспомощности. Изначально все казалось таким логичным, в редкие моменты я даже поражался своей сообразительности. Казалось, что один я способен думать и видеть всю суть вещей, а все остальные были слепы. Один вышедший из-под контроля обезумевший специальный агент Лос-Анджелесского управления должен был отвечать за зверскую часть убийств, сея хаос. Судмедэксперт все того же управления с огромным опытом за плечами выглядел мозгом этого дуэта, координирующим все действия и, возможно, добавляющим к убийствам некую частичку себя — порядок.
Но все оказалось совсем не так. Первый подозреваемый оказался разочарованным в жизни человеком, ставшим на отчаянный путь. А второй… второй, похоже, неожиданно стал для меня тем, кто вытащил мое заблудшее в иллюзиях сознание в банальный мир реальности.
— Я понимаю, агент Стиллер, — заговорил судмедэксперт, после того, как дал мне несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, — прощаться со своими иллюзиями, в которые вы так свято верили, весьма сложно и болезненно. Но посмотрите в лицо фактам и отбросьте ненужные эмоции. Подумайте головой, агент Стиллер.
— Вы приехали из Лос-Анджелеса как раз перед убийствами Горэма и Седжвик, у вас есть все необходимые навыки, чтобы заметать следы, вы… несколько минут назад вы говори о таких вещах… да вы и ведете себя странно всегда.
— Я знаю. И я не беру своих слов обратно, агент Стиллер. Нравится нам это или нет, но только ужасные события заставляют нас обратить внимание на то, что действительно важно. Частично, я благодарен убийце за то, что он сделал. Я даже могу признать, что считаю убийство лучшим решением проблем в определенном случае. Но я никогда не брал на себя такую ответственность и никогда не возьму.
— Вы… вначале вы упомянули, что… уже знали, что вас это настигнет вновь… что… что вы имели в виду?
— У меня специфическая внешность, для меня это не секрет. Испуганное воображение людей может придумать массу не относящихся к действительности вещей. Ваши обвинения в мой адрес — яркий тому пример. К тому же в последние годы я переживаю не лучший период своей жизни и это сказывается на моем желании общаться с людьми. Однажды меня уже пытались обвинить в убийстве. У меня нет желания вдаваться в подробности, но основными аргументами были слова: «подозрительно» и «совпадение». Обвинял меня детектив Лос-Анджелесской полиции. Это было шестнадцать лет назад.
— Вас удивляет, что люди к вам так относятся? Вы для большинства выглядите… необычным… загадочным.
— Меня удивляет, что люди имеют наглость выдвигать беспочвенные обвинения. Это все тоже невежество. В послевоенное время из-за невежества, породившего массу предрассудков, моего деда — Вольфганга Штайблиха обвинили в фашизме и линчевали. А он был всего лишь бедным фермером, не причинившем за свою жизнь вреда ни одному живому существу.
— Тогда вы впервые и осознали всю опасность невежества?
— Думаю, что да. Мне было пять лет и уже тогда я понимал, что если бы убийцами моего деда руководил не страх, а здравый смысл, то его бы и не убили. Это убийство послужило главным катализатором решения моего отца об эмиграции от всех этих предрассудков как можно дальше, в Лос-Анжелес.
Отдав фотографию Штайблиху, я сделал пару шагов назад, а затем устало облокотился на свободный железный стол и, понурив голову, отрешенно уставился на тело Брэндана.
— Я… я не знаю, что вам сказать, — почти шепотом я с трудом выдавил из себя слова. — Я упрекал своих самых доверенных сотрудников в том, что они слепы и не хотят посмотреть правде в глаза. Я… начинаю вспоминать… перед тем как попасть под обломки здания… я открыто обвинял вас перед Дэвидом и…
— Мне не нужны извинения, агент Стиллер, — Штайблих спрятал фотографию обратно в свой чемодан и посмотрел на меня едва ли не жалобным взглядом. — Они для меня ничего не значат. Лучше освободитесь на мгновение от эмоций и подумайте как следует головой. Найдите того, кто действительно ответственен за серию убийств. Возможно, этот человек и заставил своими действиями людей задуматься, но он наверняка этого не осознает и потому не остановится. Если его не остановить, то он многих лишит возможности исправиться, начать думать своей головой.
— Но я не знаю… у меня закончились варианты… и у нас нет ни одной значимой улики.
— Может, они есть, но вы были настолько ослеплены своими иллюзиями, что не замечали их. Подумайте над этим. Загляните дальше своего носа.
— У меня… есть некоторые мысли, но я их… боюсь.
— Значит, вам придется набраться смелости и признать действительность такой, какая она есть.
Я едва заметно горько усмехнулся наставлениям Дитера Штайблиха.
— Дитер, у меня еще один вопрос к вам… может вам это покажется странным, но… какого цвета ваши глаза?
Судмедэксперт к моему очередному удивлению выразил своим лицом искреннее недоумение от вопроса, а затем переместился под концентрированный свет ламп над железным столом с телом.
— Серые, — ответил он и под ярким светом, падающим на его морщинистое бледное лицо, наглядно доказал это.