Я тяжело вздохнул и отчаянно покачал головой, замечая как мой отец, в полной мере наслушавшись нашего диалога, удалился в сторону своей машины. Отставив в сторону железный стул, я повернулся к остальным слушателям. Судя по их печальным лицам, все чувствовали примерно то же что и я. Кевин, грустно опустив голову, нервно потирал лоб. Отвращение Райана сменилось обычным разочарованием. Джонатан и его команда стояли с такими лицами, будто с треском провалили сегодняшнюю операцию.
Не уверен, чего именно все мы ждали от Виктора Хауэра. В ставшие редкими для меня моменты ясномыслия я, конечно, едва ли верил в то, что Хауэр и есть наш серийный убийца, но последние события меня так вымотали, что я невольно начал выдавать желаемое за действительное. Казалось, еще немного, еще совсем чуть-чуть и мы достигнем своей цели, мы поймаем беглого преступника, выполним приказ директора Миллера и наконец-то восстановим разрушенную репутацию Бюро. Я находил в себе силы только ради выполнения этой цели, хуже того, я верил в то, что это все исправит. Но вот Виктор Хауэр пойман, задача выполнена, моя должность с большой вероятностью сохранена… и что? Что мы имеем?
Разочарованный в жизни некогда честный агент ФБР, которому так осточертела его работа, что он пошел на отчаянные меры в попытке спасти остаток своей жизни. Нет, не этого мы хотели, не к этому мы стремились. Мы хотели поймать серийного убийцу и доказать всем, какие мы молодцы, доказать свою важность и значимость. Мы хотели поймать человека, ответственного за шесть зверских убийств. А мы… у меня такое ощущение, что мы только разрушили жизнь человеку и сделали из него временного козла отпущения, чтобы спасти свои задницы.
— Почему Мартинез тебя покрывал? — я вновь обернулся к Хауэру.
— Потому что я много для него сделал.
— И что это должно означать? Услуга за услугу? Или у тебя на него что-то есть?
— Позвони и спроси его лично. Я и так сделал вам одолжение, сэкономив время и рассказав все то, что вы рано или поздно узнали бы сами. Весь дальнейший диалог только через адвоката.
Мне очень хотелось спросить Хауэра о Дитере Штайблихе, так как они периодически работали вместе. Я был почти уверен, что мог бы выудить из Хауэра хоть какую-то подсказку, что-то такое, за что можно было уцепиться в своих домыслах о Штайблихе. Но момент уже был упущен, а задавать подобные вопросы при таком количестве посторонних было не лучшей идеей. К тому же я чувствовал, что в голове у меня постепенно рождается единственно возможное решение проблемы, вне зависимости от того, что мог бы еще рассказать Хауэр или от наличия новых улик. И не важно кто что скажет о том, что я собираюсь сделать.
— Джонатан, — позвал я, — уведите его.
Глава спецназа в сопровождении своих людей обступили Виктора Хауэра, грубо подняли на ноги и повели в фургон группы быстрого реагирования. Закованного в наручники гиганта провели в опасной близости от меня и я успел поймать его мимолетный смиренный взгляд на себе. Я разглядел его глаза. Они были карие.
Во внезапном приступе ярости я громко выругался и со всей силы пнул железный стул, который с грохотом повалился на асфальт.
— Да, у меня примерно те же чувства, — произнес Кевин, провожая взглядом Виктора Хауэра с эскортом.
— Я этого ублюдка придушу! — тяжело прихрамывая, я направился к дальнему углу улицы, где стоял недавно припаркованный черный джип моего отца с открытым светящимся багажником.
— Кого? — крикнул вдогонку Кевин.
— Стивена Мартинеза.
Находясь в паре метров от раскрытого багажника, Роберт вел беседу в реальном времени по видеосвязи со своим коллегой — заместителем директора Лос-Анджелесского управления ФБР. Пухловатый силуэт Стивена Мартинеза, сидящего за столом, был растянут на большом мониторе, торчащем из багажника. Ему было около пятидесяти пяти лет, но загорелый цвет лица и явно выкрашенные в черный цвет волосы омолаживали его лет на десять. Заместитель директора нервно теребил в руках свой смартфон, а его лицо выражало нескрываемое беспокойство.
— …пока не знаем точно, но есть шанс, что среди невинных гражданских жертв нет, — рассказывал Роберт, — но Стив, это какое-то…
Я повернул большой экран со встроенной камерой в свою сторону.
— Знаете, если бы ваша гнусная рожа была сейчас здесь, а не на экране, — я смотрел прямо в камеру, чтобы на том конце Стивен Мартинез точно видел мой взгляд, — я бы вцепился вот этими руками, — я продемонстрировал свои окровавленные руки, — в ваше горло и душил бы до тех пор, пока не убедился бы, что вы перестали дышать навсегда.
— Агент Стиллер, я прекрасно понимаю ваше беспоко… — начал Мартинез.
— Понимаете?! Да ни хера вы не понимаете! Из-за вас мне пришлось дважды рисковать своей жизнью! Из-за вас все наше управление оставалось в полном неведении! Мы же вслепую работали, не имея ни малейшего понятия о том, что двигало Хауэром! Не смейте мне говорить, что вы что-то понимаете, вы только свой жирный зад в кресле можете протирать!
— Нейтан, успокойся! — рявкнул на меня стоящий рядом отец.
— Все в порядке, Роберт, — спокойно ответил Мартинез, — у агента Стиллера есть полное право злиться на меня.
— Злиться?! Да вас линчевать за такое надо! Объясните мне какого хера вы даже простого намека нам не дали о том, что Хауэр не имел никакого отношения к серийным убийствам и всего лишь превратился в грязного федерала?! Чем, черт возьми, вы руководствовались, проявляя такую безалаберность?!
— Я и хочу вам объяснить, вы просто не даете мне шанса. Если позволите, агент Стиллер… я… должен признать, что я даже надеялся, что вы не поймаете Виктора Хауэра и он спокойно завершит то, что начал… без жертв. Агент Стиллер, вы не видите дальше своего носа. Попробуйте посмотреть на картину в целом. Да, Виктор Хауэр превратился в преступника, да, он грубейше нарушил закон, связавшись с террористами и попытавшись заработать таким образом много легких денег… но Виктор Хауэр за свою карьеру пересажал столько преступников, сколько ни один из сотрудников нашего управления не посадит за всю жизнь. Вы понимаете, о чем я? Виктор был лучшим агентом. А теперь, когда он сам превратился в такого же преступника, то все те, кого он посадил, получат шанс безнаказанно выйти на волю… просто потому что тот, благодаря кому они сидят, теперь не будет считаться компетентным в своей работе… более того, он сам теперь связан с террористами. Все обвинения разваляться в один миг, на нас набросится жалящий рой адвокатов, которые в два счета докажут, что как минимум половина из тех, кого посадил Хауэр, ни в чем неповинные пушистые создания.
Я лишь учащенно дышал, сверля взглядом изображение Мартинеза и, пытаясь совладать с бурлящей внутри меня ненавистью, с трудом переваривал все услышанное.
— Я правда надеялся, что вы его не поймаете, — Мартинез виновато опустил голову, — я с самого начала подозревал, что Виктор просто хотел со всем этим завязать и потому я тайно приставил Горэма следить за ним. Но потом Горэма кто-то убил, Виктор скрылся… и все полетело к чертям.
— Но вы же… вы же обо всем знали… и при этом вы даже не попытались хоть как-то нам помочь!
— Агент Стиллер, давайте будем честны, даже если бы я вам обо всем рассказал, вы что, перестали бы охотиться на Виктора? Это моральная дилемма, агент Стиллер, и смысл ее в том, что по закону мы обязаны наказать преступника, но вот только сделав это, мы практически собственноручно выпускаем на свободу сотню других осужденных. И что прикажете делать в таком случае? Иногда лучше закрыть глаза и пустить все на самотек. Я пытался осторожно намекнуть Роберту о том, что знал. Я думаю, Роберт понимал, почему я так себя веду…
— Это правда? — я посмотрел на отца. — Ты знал?
— Нейтан, я сказал тебе, что я догадывался о сути проблемы, — ответил Роберт, — но я не мог знать всей правды. В любом случае, что это меняет? Каждый из нас делал то, что должен был.
— Вот значит, как ты заговорил? Каждый делал то, что должен был? Это не тебе, черт возьми, отрубили несколько пальцев в музее Гугенхайма! Это не тебе пришлось пристрелить отца и мать ребенка, у которого сегодня день рождения! Не смей рассказывать мне про то, что ты там должен был! Мы половину своего времени угробили, гоняясь за тем, кто не имеет ни малейшего отношения к серийным убийствам! И все из-за вашей херовой моральной дилеммы!
