— Юль, не начинай.
— Что не начинать? — подняла руки вверх и откинулась назад, прикрыв глаза. — Зачем ты здесь?
— Хочу с тобой поговорить, — просто ответил Лёша. — Я просто хочу поговорить о том, что было, что есть и что будет. Это плохо?
— С точки зрения лицемерия, которое ты испытывал на мне, или с точки зрения боли, которую ты мне причинил?
Говорят, самое сложное — это сохранять спокойствие. Оставаться равнодушным, заглушив любые эмоции и чувства. А ещё, очень трудно начать говорить о проблеме. Человек склонен защищаться до последнего, оберегая свои мысли и чувства. Наверное, я смогла бы написать учебник по психологии, но все теоретические познания исчезают, когда остаёшься только ты и та ситуация, что с тобой происходит. И как не старалась, убрать злую иронию обиженной женщины не могла.
А может, просто не хотела.
— Слушай, я не прошу у тебя прощения, потому что простить ты не сможешь, — он не повышал голоса. Смотрел спокойно, с долей грусти. И приходило понимание, что ни черта не понимаешь. Это пугало больше, чем разговор о том, что происходило между нами три месяца назад. — Я не прошу тебя вернуться, потому что ты ясно дала понять, что не хочешь этого. Всё, что я сейчас хочу — это поговорить с тобой, Юль.
— Не надо обращаться со мной, как с маленьким, неразумным ребёнком. Хочешь поговорить? Никто не запрещает. Говори. Я буду слушать, — сложила руки на груди, стараясь не показывать, как сильно они дрожат.
— Ладно. Видимо, большего от тебя пока не добиться, — Волков повернулся ко мне спиной, вытащил полупустую пачку сигарет. Несколько минут смотрел на неё, затем смял и отбросил в сторону, неодобрительно качнув головой. — Я не буду просить прощения, Юль. И дело не в том, что я не чувствую себя виноватым. У меня было три месяца, что бы всё обдумать. Да и друзья твои…
— Не трогай их. Они, во всяком случае, никогда не разрушали моё доверие.
— О, они у тебя воистину бесценные, — сыронизировал Алексей и вздохнул. — Успокойся. Я к тому, что они не давали мне забыть о том, что я сделал. И в чём-то мне даже стоит поблагодарить их. Но просить прощения за своё поведение всё равно не буду.
— Можешь сказать, почему?
Он замолчал. Ненадолго, но всё же. Я могла видеть только его затылок и спину, но напряжённые плечи выдавали его с головой. Алексею тоже было тяжело, но сочувствия во мне так и не возникло. Я устала жалеть и оправдывать его. У меня было три месяца, что бы понять это.
— Не вижу смысла, — наконец откликнулся Алексей. — Ты не простишь. А извинения будут выглядеть, как жалкая попытка исправить то, что уже в прошлом. Но если ты спросишь меня, сожалею ли я о том, что делал, то отвечу — да. Но исправить это я не могу, поэтому и не извиняюсь.
— Интересная логика…
Он перебил меня, ударив раскрытой ладонью по ковру:
— Дай мне договорить, хорошо? Ты не пожелала меня выслушать тогда, просто ушла, не сказав ни слова. Так что дай мне возможность выговориться. Маловероятно, что я когда-нибудь ещё буду в таком состоянии.
— Хорошо, — кивнув головой, сложила руки на груди, теперь уже молча ожидая продолжения.
Не знаю, чего я от него ждала, хотела… Но явно не того, что услышала. И если уж на то пошло, наш разговор мне представлялся совсем иначе.
Только, как известно, мы предполагаем, а Бог располагает. Вот такой вот коленкор.
— Я знаю, что тебе больно. И знаю, что в большей степени виноват в таком положении вещей только я. Но даже если бы можно было вернуть всё назад, не знаю, смог бы что-нибудь изменить в своём поведении или нет. Я люблю тебя, это факт. Но тогда мне казалось правильным поступать так, как я поступал. Возможно, всё дело в том, что в тот момент ещё не нагулялся, а может в чём-то другом… Одно точно, не ценил то, что было рядом. Поэтому всё… Получилось так, как получилось, — он говорил, опустив голову и водя пальцем по ворсу ковра. — Не оправдываюсь. Всё могло быть иначе, доверяй мы друг другу больше. Но у тебя всегда с этим были проблемы. А я просто не хотел заходить далеко.
— То есть по-твоему, это моя вина, что ты спал со всеми, до кого мог добраться?
— Юль, я не оправдываюсь. Да, кобель, козёл, сукин сын… Называй как хочешь. Но ни ты, ни я не можем этого изменить. По большому счёту, возможно, что так было даже лучше. Потому что если бы не это, если бы ты не ушла, я бы так и не понял, как на самом деле тебя люблю, — вздохнув, Алексей подобрался ближе и положил голову на мои колени. Я замерла не зная, как на это реагировать. Пальцы непроизвольно дёрнулись от желания погладить его по волосам, но усилием воли загнала его куда подальше. — Сначала я злился. Когда ты исчезла. Решил, что действительно спишь со всеми, кто попадётся. На тот момент судил по себе, а раз я так… Виртуозно устраивал свою личную жизнь, то почему ты не могла сделать того же? К тому же, ты должна признать, что после той ссоры, когда ты разбила телефоны и уехала к друзьям, твоё поведение стало далеко не идеальным. Никогда не думал, что с таким серьёзным выражением лица можно строить глазки и заигрывать со своим собеседником. Но ты это делала. Ты вообще удивительная в этом плане личность.
— Буду считать это комплиментом, — хмыкнула, вспомнив, как тяжело было оставаться невозмутимой и не послать того урода куда подальше.
— А это и есть комплимент, — устало улыбнулся Волков. — После злости пришла пустота. Всё вокруг напоминало о том, чего больше не было. Твои друзья только усугубляли ситуацию, постоянно напоминая о тебе. И хоть я и пытался забыться, найти другую девушку, они оказались всего лишь блеклым подобием тебя. Правда, заметил это не сразу. И не сам. В тот момент, для меня существовал только мир внутри самого себя. Пустота, в которой не чувствовалась боль от потери. Позже я понял, что это именно она заставляла искать утешения после твоего ухода. Когда Макс вытащил меня из запоя и устроил такой разбор полётов, что соседи едва полицию не вызвали, он высказал мне всё, что думает. Бил чётко, уверенно и точно. Знал, что сказать и как. Я себя в жизни таким дерьмом не чувствовал, как тогда.
— Надо было раньше попросить его устроить тебе разъяснительную работу, — попробовала пошутить, но сама поняла, что вышло хреново. Если вспомнить то время, то вмешательство Максима сделало бы только хуже. Ему и так перепало почём зря.
— Сомневаюсь, что вышло бы настолько убедительно, — криво улыбнулся Алексей и чуть сдвинулся, чтобы не давить затылком мне на живот. В этом жесте почудилась забота, но страх и недоверие тут же развеяли иллюзию. — Я тогда проспался, в порядок себя привёл и пошёл просто прогуляться по городу. Нужно было подумать над тем, что, чёрт возьми, твориться с моей жизнью.
— Помогло? — тихо спросила, не зная, как относится к человеку, которого вроде бы любишь, но он одновременно сделал тебя слишком счастливой и несчастной.
— Как ни странно, да. Сидел на скамейке в парке и смотрел на пары с детьми и просто влюблённых. Да вообще прохожих. Знаешь, иногда за людьми очень интересно наблюдать. Они шли, погружённые в свои проблемы. Но можно было увидеть, как улыбаются, глядя друг на друга. Как касаются, как просто идут рядом… Я не считаю хорошим то, что осознать, что я потерял, получилось только после взбучки друга и наблюдения за другими людьми. Но не зря же говорят, лучше поздно, чем никогда.
— Лёш, по твоим словам, получается, что все твои связи во время наших отношений и после того как я уехала, ты считаешь нормой. Я не понимаю, о какой любви ты говоришь?
— О такой вот. Неидеальной, — усмехнулся Волков и посмотрел на меня. В серых глазах читалась грусть и понимание, что ничего не вернуть. Странно, зачем тогда вообще что-то рассказывать? — Я ведь знаю, что ты не простишь, Юль. И если честно, у меня было тысяча и один заготовленный, выученный текст, со всеми атрибутами настоящей слезливой мелодрамы: клятвами в вечной любви, заверениями что всё было ошибкой, что ты единственная… Только вот один мудрый человек сказал, что ложь убивает отношения и любовь. И попросил говорить правду. Как было на самом деле. И пусть мои слова выставляют меня не в самом лучшем свете… Могу ведь попробовать, не так ли?
