Весь этот процесс проходит под ремиксовую версию песни Глюкозы и Верки Сердючки «Жениха хотела» и марш Мендельсона одновременно. Единственное, чего, пожалуй, не хватало малышке, так это наручников, розовых и пушистых, да чёрной милицейской дубинки. Так сказать, в целях воспитания.
— Ну? Брать будешь или нет? — грубоватый окрик вернул с небес на грешную землю, окуная по самую маковку в реалии нашей жизни. Девочка смотрела на меня безучастным взором, в котором смешалось ожидание, когда же я покину её магазин и стремление побыстрее дочитать интересующую её информацию. Ну и как тут откажешь, такому милому ребёнку-то?
— Килограмм блинчиков с творогом, — начала перечислять, пытаясь вспомнить, что ещё нужно не забыть купить домой и хочется ли мне тащиться с сумками на довольно приличное расстояние. Закупать сегодня продуктами вовсе не обязательно, завтра Ванька поедет с Катериной на рынок, вполне можно присоединиться к ним. Решив для себя, что все нужные покупки сделаю потом, вместе с родственниками, продолжила говорить, вернув своё внимание продавщице. — Банку горчицы по сорок пять, только не особенно острую. Соку, два литра, яблочно-виноградного. И жевательной карамели с полкило.
Пятнадцать минут у «охотницы» ушло только на то, что бы взвесить блинчики и конфеты. За горчицей и соком она ушла и вовсе где-то на пол часа, так что я опёрлась боком на прилавок, бездумно рассматривая окружающую обстановку. Поначалу такая «скорость» меня бесила и выводила из себя, но постепенно, волей неволей, пришлось подстраиваться под их ритм жизни. Я даже вошла во вкус, найдя очень увлекательным занятие по разглядыванию прохожих.
Мимо шли люди. Они куда-то торопились или же просто прогуливались А возле скамейки стоит влюблённая пара, не замечая ничего вокруг себя. Кажется, что всё вокруг озаряется светом счастья, исходящим от них.
Закусила губу и на мгновение прикрыла глаза, старательно загоняя внутрь чувства и воспоминания. Прошло так много и, в тоже время, так мало времени…
— С вас триста пятнадцать рублей сорок пять копеек, — скороговоркой выдала блондинка, наконец-то добравшись до кассового аппарата и посчитав стоимость покупок. Тряхнув головой, отогнала ненужные эмоции подальше, в самую глубь сердца и, рассчитавшись, вышла из магазина, неся достаточно объёмный пакет.
День казался уже не таким чудесным и то, что врач с уверенностью в голосе заявил, что со мной всё в порядке и беременность протекает хорошо, вдруг стало совершенно неважно. Как и новая работа, взамен потерянному собственному бизнесу. Про знакомства и новые отношения вообще можно промолчать.
Отвесив себе мысленно подзатыльник и напомнив, что отрицательные эмоции вредны для ребёнка, я стремительно направилась к остановке.
До дома, в котором находилась квартира, снимаемая мной у моих же дяди и тёти, добралась только через полчаса, вымотавшись в общественном транспорте так, словно весь день занималась разгрузкой вагонов. Какая-то бабуля, сидящая рядом, нестерпимо воняла протухшей селёдкой. Подорванный лёгким токсикозом организм, и так не особо жаловавший резкие запахи, особенно неприятные, даже в период спокойной жизни, сейчас отреагировал на это, как вся контора ФСБ на теракт, организованный, как минимум, против президента Российской Федерации.
Вывалившись из железного монстра на асфальт перед остановкой, с облегчением вдохнула запах фруктов и овощей, что лежали на прилавке ларька, пристроенного к основной конструкции. Это чуть-чуть успокоило, но всё же, предпочтительней будет добраться до дома и устроиться на диване, предварительно поев чего-нибудь. А затем уж можно будет включить телевизор и закутаться в тонкий плед, наслаждаясь тишиной и уютом.
Кирпичных многоэтажных домов в станице немного. Десяток, может два, но не больше. Как это не удивительно, но люди предпочитали жить собственным хозяйством, да и инфраструктура здесь ориентирована в основном на частный сектор. Именно поэтому то место, где я сейчас жила, напоминало островок городской жизни в деревенском море. Правда, если бы у меня хватило денег на то, что бы купить хорошо отделанный дом, со всеми коммуникациями, то я бы это сделала. Однако, с этим желанием пришлось расстаться, оставив деньги на будущее. Как только родится ребёнок, я не смогу работать продавцом-консультантом в книжном отделе. Дитё требует внимания и заботы, к тому же, если ты теперь мать-одиночка.
Родная, даже больше чем, пятиэтажка стояла в глубине скопления себе подобных, окружённая невысокими деревьями с густой кроной. На детской площадке играла малышня, а бабушки-дедушки, вместе с молодыми мамочками, сидели на лавочках, обсуждая все местные и общероссийские новости. Мой подъезд не избежал подобной участи. На старой, доморощенной и собственноручно сколоченной скамье восседал старейшина, старожил дома, Иннокентий Иоаннович Михеенко. Бодрый дедуля, под девяносто с гаком, обожал шуточки, розыгрыши и был в курсе всех местных новостей. Конечно, сплетником дед Кеша не был, упаси боже. Но поток информации, льющийся из его уст, вполне мог соперничать с Ниагарским водопадом.
Вот и сегодня, стоило мне сделать шаг в сторону железной двери и только-только поднять руку с зажатым в ней ключом от домофона, как раздалось деликатное, но отлично слышимое покашливание, означавшее, что дед Кеша хочет со мной пообщаться. Глубоко вздохнув, натянула на лицо милую улыбку и повернулась к ожидающему мою реакцию старику.
— Добрый день, Иннокентий Иоаннович, — вежливо кивнула, вспоминая про себя собственную бабушку, которая, мягко говоря, была нелёгким в общении человеком, со своими тараканами в голове. К примеру, мат у неё вылетал свободно и легко, вплетаясь в повседневную речь. Поэтому годам к десяти я не смущаясь могла выслушать любую матершинную фразу, что в последствии очень мне помогало. Особенно, когда девчонки отказывались общаться с коммунальными службами, грузчиками и прочими милыми дядями и тётями. — Как ваше здоровье драгоценное?
— Вашими молитвами, — хохотнул старик и опёрся руками о палочку из дерева дорогих пород. Насколько я знала от местного «сарафанного» радио, она даже была инкрустирована золотом. А так как трость подарил внук, это, в общем-то, говорило о том, что своего дедушку он очень любит и уважает. — Иди сюда, солнышко, садись рядом со старым хрычом. Поговорить с тобой охота мне. Уважишь, а? — и лукавый прищур светлых, как будто со временем выцветших голубых глаз.
— Конечно, Иннокентий Иоаннович, — кивнула и, подойдя к скамейке, устроилась рядом со старожилом, ощущая на себе его внимательный, строгий взгляд. — Что-то случилось?
— Эх, Юля, Юля… — дедушка Кеша устало вздохнул и его морщинистая рука, с длинными тонкими пальцами опустилась поверх моей и крепко сжала. — Что ж ты творишь, девочка?
— В каком смысле? — удивлённо скосила глаза на деда и пожала плечами. — Я вроде ничего такого не делала…
— А сына хочешь без отца оставить, да? — Усмехнулся Иннокентий Иоаннович, и покачала седой головой. Его вторая рука опиралась на набалдашник трости, слегка дрожа. — Так негоже делать, внученька.
— Иннокентий Иоаннович, я, может быть, ошибаюсь, но это, по меньшей мере, не ваше дело, не так ли? — ощетинившись, грубее, чем следовало, поинтересовалась у старика.
Густые брови нахмурились, дед Кеша закусил кончик длинных белых усов и, пожевав его чуток, ответил:
— Может и не моё, да только я ж правильные вещи толкую, малышка, — вздохнув, он убрал свою руку и опёрся уже двумя на трость, положив подбородок на сомкнутые пальцы. — Я ведь не просто так сегодня оделся в этот чёртов чёрный костюм, в коем чувствую себя как на собственных похоронах. Знаешь, какой сегодня день?
— Какой? — удивлённо посмотрела на своего собеседника и только сейчас заметила на худощавом теле пожилого человека дорогой строгий костюм тройку, чёрного цвета. На отвороте ворота в петлице болталась красная роза. Говорят, в молодости дед Кеша был знатным сердцеедом. А теперь стал уважаемым старцем, прожившем на этом свете почти целый век. Запоздалый стыд за слишком грубый тон своих слов поднялся из глубины души и заставил опустить голову, рассматривая носки мягких, удобных демисезонных сапожек.
