— Домой, — коротко бросил Алексей, и мы оба снова замолчали. Говорить было абсолютно не о чем, и тем более, у меня не было никаких намерений рассказывать ему о маленькой жизни, зародившейся во мне.
Вспомнив о своей небольшой, пока что, тайне, невольно слабо улыбнулась и положила руку на живот. Этот жест странным образом успокоил, убедив, что, так или иначе, но всё будет хорошо, потому что у меня есть мой малыш… Моё персональное чудо.
— Тебе плохо? — спустя пару минут спросил Волков, вырывая меня из состояния приятной задумчивости, где воображение рисовало мне образ ребёнка на моих руках, и возвращая в суровый реальный мир. — Что-то болит? И что врачи сказали про руку?
— Что мне никогда не играть на скрипке, — хмыкнув, искоса посмотрела на нахмурившегося Лёшу и снова вернула своё внимание пейзажу за окном. Наверное, я кажусь со стороны холодной и жестокой, но после того, что я увидела в этом треклятом уличном кафе, разговаривать с ним лицом к лицу не особо хотелось, если не сказать, что не хотелось вовсе. — Успокойся. С моей рукой всё в полном порядке. Конечно, останутся шрамы и скорее всего я не смогу какое-то время нормально ею работать, но ничего серьёзного. К тому же, это левая рука, так что…
— Покажи, — требовательно попросил он, остановившись на светофоре. Неопределённо хмыкнув, протянула ему руку, сейчас перебинтованную свежим бинтом. Так как раны продолжали кровоточить, пришлось попросить сделать перевязку в клинике. Медсёстры долго цокали языком и всё пытались выяснить, как я умудрилась так поранить руку, после чего наложили швы, смазали специальной мазью, которую выдали мне с собой, и туго перебинтовали кисть. — Учитывая плотность бинта, могу сказать, что раны довольно серьёзные, не так ли?
— Наложили швы, — пожала плечами и попыталась вернуть себе свою законную собственность, но Волков не отпустил, лишь сильнее сжал запястье и вдруг нежно коснулся губами бинта в том месте, где он закрывал ладонь. Затем перевернул кисть и коснулся её тыльной стороне, пройдясь губами по костяшкам.
Я замерла на сиденье, боясь не то, что пошевелиться, даже лишний раз вздохнуть. Алексей же, тихо вздохнул и положил мою руку себе на колено, плавно нажимая на газ и вливаясь в довольно редкий поток машин, двигающийся в сторону центра города. Чтобы не встретить знакомых, клинику я выбирала подальше от места своего жительства. Она оказалась частной и платной, но отсутствие денег не являлось для меня причиной, что бы топать в сторону обычной поликлиники, так что медперсонал получил в своё распоряжение ещё одну пациентку.
Мы снова ехали молча. Куда — не имею ни малейшего понятия, Алексей не счёл нужным пояснить маршрут нашего движения, а я после такого проявления чувств не могла найти в себе силы задать хоть какой-нибудь вопрос. Например, что он делал в этом районе. Не мог же Макс ему проговориться, что увёз меня сюда? Или мог?
Вздохнув, плюнула на конспирацию, вытащила свой несчастный телефон из кармана, включила его и, отыскав нужный номер, нажала кнопку вызова.
Максим взял трубку после второго гудка, словно ожидал, что ему позвонят, и что это буду именно я:
— Привет. Ты как?
— Жить буду, — тихо ответила, повернувшись снова к окну и устроив голову на подголовнике. — Ты сдал?
— Вообще-то, нет, — спустя пару секунд откликнулся Краснов и тихо фыркнул. — Он услышал, как я предлагал забрать тебя, во время нашего телефонного разговора. Ты бы слышала, что он наговорил… Я, конечно, знал, что мой товарищ ревнив, как три Отелло, но не особо-то горел испытать это на собственной шкуре. Однако, как говориться, мы предполагаем, а бог располагает…
— Из тебя хреновый философ, — рассмеялась, прикрыв глаза, и попыталась вырвать свою руку, но её держали крепко, можно даже сказать болезненно, что заставило меня поморщиться. Волков хватку ослабил, но не отпустил. Как назло у меня ужасно зачесался нос, поэтому рассерженно посмотрев на него, положила телефон на колени, почесала кончик несчастного носа и снова взяла сотовый, приложив его к уху. — Значит, пришлось колоться?
— Естественно, — вздохнул Макс и тихо поинтересовался. — Всё подтвердилось?
— Да, — искоса посмотрев на чем-то недовольного Алексея, перешла на шёпот. — Знает?
Уточнять, кто и что, не имело никакого смысла, поэтому Максим что-то проворчал по поводу без башенных влюблённых и с тяжким вздохом ответил:
— Нет. Ты ему скажешь?
— Нет, — отрицательно мотнула головой, хоть и знала, что он меня точно не может видеть, так что все телодвижения абсолютно напрасны. — Созвонимся позже.
— Договорились, — тихо откликнулся Максим и помолчав немного, добавил. — Береги себя.
— У меня нет другого выхода, — так же едва слышно откликнулась и отключилась, убрав телефон обратно в карман.
Тишина в машине становилось просто-таки осязаемая, но нарушать её у мен не было ни сил ни желания. Боже, как хотелось оказаться сейчас где-нибудь подальше и не знать о таких проблемах, как межличностные отношения, доверие, любовь и ребёнок. Малодушно, но зато как спокойно жилось бы, а именно этого мне и хочется больше всего на свете в данный момент.
— С кем общалась? — Деланно осведомился Алексей, наконец-то выпустив мою руку и позволив мне бережно устроить её на коленях. Как назло, пострадавшая конечность откликнулась болью, правда, в этот раз скорее тупой и ноющей, заставив лишь слегка поморщиться.
Что не укрылось от его внимательного взгляда.
— Тебе правда интересно или это просто предлог, что бы со мной хоть о чём-то поговорить? — Задумчиво протянула, но заметив, как Алексей напрягся, вздохнула и ответила. — С Максимом.
— С Красновым?
— У тебя есть другие варианты? — Пожала плечами, отчаянно жалея о том, что еду не в автобусу. Там нет ни лишних вопросов, ни тягостного молчания, ни, тем более, Волкова. Кажется, именно последнее обстоятельство и тяготит меня больше всего. Новость, получившую сегодня своё доказательство на вполне правомочное существование, требовалось если не обдумать хорошо, то хотя бы более или менее усвоить.
Наличие в непосредственной близости того, кого любишь, но кому не доверяешь, слегка, мешало данному процессу. Это если говорить высокоинтеллектуальным языком, не опускаясь до банального мата. Нервничать сейчас всё же не рекомендуется.
— Юль, ты меня любишь? — После минутного молчания, когда в моей душе уже забрезжила надежда, что он больше ничего не скажет, поинтересовался Алексей, периодически кидая на меня странные взгляды.
— Люблю, — отрицать очевидное не умею, поэтому, как бы ни было больно, говорю это чёртово слово.
Мда, походу я вполне могу стать истеричкой, если всё же не попытаюсь держать себя в руках.
Алексей.
Люблю…
Он вздохнул и попытался трезво оценить всё, что происходило между ними. Не вышло. Где-то внутри него копилась злость и невысказанная обида. Глупая, в чём-то детская, но…
Именно такие чувства и заглушают все доводы разума, который, несомненно, приводит сотни тысяч самых убедительных аргументов.
Но что они стоят, против того, что твориться в душе?
Волков сжал руль и стиснул зубы, старательно приказывая самому себе успокоиться и не дёргаться раньше времени. Во всяком случае, рефлексировать от чувства вины пока что совершенно не к чему. Учитывая, что оно, это чувство, явно где-то потерялось. Или же он просто так и не понял, какое оно…
На очередном светофоре остановился, открыл окно и вытащил сигарету. Закурил, желая хоть так обрести частичное успокоение. Почему-то казалось, что Юлька знает обо всём. И о недосказанности и о вечеринках в квартире и о девицах. В общем, обо всех прегрешениях собственного парня. Но молчит. Словно ей не интересно или её не волнует. На лице милая, тёплая улыбка, от которой сводит скулы и хочется орать и разбивать в кровь кулаки об стену. Потому что выражение лица — не настоящее, маска, слишком хорошо знакомая ему ещё со школы!
Затянулся и выдохнул дым в приоткрытое окно. Юля едва заметно поморщилась, но промолчала, только с каким-то излишне философским видом пожала плечами. Честно, он бы отдал сейчас всё, что угодно, лишь бы узнать что твориться в этой хорошенькой головке. И есть ли там хоть какие-то мысли о нём.
