Она удалилась в свои покои и стала избегать общения. Хотя одиночество и спасало ее от общества придворных, но оно же давало благодатную почву для печали.

По бледным щекам графини покатились слезы, и она остановила их надушенным шелковым платком.

Служанка открыла дверь в комнату и в нерешительности остановилась на пороге. Флана машинально протянула руку за своей маской:

— В чем дело?

— Барон Мелиадус Кройденский, миледи. Он говорит, что должен вас видеть. По неотложному делу.

Флана надела маску. С минуту она обдумывала слова служанки, потом пожала плечами, решив, что ничего не изменится, если она уделит несколько минут Мелиадусу. Может быть, у него есть известия о д'Аверке, которого он сильно ненавидит. Немного хитрости, и она сумеет выведать все, что ему известно о ее возлюбленном.

Но если Мелиадус пожелает заняться с ней любовью? Ведь такое было не раз. Тогда она просто отвергнет его, как это делала и раньше.

Она чуть наклонила маску.

— Пригласите барона, — приказала графиня.

Быстроходный корабль стремительно рассекал морскую гладь, ветер надувал огромные белоснежные паруса. Небо было ясным, а море безмятежным. Рулевой покосился на главную палубу, где у борта, вглядываясь в океан, стоял Хоукмун. Ветер трепал золотистые волосы герцога Кельнского, а за спиной его вился алый бархатный плащ. Красивое лицо молодого человека портил лишь Черный Камень во лбу.

Заметив боцмана, поднявшегося на палубу, Хоукмун приветственно вскинул руку.

— Я отдал приказ плыть вдоль побережья в восточном направлении, — доложил боцман.

— Кто велел вам идти этим курсом?

— Никто, сударь. Просто я подумал, что раз вы направляетесь в Днарк…

— Мы направляемся не в Днарк. Скажи об этом рулевому.

— Но тот страшный воин — Рыцарь-в-Черном-и-Золотом, как вы его называли, он же говорил…

— Он мне не хозяин, боцман. Мы направляемся через море — в Европу.

— В Европу, сэр?! После того, как вы спасли Нарлин, мы отвезем вас, куда хотите, и куда угодно последуем за вами. Но понимаете ли вы, какое огромное расстояние мы должны проплыть, чтобы достичь Европы, сколько морей нам придется пересечь, какие шторма пережить…

— Да, понимаю. Но все равно мы поплывем в Европу.

— Как скажете, сэр, — нахмурившись, боцман повернулся, чтобы передать рулевому приказ.

Из своей каюты под главной палубой по трапу поднялся д'Аверк. Хоукмун ему улыбнулся:

— Хорошо спалось, друг д'Аверк?

— Настолько хорошо, насколько это возможно на борту этого плавающего корыта, качающегося в разные стороны. Я и в лучшие времена страдал от бессонницы, но сейчас мне удалось сомкнуть глаза лишь на несколько минут. Пожалуй, на большее я и не рассчитывал.

— Когда я час назад заходил в каюту, ты храпел, — засмеялся Хоукмун.

— Так значит, ты слышал, как я тяжело дышал? — поднял брови д'Аверк. — Я старался делать это как можно тише, но дурацкая простуда, которую я подхватил на борту корабля, вызывает определенные затруднения, — он поднес к носу льняной платок.

На д'Аверке была свободная шелковая голубая рубашка, алые расклешенные брюки, тяжелый широкий кожаный пояс, на котором висели меч и кинжал. Горло он обмотал шарфом пурпурного цвета, а его длинным волосам не позволяла спадать на лоб яркая повязка. Тонкие, почти аскетические черты лица хранили обычное сардоническое выражение.

— Правильно я расслышал ваш разговор с боцманом? — спросил д'Аверк. — Ты приказал направиться в Европу?

— Да.

— Значит, ты все еще надеешься добраться до замка Брасс и хочешь забыть слова Рыцаря-в-Черном-и-Золотом? Ты ведь знаешь, что твоему клинку, — д'Аверк показал на большой розовый меч на боку Хоукмуна, — выпала судьба направиться в Днарк, чтобы служить делу Рунного Посоха?

— Я обязан быть верным себе и своим родным и не стану служить какому-то мифическому Посоху, в существовании которого я весьма сильно сомневаюсь.

— Раньше ты не верил в силу этого клинка, — с иронией заметил д'Аверк, — но ты же видел, как Меч Рассвета вызвал воинов, которые спасли наши жизни.

На лице Хоукмуна появилось упрямое выражение.

— Да, — с неохотой признался он, — но я все равно хочу попробовать вернуться в замок Брасс.

— Но ведь невозможно узнать, в каком измерении он находится.

— Да, я могу лишь надеяться, что он именно в этом измерении, — в голосе Хоукмуна прозвучала категоричность. Он как бы показывал, что не хочет обсуждать уже решенный для себя вопрос. Д'Аверк поднял брови, затем спустился на нижнюю палубу и стал прогуливаться по ней, насвистывая.

Пять дней плыли они, подняв все паруса, по спокойному океану. На шестой день боцман подошел к Хоукмуну и указал вперед:

— Видите темное облако там, на горизонте? Это шторм, и мы к нему приближаемся.

Хоукмун стал вглядываться вдаль:

— Говоришь, шторм? Какой-то странный…

— Да, сэр. Убрать паруса?

— Нет, боцман. Мы будем плыть дальше, пока точно не узнаем, что там впереди.

— Как скажете, сэр, — боцман, качая головой, спустился на палубу. Спустя несколько часов перед ними возникло нечто, напоминающее огненную стену, протянувшуюся через море. Стена поднималась вверх, а небо оставалось все таким же голубым, как обычно, и море выглядело абсолютно спокойным. Только ветер стих. Создавалось впечатление, будто они плывут по озеру, берега которого уходят в небо и исчезают в вышине.

Экипаж пришел в замешательство: никто не мог дать объяснения столь странному явлению. В голосе боцмана Хоукмун услышал страх:

— Уберем паруса, сэр? Я никогда прежде не слыхал ни о чем подобном. Экипаж нервничает.

— И правда, явление странное, — сочуственно кивнул Хоукмун, — скорее сверхъестественное, чем естественное.

— Именно так и говорят матросы.

Самого Хоукмуна неудержимо тянуло вперед: ему не терпелось встретиться с тем, что его ожидает. Но он был в ответе за команду корабля, последовавшую за ним добровольно; они были благодарны ему за избавление их родного города Нарлина от власти лорда-пирата Вальона Старвельского, прежнего владельца Меча Рассвета. И это сдерживало Хоукмуна.

— Ладно, боцман, — вздохнул Хоукмун. — Уберем паруса и переждем ночь. Может быть, нам повезет, и к утру все это прекратится.

— Благодарю вас, сэр, — боцман явно испытал большое облегчение. Хоукмун кивнул ему, а затем, повернувшись, вгляделся в высокие стены, пытаясь разгадать их тайну. Воздух стал прохладнее. И хотя по-прежнему сияло солнце, казалось, что его лучи огибают огненные стены. Все было недвижимо и спокойно.

Хоукмун гадал, мудро ли он поступил, направившись прочь от Днарка. Насколько он знал, никто, кроме древних, не переплывал этот океан. И можно было лишь воображать, какие неведомые ужасы могут таиться в нем.

Наступила ночь, а огненные стены все еще горели в темноте красным и пурпурным светом. Это было очень странно. Беспокойство Хоукмуна нарастало.

Утром оказалось, что стены придвинулись намного ближе к ним, и спокойствие океана стало зловещим. Хоукмун подумал, что они попали в ловушку, расставленную какими-то сверхъестественными силами.

Он расхаживал по палубе в теплом плаще, который не очень-то спасал от холода. Вслед за герцогом на палубу выбрался дрожащий д'Аверк, закутавшийся сразу в три плаща:

— Прохладное утро, Хоукмун.

— Да, — пробормотал герцог Кельнский. — Что ты об этом думаешь, д'Аверк?

— Довольно мрачная перспектива, — покачал головой француз. — А вот и боцман…

Они оба повернулись, чтобы поприветствовать боцмана, появившегося в широком кожаном плаще.

— У тебя есть какие-нибудь соображения насчет этого, боцман? — спросил д'Аверк.

Боцман пожал плечами и обратился к Хоукмуну:

— Матросы говорят, что они будут с вами до конца, сэр, чтобы ни случилось. Если понадобится, они умрут за вас.

— Похоже, им не очень весело, — улыбнулся д'Аверк, — но нельзя винить их за это.