— А как там Иссельда?

— Немногим лучше, чем ты. Мы уложили ее в постель. Слышишь? Кристалл уничтожен!

Хоукмун принялся счищать запекшуюся кровь с лица.

— Ты говоришь о кольцах Майгана?

— Д'Аверк, объясни ему как следует, — прозвучал голос Ноблио. — Объясни ему, что машина, которую подарили люди-призраки, погибла.

— Погибла? — Хоукмун поднялся. — Ее разрушил тот последний удар?

— Вот именно, — подошел к ним, тяжело дыша, граф Брасс. — Вибрация уничтожила кристалл.

— Значит… — Хоукмун вопросительно взглянул на графа, и тот кивнул ему.

— Да, мы вернулись в нашу собственную плоскость…

— И на нас еще не напали?

— Кажется, нет.

Хоукмун глубоко вздохнул и медленно побрел к дверям. С трудом сняв засов, он распахнул их.

На улице по-прежнему была ночь. На небе сияли все те же звезды. Но кружащиеся синие облачка куда-то исчезли, а вокруг воцарилось жуткое безмолвие; в воздухе витал какой-то странный запах. Не кричали фламинго, и не играл в тростнике ветерок.

Хоукмун задумчиво закрыл двери.

— Где же войска? — спросил д'Аверк. — Мы-то думали, нас здесь с нетерпением ждут!

— Об этом еще рано говорить! Надо дождаться восхода, — нахмурился Хоукмун. — Наверное, они хотят захватить нас врасплох.

— Ты думаешь, это Империя Мрака виновата в том, что с нами произошло? — спросил Оладан.

— Тут и думать нечего, — ответил граф Брасс. — Именно они вернули замок в нашу плоскость. Хотел бы я знать, что это за запах?

В это время д'Аверк разбирал вещи, извлекая их из-под обломков стола.

— Просто чудо, что мы живы, — заметил он.

— Да, — согласился Хоукмун. — Кажется, эти удары больше повлияли на предметы, чем на людей.

— Два человека скончались, мои старые слуги… — сообщил граф Брасс.

— Видимо, сердечный приступ. Сейчас их хоронят — на тот случай, если утром что-то случится.

— Как замок? — спросил Оладан.

— Трудно сказать, — пожал плечами граф. — Я был только в подвалах и могу сказать, что кристаллическая машина полностью разбита, а каменная кладка кое-где потрескалась. Это очень старый и крепкий замок. Кажется, он не сильно пострадал, если не считать, что в нем не осталось ни одного целого стекла. В остальном же… — заметил он с небывалым спокойствием (будто речь шла не о его любимом замке), — судя по всему, мы стоим на земле так же твердо, как и раньше.

— Будем надеяться, что так оно и есть, — пробормотал себе под нос д'Аверк. Он держал в руках Меч Рассвета и Красный Амулет. — Тебе лучше взять это, — сказал он, подавая их Хоукмуну, — наверняка они тебе скоро понадобятся.

Хоукмун надел амулет, пристегнул ножны к поясу, а затем нагнулся и поднял Рунный Посох.

— Кажется, он не принес нам удачи, — вздохнув, проговорил Хоукмун.

И вот забрезжил серый и холодный рассвет. На горизонте клубился туман, а небо скрыли облака цвета слоновой кости. Пятеро друзей стояли на холме у ворот замка Брасс, стиснув рукояти мечей, и с болью в сердце наблюдали картину, представшую перед ними.

Они увидели свой любимый Камарг совсем другим — опустошенным войной. А раздражавший обоняние запах был запахом смерти, тления и выжженной земли. Все болота и лагуны опалило и высушило пламя пушек. Нигде не осталось и следа от фламинго, лошадей и быков… Животные и птицы покинули эти места или были уничтожены гранбетанцами. Охранявшие границы Камарга сторожевые башни оказались тоже стертыми с лица земли. Вся страна превратилась в море серого пепла.

— Все пропало, — произнес безжизненным голосом граф Брасс. — Все пропало — мой любимый Камарг, мой народ, мои животные… Они избрали меня Хранителем, а я не справился со своими обязанностями. Что еще мне остается? Только месть, и ничего кроме мести. Дайте мне дойти до ворот Лондры и увидеть, что город взят… Только тогда я спокойно умру.

С большим трудом Хоукмун с Оладаном добрались до границы Камарга. Пепел облеплял их с головы до ног, жег кожу, разъедал глаза, забивался в рот. Кони их тоже выглядели не лучшим образом и уже выбивались из сил.

Но вот пепел понемногу начал уступать место скудной высохшей траве, и по-прежнему нигде не было видно и намека на присутствие гранбретанцев.

Белесый солнечный свет с трудом сочился сквозь облачную пелену. Натянув поводья, Хоукмун остановил коня, сверился с картой и указал на восток.

— Вон там находится деревня Верлин. Давай осторожно подъедем и посмотрим, занимают ли ее гранбретанские войска.

Увидев деревню, Хоукмун пустил коня рысью. Оладан окликнул его:

— Что такое, Дориан? Что случилось?

Хоукмун ничего не ответил. Когда они приблизились к деревне, то увидели, что половина домов разрушена, а улицы — усеяны трупами. Но никаких признаков того, что здесь остались войска Гранбретании, друзья не нашли.

Многие дома почернели от пламени огненных копий. То там, то здесь лежали трупы в доспехах и масках.

— Судя по их виду, все они были гранбретанцами, — проговорил, будто размышляя про себя, Хоукмун. — Это солдаты Мелиадуса. Наверное, они напали на жителей деревни, а те стали сопротивляться. Видишь, этого Волка закололи серпом, а тот умер от удара лопатой — она все еще торчит из его шеи…

— Или, может, деревенские жители восстали против них, а Волки им отомстили? — предположил Оладан.

— Тогда почему же солдаты покинули деревню? — возразил Хоукмун. — Они же стояли здесь гарнизоном.

Хоукмун и Оладан повели лошадей в поводу, старательно обходя трупы людей и животных. Хоукмун разглядывал мертвых лошадей, коз, коров и собак. Чувствовалось, что резня в деревне была совсем недавно. В воздухе все еще витала смерть.

— Они не оставили ничего живого. И ничего, что можно было бы употребить в пищу. Такое впечатление, будто они отступали перед мощным противником.

— Да, но кто же мощнее Империи Мрака? — содрогнувшись, произнес Оладан. — Не придется ли нам, Хоукмун, столкнуться с каким-то новым врагом?

— Надеюсь, что нет… Но все же это зрелище меня озадачило… Оно просто отвратительно, — добавил Оладан.

На улицах лежали убитые мужчины, женщины и дети. Над многими женщинами, очевидно, сначала надругались, а потом перерезали им горло: гранбретанская солдатня обожала убивать свои жертвы в момент оргазма.

— Этот знак Империя Мрака, по-моему, оставляет повсюду, — вздохнул Хоукмун.

Он поднял голову, уловив слабый звук, принесенный холодным ветром.

— Слышишь? Стон! Может быть, кто-нибудь еще жив?

Он пришпорил коня и направил его туда, откуда слышался стон. Хоукмун свернул на боковую улочку и наткнулся на дом с выломанной дверью. Отсюда и доносился стон. Герцог присмотрелся и увидел тело девочки, распростертое на пороге. Стоны усилились. Хоукмун спешился и осторожно подошел к дому. Он опустился на колени, взял на руки стонущую девочку и ужаснулся. Поперек горла у нее тянулась красная линия, словно прочерченная тупым кинжалом, а на теле остались лишь жалкие лохмотья. На вид ей можно было дать лет пятнадцать. Все тело девочки казалось одной сплошной раной. Лишь голубые глаза, отражавшие бледное небо, выделялись на осунувшемся лице. Хоукмун поднял ее, и девочка глухо застонала.

Тогда ее пришлось снова опустить на землю. Герцог вернулся к своей лошади и снял притороченную к седлу флягу с вином. Он приложил флягу к губам девочки. Та, сделав глоток, поперхнулась, а глаза ее от страха внезапно расширились.

— Не бойся, — мягко сказал Хоукмун, — я враг Империи Мрака.

— И ты жив?

— Да, как видишь, — Хоукмун сардонически улыбнулся. — Я — Дориан Хоукмун, герцог Кельнский.

— Хоукмун фон Кельн! Но мы думали, что ты погиб или исчез навсегда…

— Но вот я вернулся. И клянусь, что за твою деревню мы отомстим. Что здесь произошло?

— Ничего не знаю, милорд, кроме того, что звери Империи Мрака не собирались никого оставлять в живых, — девочка вдруг подняла голову. — Мои мать и отец, моя сестра…