С возрастом Хмии несколько погрузнел, черные отметины вокруг его глаз почти полностью поседели, седина пробивалась и в других местах. Когда он двигался, под его шкурой вырисовывались тугие мышцы – никто из здравомыслящих кзинов помоложе не стал бы с ним драться. Но главным были шрамы. В прошлый раз, когда Хмии был на Мире-Кольце, на большей половине его тела обгорела шерсть и частично кожа. За двадцать три года шерсть вновь отросла, но над шрамами она торчала неровными пучками.
– Биозамедлитель заживляет шрамы, – сказал Луис. – Твоя шерсть станет гладкой, и седины в ней тоже не будет.
– Что ж, значит, стану красивее. – Кзин хлестнул в воздухе хвостом. – Пожирателя листьев следует убить. Шрамы для меня как память. Их вовсе незачем удалять.
– Как ты намерен доказать, что ты тот самый Хмии?
Хвост замер. Хмии уставился на Луиса.
– Он знал, что я подсел на ток, и воспользовался этим…
У Луиса были свои соображения на этот счет, но, вполне возможно, его могли подслушивать. Кукольник вряд ли проигнорировал бы возможный мятеж.
– …и он знал, что у тебя есть гарем, земля, привилегии и имя, которое принадлежит стареющему герою Хмии. Патриарх может не поверить в твою историю, если только ты не привезешь биозамедлитель для кзинов и в твою поддержку не выступит Замыкающий.
– Замолчи.
Луис вдруг почувствовал, что с него хватит. Он потянулся к дроуду, но кзин метнулся вперед, и черная пластиковая коробочка оказалась в оранжево-черной лапе Хмии.
– Как хочешь, – сказал Луис, укладываясь на спину; ему хотелось спать…
– Как ты стал токоманом? Как?
– Я… – пробормотал Луис. – Ты должен понять… Помнишь, когда мы встречались в последний раз?
– Да. Мало кого из людей приглашали на Кзин, но ты заслужил эту честь.
– Может быть. Может, и заслужил. Помнишь, как ты повел меня в Дом прошлого Патриархии?
– Помню. Ты пытался мне сказать, что мы могли бы улучшить отношения между нашими расами. Все, что требовалось, – позволить команде людей-репортеров пройтись по музею с голокамерами.
– Именно, – улыбнулся Луис, вспоминая.
– У меня были свои сомнения на этот счет.
Дом прошлого Патриархии представлял собой величественное сооружение – огромное, широко раскинувшееся строение из толстых, оплавленных по краям вулканических плит. Казалось, будто все оно состоит из углов, а на четырех высоких башнях стояли лазерные пушки. Помещения тянулись насколько хватало взгляда – Хмии и Луису потребовалось два дня, чтобы обойти их все.
Официальное прошлое Патриархии простиралось в глубокую старину. Луис видел древние бедренные кости стхондатов с вделанными в них рукоятками – дубинки, которыми пользовались первобытные кзины. Он видел оружие, которое можно было отнести к разряду ручных пушек, – мало кто из людей смог бы их поднять. Он видел серебристые доспехи толщиной с дверцу сейфа и двуручный топор, который мог бы перерубить ствол красного дерева. Он как раз завел разговор о том, что стоило бы допустить в музей кого-то из людей-репортеров, когда они подошли к Харви Моссбауэру.
Семья Харви Моссбауэра была убита и съедена во время Четвертой войны людей и кзинов. Через много лет после перемирия, после множества маниакальных приготовлений, Моссбауэр, вооружившись, в одиночку высадился на Кзине. Он убил четверых самцов-кзинов и взорвал бомбу в гареме Патриарха, прежде чем стража сумела убить его самого. Как объяснил Хмии, их сдерживало желание сохранить нетронутой его кожу.
– Ты называешь это «нетронутой»?
– Но он сражался. Как он сражался! Есть записи. Мы, Луис, умеем оказывать почести отважному и могущественному врагу.
Кожу на чучеле покрывало такое количество шрамов, что не сразу можно было понять, к какой расе принадлежит данное существо, но оно стояло на высоком пьедестале с металлической табличкой, и вокруг него было пусто. Рядовой человек-репортер, возможно, не догадался бы, что это означает, но только не Луис.
– Интересно, поймешь ли ты, – сказал он двадцать лет спустя, будучи лишенным электричества токоманом, – насколько было приятно тогда сознавать, что Харви Моссбауэр – настоящий человек.
– Воспоминания, конечно, хорошая вещь, но сейчас мы говорим о твоем пристрастии к току, – напомнил Хмии.
– Счастливые не становятся токоманами. Собственно, тебе тоже стоило бы вживить электрод. В тот день я отлично себя чувствовал. Я ощущал себя героем. Знаешь, где была тогда Халрлоприллалар?
– И где она была?
– Ее арестовало правительство. АРМ. Они задавали множество вопросов, и, невмирс, я ничего не мог поделать. Она была под моей защитой, я привез ее с собой на Землю…
– Она просто воздействовала на твои железы, Луис. Хорошо, что самки кзинов неразумны. Ты сделал бы все, о чем бы она тебя ни попросила. Она ведь попросила показать ей Человеческий космос?
– Конечно, со мной в роли местного проводника. Но этому не суждено было случиться. Хмии, мы забрали с собой «Рискованную ставку» и Халрлоприллалар, передали их коалиции Кзина и Земли, и больше мы с тех пор друг друга не видели. Мы даже не имели права никому об этом рассказывать.
– Квантовый гиперпривод второго рода стал тайной Патриархии.
– Для Объединенных Наций он тоже проходит под грифом «совершенно секретно». Вряд ли о нем рассказали даже другим правительствам Человеческого космоса, и, невмирс, мне ясно дали понять, чтобы я молчал. Естественно, частью тайны стал сам Мир-Кольцо, поскольку как мы могли туда добраться без «Рискованной ставки»? Собственно, мне интересно, – сказал Луис, – каким образом рассчитывает достичь Мира-Кольца Замыкающий. От Земли до него двести световых лет, а от Каньона еще больше. Если лететь на этом корабле, на один световой год уйдет три дня. Как думаешь, может, у него где-то припрятана еще одна «Рискованная ставка»?
– Тебе меня не отвлечь. Зачем ты вживил себе электрод?
Хмии пригнулся, выпустив когти, – возможно, рефлекторно, а может, и сознательно.
– Я покинул Кзин и вернулся домой, – ответил Луис. – Мне так и не удалось добиться от АРМ, чтобы мне разрешили увидеться с Прилл. Если бы я сумел собрать экспедицию к Миру-Кольцу, ей пришлось бы лететь с нами в качестве местного проводника, но… невмирс! Я не мог ни с кем даже об этом поговорить, кроме правительства… и тебя. Но ты не проявил особого интереса.
– Как я мог улететь? У меня была земля, имя, будущие дети. Самки кзинов слишком зависимы. Им требуется забота и внимание.
– И что с ними теперь?
– Моими владениями будет управлять старший сын. Если я слишком надолго его покину, он станет со мной сражаться, чтобы оставить их себе. Если… Луис! Почему ты стал токоманом?
– Какой-то придурок пальнул в меня таспом!
– Грррм?
– Я бродил по музею Рио, когда кто-то осчастливил меня из-за колонны.
– Но Несс брал с собой тасп на Мир-Кольцо, чтобы управлять своей командой. И он воздействовал им на нас обоих.
– Верно. Насколько же это похоже на кукольника Пирсона – доставить нам удовольствие, управляя нами! Собственно, то же самое делает и Замыкающий. Сам подумай – он теперь может дистанционно управлять моим дроудом, а тебе он дал вечную молодость, и каков результат? Мы станем делать все, что он нам скажет, вот каков.
– Несс воздействовал на меня таспом, но я не токоман.
– Тогда я тоже им не стал. Но я запомнил эффект. Тогда я паршиво себя чувствовал и постоянно думал о Прилл, и у меня возникла мысль отправиться в очередное путешествие, как уже не раз бывало, – в одноместном корабле, к окраинам Известного космоса, пока снова не смогу выносить присутствие людей. Но это означало бы сбежать от Прилл. А потом меня осчастливил тот клоун. Доза была не слишком большой, но напомнила мне тасп Несса, причем вдесятеро мощнее. Я… сдерживался где-то с год, а потом пошел и вживил себе в голову электрод.
– Мне следовало бы выдрать его из твоей башки.
– Могут быть нежелательные побочные эффекты.
– Как ты оказался в той расселине на Боеголовке?
