Та сидела в своей спальне в глубоком кресле. Окна были занавешены тяжелыми шторами, над кроватью — такой же тяжелый пышный полог (Кэт меняла свои интерьеры не реже чем раз в два года). В комнате царила полутьма. Дышать, конечно, было чем, но я тихонько открыл окна, пока Бет решительно извлекала сестру из пучины горя. Кэт, почувствовав, что ее не ругают, а жалеют, расплакалась, схватила Бет за руку, уткнулась ей в плечо и долго, с подвываниями и всхлипами, выплескивала свое отчаянье.

Сказать, чтобы она совсем пришла в себя, увы, никто бы не смог. Когда слезы, в конце концов, иссякли, и она стала отвечать на вопросы, мы с Бет с ужасом поняли, что у Кэт не все в порядке с головой. Будто ее и впрямь заколдовали. Ее рассказ о происшедшем иначе как бредом, на мой взгляд, назвать было нельзя. Она осознавала, что Андре попал в руки охотников, но ни в какую не желала связывать это с визитом Альбера (а наведался к ней, разумеется, именно он).

— Нет, нет! Альбер сказал: «Какой хороший мальчик. Пусть завтра придет в гости». И добавил так лукаво: «Может быть, без своей белокурой феи?» А утром… утром его уже не было.

— А Альбер был? — спросила Бет.

— Альбер? — Кэт растерялась, стала морщить лоб. — Не знаю. Я о нем не подумала, даже не проводила… Он простит меня… Я ничего с тех пор не соображаю…

Я удержался от комментария (насчет того, с каких пор она ничего не соображает) и спросил:

— Альбер видел, как ты давала коридор?

— Да, видел. Он расспрашивал меня, как все это работает. Я объяснила, что коридор — очень опасная вещь. Даже вилу можно в нем покалечить.

— Отлично, — сказал я.

Кэт не услышала.

— А что было потом? — спросила Бет.

— Потом? Мы ужинали при свечах. Я пожелала ему спокойной ночи и ушла во дворец, а он остался в гостевом покое.

— На явочной квартире? — уточнил я.

— Да, там. Нет, утром его не было. Я вспомнила. Я точно помню! Но я все сделала, как он просил.

— А что же он просил? — тихо вступила Бет.

— Не помню.

— Может быть, не закрывать границу?

— Да. Да, он хотел вернуться по какой-то дальней дороге.

— На чем?

— На маленькой спортивной машине. Она очень мощная и всего двухместная.

— Какого цвета?

— Темно-синяя. А «Роллс-Ройс» так и не забрал…

— Кэтти, зачем он приезжал? — спросила Бет.

— Как зачем? Он мой жених, — она посмотрела на Бет с каким-то удивлением. — А разве вы не знаете?

— Нет, ты нам еще не рассказывала, — кротко ответила Бет.

— Да? Ну, может быть. Я тебе расскажу. Только Иван пусть погуляет где-нибудь. Он как-то странно смотрит на меня. Будто не верит.

— Я верю, — сказал я, — но погуляю. Конечно, без меня будет легче рассказывать.

Я погулял в соседней комнате. Бет рассказала мне потом, как было дело.

Альбер позвонил и попросил Кэт о немедленном свидании. Зимой он лишь проводил разведку, а теперь взялся за дело всерьез. Он говорил так страстно и напористо, с тоской, отчаяньем, надеждой, что Кэт, конечно, уступила. Это тот самый случай, когда надо суметь быть убедительным, и он сумел.

Явившись к Кэт чуть за полдень, он продолжал действовать убедительно: заключил барышню в объятья, расцеловал, не дожидаясь разрешения (нет, в самом деле, сколько можно ждать невесть чего?), потом посмотрел ей в глаза. Вот тут-то Кэт и сдвинулась. Признала его суженым и стала послушно, как сомнамбула, делать все, что он ей говорил. Как проходил сеанс гипноза, она не помнила, но была уверена, что он ничем ее не кормил и не колол. Видно, он сам по себе парень талантливый. Кэт потом ничего в его поступках не казалось странным, диким, нелогичным или подозрительным, даже его исчезновение.

— А что он тебе еще говорил? — спросила Бет.

— Он говорил, что ему нужно уже совсем немного времени, и он завоюет мир… и положит к моим ногам. Чтобы я подождала его, как ты ждала Ивана. Полгода или год. Если работа почему-то затянется, он приедет ко мне раньше. Я сказала: «Мне не нужен мир», а он ответил: «Зато мне нужен». Он сделал какое-то открытие, что-то изобрел или построил… я не расспрашивала о деталях. Это скучно.

Зато могу себе представить, как Альберу было интересно в аппаратной. Впрочем, немного там поймешь, если не знать теорию. Только этим мы себя и утешали.

Все, что Кэт лепетала о своей любви к Альберу, так мало походило на любовь, что Бет решилась на один эксперимент.

— А ну-ка посмотри мне в глаза, — сказала она властно, повернув Кэт к себе.

Та послушалась, не стала ни спорить, ни вырываться. Глаза у вил — это особый инструмент, кроме всего — детектор лжи. Люди тоже пытаются использовать свои глаза таким образом, но у людей не всегда получается, а у вил — всегда. Кроме того, глазами они как-то умеют пробуждать ту правду, которую их собеседник, может быть, и от себя скрывает. Кэт посмотрела в глаза сестре и, наконец, очнулась.

— Бетти, это ты? Как долго тебя не было! С тобой все в порядке? Кто у вас родился?

Тут Кэт опять заплакала и выплакала большую часть безумия. Даже на вопросы об Альбере стала давать вполне разумные ответы.

— Ты уверена, что он твой суженый? — допытывалась Бет.

— Не знаю. Он смотрел на меня и говорил: «Я твой жених. Ты меня любишь». И я ему поверила. Но я боюсь его. Он может позвонить, и я опять сделаю все, что он скажет. Спрячьте меня, пожалуйста. А то он… заберет меня.

Я сомневался, что Альбер будет звонить. По моим расчетам, он должен был теперь сделать какую-то очень крупную гадость (мирового масштаба) и лишь потом вернуться — победителем, владыкой. Если никто ему не помешает. До Кэт он непременно постарается добраться — хотя бы для того, чтобы отомстить за ее многолетнюю безответственную игру. Но я ошибся: Альбер позвонил. Больше того, он позвонил мне, потому что номер, который дала ему Кэт, мы просто отменили, а саму Кэт по ее просьбе спрятали на Круге.

Этот звонок и последовавший разговор почти восхитили меня своей наглостью. Начал Альбер с того, что извинился: о вашем странном веществе, мол, никто ничего не слыхал. Потом поинтересовался, куда пропала Кэт и почему не отвечает на звонки. Я сказал, что Кэт уехала отдыхать, — это во-первых. А во-вторых, я очень сомневаюсь, что Кэт когда-нибудь еще захочет его слышать или видеть.

— Это почему же? — насторожился Альбер.

— Она потрясена вашим коварством, — нагло заявил я в ответ. — Вы должны вернуть похищенного человека (к тому времени я уже знал, что вернуть можно только одного).

— Это что, торг? — спросил он с замечательной интонацией. В ней готовность к благородному возмущению сочеталась с заинтересованностью деловым предложением. — Я вам — похищенного человека, а вы мне отдаете Кэт? Я правильно вас понял?

Конечно, я сказал, что он понял меня неправильно. Для Кэт необходимо, чтобы человек вернулся — иначе ее замучит чувство вины. И для Альбера это необходимо — если он хочет как-то реабилитировать себя в глазах Кэт. А «отдавать» ее или «не отдавать» никто не может. Она сама себе хозяйка.

— Но, понимаете, — сказал Альбер учтиво, — произошла ужасная ошибка. Стечение обстоятельств, роковая случайность. Я ничего не знаю о судьбе похищенного человека. Я не имею к этому похищению никакого отношения.

Я довольно резко спросил его, имеет ли он отношение к гипнозу.

— Нет, это какие-то фантазии, — сказал Альбер. — Кэт — экзальтированная девочка. Я все-таки хотел бы с ней поговорить, когда она вернется. Она моя невеста и, возможно, я оказываю на нее влияние, но это же естественно.

— Влияние удава на кролика, — ответил я не очень дипломатично.

Альбер не пропустил мою оплошность.

— Вы, конечно, преувеличиваете, но… да. Я оказываю сильное влияние. Ваша жена, как я заметил, очень самостоятельна и независима. Вероятно, она вообще невосприимчива к чужим влияниям (ах вот почему он от нее шарахался!). А моя жена… невеста очень внимательно прислушивается к тому, что я ей говорю. Это объяснимо. Не стоит так переживать. Почти все девушки выходят замуж, и большинство из них начинают смотреть на мир глазами мужа (он что, проспал последние сто лет?). Если, конечно, он мужчина, а не тряпка. Разве не так?