– А то еще вот был случай, – чуть не орала она, поглядывая на жениха. – На свадьбе у одной приятельницы мужик за столом напился да и клюнул носом в чай. И утонул.

Ноль внимания.

И вот тогда-то под грянувшую кстати ламбаду Райка вскочила на стол и, стуча каблуками, принялась плясать, виляя бедрами, держа руку над головой. Наши все взревели. Свадьба притихла.

– Ну что, жених, слабо твоей? – победно завопила Райка и вдруг скинула кофточку, под которой не было ничего, кроме пары крепких, загорелых дынь третьего размера.

В общем, умыла невесту. И всех остальных заодно.

Меня мутило от нее. Ей-богу, меня от нее мутило.

Раиса спала. Я лежал на краю постели, подложив руку под голову, глядел в потолок и бесчувственно, бездумно долбил про себя:

И т. д.

Раиса проснулась. Было уже за полдень. Свернувшись на боку, она долго, как чахоточная, кашляла. Потом закурила и тоже уставилась в потолок.

– Ты чего лежишь? – спросила она.

– А что?

– Кофе есть?

– Хочешь?

– Не надо. Голова болит.

Помолчали.

– Ты почему не встаешь?

– Так.

– Поваляемся?

– Ну давай.

После бурных, но несколько приевшихся ласк мы устало отвалились друг от друга, сразу утратив близость, которая секунду назад казалась незыблемой.

– Вина возьмем? – спросила она.

– Можно.

– Может, мне уволиться?

– Зачем?

– Надоело.

– И что дальше?

– Поедем в Сочи.

– А деньги?

– Телевизор продашь.

– Ну давай.

– Нет, лучше в отпуск.

– Бархатный сезон.

– У меня отпуск в ноябре.

– Нет, ноябрь не годится. Холодно.

– Тогда на лыжах.

– Угу, в Куршевель.

– Это где?

– Это во Франции.

– Ты там был?

– Нет.

– А я на лыжах не умею.

– И я не умею.

– Тогда Франция не подходит. Тогда Химки.

– О, Химки, круто.

– Там подруга у меня… Можно в парке.

– Можно.

– Меня ночью тошнило?

– Было.

– А я помню.

– Вот и хорошо.

– Зато голова чистая. Только болит немного.

– Хочешь аспирин?

– Нет.

– Хочешь пива?

– Нет.

Она перелезла через меня и, голая, вышла на балкон. Думаю, что соседи напротив к этому привыкли, а некоторые были застуканы с биноклем.

Потом мы пили вино из картонных пакетов, и я врал ей про то, как в Африке на сафари я был окружен стадом жирафов и как кормил их печеньем. Она верила каждому моему слову, и каждое слово мое было неправдой. Вообще-то я никогда не вру, но это не было ложью. Не знаю, но, по-моему, между ложью и неправдой есть разница. Во всяком случае, я ее чувствовал, эту разницу.

– Твоя жена красивая?

– Да, красивая.

– У нее красивые ноги?

– Да.

– Глаза? Грудь?

– Да, очень.

– Ах ты, сволочь! Ты мне рассказываешь про свою жену! Что я должна думать?

В меня полетел стакан.

– Ты же сама спросила.

– Сволочь, сволочь! Гад! Иди отсюда! Убирайся к своей жене!

– Подожди.

– Что ты тут делаешь? Катись отсюда!

– Подожди, не плачь.

– А что мне делать?

– Ты тоже очень красивая.

– Тоже? Ах ты, гад такой!

– Нет, ты просто… сама по себе красивая.

– А я знаю!

– Конечно.

– Прижился тут.

– Ну, перестань, успокойся.

– Успокойся. Сам успокойся. Жену он забыть не может. Слюни пускает.

– Да ладно тебе. Все я забыл. Мы скоро разведемся.

– Забыл. Как же.

– Знаешь, чего я больше всего хочу?

– Ну?

– Чего я больше всего хочу?

– Ну, скажи же, скажи.

– Тебя.

– Меня, болтун?

– Тебя.

– Дурак, болтун.

– Хочу только тебя.

– Ну конечно.

– Только тебя.

– Ну… на. Вот она я. На, бери. Если – только.

И после ни с того ни с сего:

– Вот умру я, будет у тебя другая женщина.

– Нет, не будет, меня тошнит от других женщин.

– Ой ли уж…

Я лежал на краю постели и глядел в потолок. Нагулявшись, Раиса спала рядом, лицом в подушку, отвернувшись к стене. Ничего другого она не знала. Ничего и быть не могло.

В голове, как в небе, бессмысленно и отчужденно проплывали слова:

Все сдвинулось. И утекало – водой из горсти. Меня разделяла глубокая пропасть с людьми определенных воззрений на жизнь, которая поступила со мной как маньяк с малолеткой. Куда подевались все мои навыки и способности? Вряд ли они представляли нечто существенное, если в памяти от них не осталось и облачка.

Деньги, деньги… Они тоже утекали. Даже при моих скудных потребностях денег уже ни на что не хватало. За все это время я не купил своей подруге ни одной безделушки. А вот она платила. В основном за выпивку, конечно. И так, по мелочи. Я был как альфонс, приживала. Впрочем, меня это особенно не тревожило.

Все реже бывал я в своей квартире, которая незаметно покрылась пылью запустения. Стоило в ней появиться, как сразу тянуло уйти. Всякий раз удивляла какая-то роковая тишина. Даже часы и те встали. В пустой квартире делать было нечего.

Бог мой, и записки еще… Их оставляла жена. Всего их было три. Это значило, что она наведывалась сюда три раза. Конечно, мое обещание ускоренно развестись мало чего стоило. В том смысле, что оно оказалось трудноосуществимо. Как-то все не совпадало: то я у Раисы, то дома – а телефон не звонит. Наверное, они думали, что за омара и пять кружек пива я буду задницу рвать, лишь бы угодить сладкой парочке. Нет, если б ко мне завалился нотариус, или судья, или кто там у них, я подмахнул бы любую бумагу без разговоров, а так… Что же мне, самому, что ли, за ними бегать?

В первой записке, оставленной на кухонном столе и придавленной ножом, содержалось гневное недоумение – «как это полагается у интеллигентных людей» – по поводу моего исчезновения. «Мне казалось, мы обо всем договорились, – было написано твердым, суровым почерком. – Мы все были в этом уверены. И что же? Судя по пылище и следам на полу, дома ты бываешь редко, но бываешь. На звонки не отвечаешь. А мобильный? Почему он отключен? Что с мобильным?!»

С мобильным, собственно, ничего, а вот со мной, пожалуй, было что-то не так.

Буквально в двух шагах от остановки, где я ждал троллейбуса, притормозил сверкающий «лексус». Он притормозил возле арбузного развала, а не возле меня, конечно. Из него вылез желающий купить арбуз загорелый господин, в котором я узнал бывшего партнера из дружественного агентства, с которым меня связывали многолетние деловые отношения: обмен информацией, возня с клиентами, ну и все такое. Самое неприятное, что он тоже меня узнал. Ну, поздоровались, поулыбались. Обменялись вопросами, парой анекдотов. Потом он словно заново оглядел меня от щетины на скулах до мокасин на босу ногу и, по всей видимости, вспомнил. Его холеная морда мгновенно поскучнела. Теперь я был где-то рядом с таджиком, торгующим арбузами.

– Ну, ты звони, если что, – тускло вымолвил он, явно сожалея о том, что узнал меня, и засуетился, даже арбуз передумал покупать. – У меня вот еще дел невпроворот…

И занырнул в свой «лексус». Двигатель заурчал, вспыхнули габариты, машина сорвалась с места так резко, как будто от меня воняло. Или мне показалось. Она уже поворачивала за угол. И тут я вдруг заметался в поисках булыжника. А потом судорожно сунул руку в карман, вырвал мобильник и с маху запустил им в исчезающий багажник «лексуса». Попал, не попал, неизвестно, но пошел я дальше пешком. И лишь краем глаза отметил, как таджик заскользил вдоль траектории полета моего телефона. Лучше б я его продал.