Увлеченный своей идеей, он ни с кем не стал советоваться и через Шеверни довел это решение до Екатерины. Королева-мать спустилась с небес на землю: ее сын действительно стал слишком независимым! Она попробовала взбунтоваться, но это ничего не дало. Тогда она решила приписать этот непонятный выбор себе.

Двор был ошеломлен. Мадемуазель де Шатонёф от ярости заболела, протестанты испугались, что родственница Гизов взойдет на трон, католики обрадовались. Безразличный ко всему этому, Генрих сгорал от нетерпения. Дю Гаст и Шеверни, его чрезвычайные послы, уже мчались во весь опор по дороге в Нанси просить руки молодой девушки.

В унылом дворце графа Николя де Водемона, ее отца, Луизе отведена была роль Золушки. Мачеха, Екатерина Омальская, не удостаивала ее ни словом, не говоря уже о внимании. Поэтому бедняжка едва не умерла от изумления, когда однажды утром мачеха вошла к ней в комнату и сделала три глубоких реверанса, как положено перед королевой Франции. Она решила, что мачеха хочет над ней посмеяться, и тут же попросила прощения за то, что в такой поздний час она еще в постели. Но когда она вышла из своей комнаты, граф Водемон подтвердил необыкновенную новость. Луизе казалось, что ее коснулась своей палочкой фея. Всю жизнь она будет преклоняться перед Генрихом, но и это будет казаться ей недостаточной благодарностью за такое сказочное счастье.

Но обстоятельства, к сожалению, никак не способствовали свадебным празднествам. И пока какая-то крепость Ливрон одна сдерживала всю королевскую армию, депутаты протестантов собрались в Ниме, чтобы подтвердить свой союз.

Надеясь испугать мятежников, король сам появляется у стен Ливрона во главе свежих войск. Но он в бешенстве вынужден смириться со своим поражением, а жители Ливрона осыпают его со стен проклятиями.

Неожиданно на Генриха наваливается усталость. Он отказывается от борьбы и сдается: признает действительным договор, заключенный в Ниме, разрешает мятежникам представить ему свои жалобы. Жалкий отзвук политики сильной королевской власти, которую проводила королева-мать!

И не оглядываясь на то, что оставлено позади, король вместе со всем двором направляется в Реймс – он хочет, чтобы его короновали как можно скорее. Теперь он постоянно шутит с фрейлинами, которые оспаривают друг у друга честь понравиться ему. Внимание короля скоро привлекает мадемуазель д’Эльбёф, родственница Гизов и будущей королевы, обладавшая острым умом, в чем Генрих находил ее главное очарование. Уже через несколько дней он всерьез раздумывает над тем, не сменить ли скромную Луизу на ее бойкую кузину.

Мадемуазель д’Эльбёф производила впечатление человека, вполне способного прибрать к рукам короля и все королевство. Екатерина не на шутку испугалась.

Она делает выговор сыну, объясняя ему, что честолюбивая девушка – всего лишь орудие в руках Гизов, и умоляет не приближать к себе это опасное семейство. Генрих позволяет себя убедить, и сердце его вновь принадлежит мадемуазель де Водемон.

В Дижоне короля встречает делегация польского сената, которая хочет выяснить, каковы его намерения относительно их страны.

«Корону Польши я получил благодаря Господу и вашей воле, – величественно отвечает монарх, – и я не думаю от нее отказываться. Как только новая королева подарит мне сына, я вернусь в Краков. А пока я направлю туда двух важных и полномочных представителей».

Король торжественно въезжает в Реймс 11 февраля 1575 года. Невеста уже ждет его. При первой же встрече замешательство молодой девушки выдает в ней столько любви и горячей благодарности, что мертвое сердце бедного влюбленного встрепенулось.

А еще через день в старой базилике, под сводами которой гремел орган, Генрих стал двадцать седьмым после Гуго Капета¹⁶ помазанником Божьим.

Когда кардинал де Гиз, архиепископ Реймсский, водрузил на его голову огромную корону Карла Великого, Генрих, покачнувшись, едва не потерял сознание от нахлынувших чувств. При этом тяжелая корона слегка съехала на бок – знак, которого с нетерпением ждали его противники, с радостью кинувшиеся распространять слух, что у Валуа, в отличие от его предшественников, не достанет сил справиться со всеми напастями.

Свадьба должна была быть отпразднована двумя днями позже. С чисто женской горячностью Генрих забывает обо всем и с головой уходит в споры с портными и ювелирами.

Выбор ткани, украшений, отделки целиком поглотил его внимание. В день торжественной церемонии он изъявил желание сам причесать свою невесту и так увлекся этим занятием, что бракосочетание пришлось перенести на вторую половину дня.

Был уже вечер, когда перед алтарем, у которого преклоняла колено Жанна д’Арк, кардинал Бурбонский соединил судьбу Генриха с судьбой белокурой Луизы Лотарингской. В эту решающую минуту перед Генрихом в последний раз возникла тень той, которую он действительно любил. Мария де Конде уступила свое место сопернице, женщине редкой души и достоинств, которые оценил ее молодой супруг. Мария отступила, но отступила непобежденной – ни одна женщина никогда не займет ее места в сердце любимого.

В марте 1575 года Летуаль заметил: «Королю нечем ужинать». С первых дней своего правления Генрих ощущал острую нехватку в деньгах, преследовавшую его в течение пятнадцати лет. В казне не было ни экю, налоги не платились вовсе, двор проедал свое содержание за 1580 год! И в довершение всех несчастий золото упало в цене. А надо было содержать армию, выплачивать жалованье королевской страже, полиции, которая была единственной опорой монархии в мятежном городе, постоянно подкармливать денежными подачками верность крупных феодалов. Прибавим к этому затраты, необходимые на восстановление провинций, через которые ураганом прокатилась гражданская война.

Было бы непростительной ошибкой объяснять лишь легкомыслием огромные траты на содержание королевского дворца и двора. Празднества были одним из способов управления, и забавы короля, равно как и легкомысленные фрейлины королевы-матери, привлекали ко двору дворян, а их удовольствия гарантировали их верность.

Генриха жестоко упрекали за его мотовство. Действительно, младший сын Медичи не умел экономить, но и обладай он этим достоинством, оно было бы совершенно бесполезно при состоянии французской казны. Увидев, насколько его возможности меньше его потребностей, молодой король пал духом. А поскольку те незначительные средства, что у него были, ничего не решали, он и не заботился о том, чтобы тратить их разумно. К тому же от природы он был столь щедр!

Однако надо было как-то жить. И когда все обычные средства оказались исчерпаны, Генрих пошел по пути, который мы бы назвали социалистическим: он ввел налог на капитал, что задевало не простых людей, а богатые слои общества. Буржуа, торговцы, судьи, финансисты облагались индивидуальным налогом в зависимости от их доходов и важности занимаемой ими должности. Даже священнослужители должны были платить.

Это не прошло ему безнаказанно. Парламент выразил свой протест. Король собрал несколько миллионов и навсегда потерял свою популярность. За отощавшие кошельки мстят потоками грязных пасквилей, возбуждение в обществе достигает такого уровня, что бунтовщики решают перейти от слов к делу.

И 11 апреля вызывающее послание протестантской республики требует абсолютного равноправия двух религий. После отказа короля – а если бы он ответил иначе, Париж на другой день скинул бы его с трона, – на юге страны снова вспыхивает гражданская война.

Но была ли центральная власть в согласии по крайней мере с католиками? Вовсе нет. Видя, насколько слаба монархия, Лотарингский дом решил, не медля более, расправиться с нею. Несколько недель спустя после выходки протестантов полиция раскрыла заговор, целью которого была передача власти в Париже Гизам. Генрих, взяв себя в руки, обратился за помощью к своему шурину, герцогу Лотарингскому, умоляя его успокоить непокорных младших братьев.