Я знаю, что, когда наступит время, «Нью-Йорк тайме» будет единственной газетой, которая правдиво опишет это событие, несмотря на то, что мой вклад не будет столь уж значительным. Как бы я хотел хорошо справиться со своей задачей!

Я посоветую властям проконсультировать тебя перед публикацией сообщений. Надеюсь, что в это время ты будешь в городе.

В настоящее время я — один из немногих людей на свете, который знает все, за исключением сроков. Система безопасности является настолько жесткой, что я боюсь даже разговаривать сам с собой. Моя личность также засекречена, и я часто пробираюсь окольными путями, опасаясь, что кто-нибудь может узнать меня.

Хотя эта работа захватывающая и увлекательная, она является одновременно и тяжелым бременем. Слишком трудно написать сенсационное сообщение, поставить на нем гриф «Совершенно секретно» и запереть в сейф. Я предвкушаю тот день, когда смогу откопать эти статьи и побежать с ними к ближайшему телеграфу.

В моем продолжительном отсутствии есть еще один плюс. После того как это свершится, я буду единственным, кто будет знать все из первых рук, а это даст «Нью-Йорк тайме» значительное преимущество. Однако надо, чтобы некоторое время часть этих сообщений подождала.

Жена ничего не знает о моем задании и, возможно, будет потрясена, когда узнает об этом. Я очень благодарен за твою доброту по отношению к ней и, если она когда-либо обратится за помощью, надеюсь, что это не будет тебе слишком в тягость. Люди все время пристают к ней с расспросами, куда я уехал, и это действует ей на нервы, и без того слишком расстроенные из-за того, что она находится в полной неизвестности относительно моего местопребывания.

Скоро наступит время, когда она не будет получать от меня известий в течение длительного периода «затемнения», хотя я ее заранее предупредил не ждать от меня писем в течение некоторого времени из-за «правил цензуры». Я знаю, что ты не будешь возражать, если она позвонит тебе, чтобы узнать новости, и заранее благодарю.

Надеюсь, что скоро снова увидимся. Возможно, мой стол сейчас слишком чист, а это, наверное, тебе кажется неестественным. И, как обычно, я давно не стригся.

С наилучшими пожеланиями, всегда

Искренне твой

Билл Лоуренс

Р. S. Мой постоянный адрес сейчас п/я 2610

Вашингтон, Округ Колумбия».

Рождение атомного века я наблюдал, стоя на склона холма, в северо-западной части авиабазы Аламогордо, расположенной в пустыне Нью-Мексико в 200 километрах к юго-востоку от Альбукерке. Холм, известный в период подготовки испытания под названием Холма Ком- паниа, находится в 32 километрах к северо-западу от «Нуля» (кодовое наименование, данное точке, избранной для испытания атомной бомбы). Занимаемая «Нулем» и Холмом Компаниа площадь длиной 38 и шириной 29 километров получила условное название Троица.

Бомбу поместили на стальную башню 30 метров высотой. В 15 километрах к юго-западу была расположена базовая станция, где находился главный штаб научного командования, начальником которого являлся профессор Кеннет Т. Бейнбридж из Гарвардского университета. Рядом разместились бараки, в которых жили ученые, столовая, почта и другие строения. Ученые во главе с доктором Оппенгеймером жили как солдаты на фронте, наблюдая за всеми деталями подготовки испытания.

В воскресный полдень здесь собрались генерал Гровс, его помощник бригадный генерал Томас Ф. Фаррелл — герой первой мировой войны, доктор Ферми, доктор Ко- нэнт, доктор Буш, профессор Роберт Ф. Бахер из Корнелла, полковник Стэффорд Л. Уоррен — радиолог из Рочестерского университета и около 150 других ведущих ученых, занятых работами над атомной бомбой.

На базовой станции находился высохший пруд площадью 45 квадратных метров, окруженный земляным барьером в 2,5 метра высотой. За этим барьером было выкопано несколько траншей глубиной 0,9, шириной 2,1 и длиной 7,5 метра. По команде, данной по радио за минуту до взрыва, все наблюдатели на базовой станции должны были залечь в своих траншеях, повернув лицо к земле и отвернувшись от места взрыва. Но большинство из нас остались стоять на Холме Компаниа.

По мере приближения момента взрыва в районе нашего наблюдательного поста на Холме атмосфера становилась все напряженнее. Сначала мы съели наши походные завтраки. В пустыне похолодало, и многие из нас, одетые легко, дрожали от холода. Несколько раз начинал моросить дождь, и частые вспышки молний заставляли нас поворачиваться в сторону «Нуля». Поступили тревожные сообщения о том, что испытания придется отложить из-за плохой погоды. Радиоустановка, которую мы захватили с собой для поддержания связи с базовой станцией, все время выходила из строя, и когда ее, наконец, наладили, раздался шум какого-то оркестра, который грозил заглушить ожидаемый сигнал. Было известно, что в небе летают две специально оборудованные сверхкрепости «Б-29», производящие наблюдения и записывающие показания в верхних слоях атмосферы, но мы не могли ни видеть их, ни слышать. Мы продолжали всматриваться в темноту.

Неожиданно в 5 часов 29 минут 50 секунд из радиопередатчика раздался голос, который в темноте, казалось, доносился с небес: «Минус десять секунд!» В облаках вспыхнула зеленая ракета, медленно опустилась, повисла, потускнела и исчезла в темноте.

Снова прозвучал голос: «Минус три секунды!» Спустилась другая зеленая ракета. Над пустыней царило молчание. Небольшими группами мы двигались в направлении «Нуля». На востоке появились первые проблески зари.

И в этот момент как будто из недр Земли появился свет, свет не этого мира, а многих солнц, соединенных воедино. Это был такой восход, какого никогда не видел мир,— громадное зеленое сверхсолнце поднялось в доли секунды на высоту более чем 2,5 тысячи метров. Оно поднималось все выше, пока не достигло облаков, освещая землю и все небо ослепительно ярким светом.

Этот громадный огненный шар диаметром почти в 1,5 километра поднимался, меняя цвет от темно-пурпурного до оранжевого, расширяясь, увеличиваясь,— природная сила, освобожденная от пут, которыми была связана миллиарды лет. На какое-то мгновение свет стал каким-то неземным, зеленым. Такое свечение наблюдается в короне Солнца во время полного затмения.

Этот момент показался нам вечностью. Время остановилось. Пространство сжалось до острия булавки. Казалось, что Земля раскололась и небеса разверзлись. Было ощущение, что тебе довелось наблюдать Рождение мира.

Вслед за огненным шаром с земли поднялось громадное облако. Сначала это была гигантская колонна, которая затем приняла формы фантастически огромного гриба. Громадная гора, рожденная за несколько секунд (а не за миллионы лет), поднималась все выше и выше* содрогаясь в своем движении. Она достигла разноцветных облаков, пробила их своей вершиной и продолжала подниматься, пока не достигла высоты в 12,5 тысячи метров— на 3,5 тысячи метров больше, чем высочайшая гора на Земле!

В течение этого очень короткого, но кажущегося необычайно долгим периода не было слышно ни единого звука. Я видел силуэты людей, стоявших неподвижно небольшими группами, как растения в пустыне. Вновь рожденная гора — гигант среди пигмеев хребта Сьерра- Оскуро — стояла, опираясь па тучи, как огнедышащий вулкан.

Потом из этой тишины возник громовой раскат. В течение короткого времени то, что мы видели, повторилось в звуке. Казалось, тысячи мощных фугасных бомб разорвались одновременно и в одном месте. Гром прокатился по пустыне, отозвался от Сьерра-Оскуро, эхо накладывалось на эхо. Земля задрожала под ногами, как будто началось землетрясение. Мы почувствовали горячее дыхание взрыва.

Оглушительный грохот раздался через сто секунд после вспышки — первый крик новорожденного мира.

Он оживил молчаливые, неподвижные силуэты, дал им голос. Небольшие группы людей, стоявшие до сих пор неподвижно, заплясали, оглашая воздух громкими криками. Их танец напоминал танец первобытных людей на весенних празднествах, посвященных огню.