Но через шесть лет, в 1902 г., человеческие глаза увидели исходящие из вещества лучи космического огня, когда Мария и Пьер Кюри наконец выделили несколько гранов радия из тонны урановой смолки — основной урансодержащей руды.

Действительно, открытие радия в 1898 г. самой знаменитой в истории науки супружеской парой и получение первых ничтожных кусочков этого чудесного элемента после почти четырехлетпего титанического труда неизбежно шаг за шагом привело через тридцать шесть лет запутанного пути к атомному веку.

Марии Кюри-Склодовской, уроженке Польши, шел тогда тридцать второй год. Пьер Кюри, блестящий ученый и преподаватель физики и химии в муниципальной школе, был на восемь лет старше. Они поженились в 1895 г.; их первая дочь, Ирен, родилась в 1897 г., а вторая, Ева,— в 1904 г. В течение одиннадцати лет, вплоть до смерти Пьера в 1906 г.— он попал под фургон с пивом,— жизнь супругов была счастливой. История их любви— одна из самых красивых. Всю свою жизнь они посвятили друг другу и поискам нового.

Супруги Кюри открыли новый элемент, даже два элемента, заметив, что отходы урановой смолки после извлечения урана выделяют радиацию более мощную, чем радиация урана. Тщательно фракционируя отходы руды и определяя способность каждой фракции ионизировать воздух, Мария обнаружила, что одна из них испускает особенно сильное излучение. Мария пришла к выводу, что обнаружен неизвестный до сих пор элемент. Она назвала его полонием в честь порабощенной царизмом Польши, которую она покинула семь лет назад и переехала во Францию в поисках свободы и знаний.

К ее исследованиям подключился муж. Совместными усилиями они обнаружили, что излучение в отходах урановой смолки шло не от одной, а от двух различных в химическом отношении фракций. Это могло означать только одно: кроме полония руда содержит какой-то другой неизвестный радиоактивный элемент. В статье, опубликованной ими на следующий день после рождества 1898 г. в «Трудах Французской Академии наук», Мария и Пьер Кюри предложили назвать новый радиоактивный элемент радием.

«Радиоактивность радия должна быть огромной»,— сообщали они академикам, которые, как и все академики с незапамятных времен, относились к их открытию довольно скептически.

«Ну, мы им докажем»,— сказали Мария и Пьер Кюри.

И они начали один из самых смелых научных подвигов— настоящие аргонавты в поисках сокровища, гораздо более ценного, чем золотое руно. Искали два таинственных и исключительно редких элемента, постоянно посылавших сигналы на языке, до сих пор неведомом человеку. Но для того чтобы расшифровать код, скрытый в послании двух элементов, надо было добыть ощутимое количество, по крайней мере несколько гранов полония или радия из горы урановой смолки, в которую их спрятала природа.

Мария и Пьер четыре года непрерывно трудились в жалком сарае, в самых ужасных условиях, прежде чем смогли выделить ничтожное количество неуловимого радия. В начале 1899 г., когда они начали работу с тонной отбросов производства урановых солей (подарок австрийского правительства), они надеялись, что из нее можно будет получить около десяти килограммов радия и полония. Однако после четырехлетнего изнурительного труда был выделен всего жалкий дециграмм (одна десятая грамма) соли радия из целой тонны смолки — одна часть на десять миллионов!

Как мы сейчас знаем, в урановой смолке содержится 3 —4 • 10-7% радия. В тонне минерала, содержащего 60% Урана, имеется лишь 0,2 грамма радия. Как ни мало это количество, оно в пять тысяч раз больше содержания полония, и Кюри установили, что выделить полоний в чистом виде невозможно. Они смогли обнаружить это вещество, так как его излучение в четыре тысячи раз интенсивнее, чем радия, т. е. одна часть полония выделяет радиацию, равную радиации четырех тысяч частей радия.

Деревянный сарай с дырявой крышей, в котором родился новый век в физике, раньше служил студентам медицинского факультета Сорбонны для препарирования во время занятий по анатомии. Затем его забросили, так как он не подходил для хранения трупов. Летом в сарае стояла удушающая жара, зимой было страшно холодно. Когда шел дождь, вода капала через дырявую стеклянную крышу на рабочие столы и на пол. Старая чугунная печка с ржавой трубой почти не грела. Самодельные установки Кюри не были снабжены вытяжными трубами для удаления ядовитых газов, поэтому значительную часть работы им пришлось выполнять на открытом воздухе во дворе.

«В этом жалком старом сарае,— писала впоследствии Мария,— прошли самые лучшие и счастливые годы нашей жизни, годы, полностью посвященные работе. Часто мне целыми днями приходилось помешивать кипящую массу металлической палкой в рост человека. Вечером я падала от усталости».

Являясь как бы повитухами при рождении двух новых элементов, Пьер и Мария одновременно растили свою дочь.

Так проходили годы. Новому столетию исполнилось два года, а Ирен Кюри — четыре. Огромная гора урановой смолки была постепенно превращена в высококонцентрированные растворы, обладающие сильной радиоактивностью. Многочисленные стеклянные колбы с этими растворами стояли на старых столах и полках заброшенного сарая для трупов. По мере того как растворы в колбах обогащались радием, Мария становилась все более нетерпеливой, а их жалкий сарай все больше превращался в храм.

«Я не знаю, что это будет и на что оно будет похоже»,— говорила она, а Пьер отвечал: «Я хотел бы, чтобы у него был очень красивый цвет».

И, наконец, наступил тот осенний вечер 1902 г., который Мария запомнила на всю жизнь, вечер, когда звезды падали на крышу сарая на улице Ломон. Мария покормила и выкупала Ирен, уложила ее в постельку и долго сидела в темноте, пока ребенок не уснул. Затем она на цыпочках спустилась по лестнице к Пьеру, который ходил взад и вперед по комнате, и занялась шитьем — стала подрубать новый фартук для Ирен. Однако вскоре ею овладело беспокойство.

«Давай на минутку сходим и посмотрим, что у нас там делается»,— сказала она.

Пьер также хотел вернуться в сарай, который они покинули два часа назад; как писала Ева Кюри в известной биографии своей матери «Мадам Кюри», «радий, интересный, как живое существо, манящий, как любовь, звал их к себе».

Вместе с дедушкой Кюри — врачом, отошедшим уже от дел, который жил с молодыми супругами после смерти своей жены и помогал в уходе за их дочерью, Мария и Пьер шли рука об руку на свидание со своей судьбой.

Пусть Ева сама расскажет об этом вечере:

«...они пришли на улицу Ломон и пересекли небольшой дворик Пьер вставил ключ в замок. Дверь заскрипела, как скрипела тысячи раз, и впустила в их царство, в мир их мечты.

«Не зажигай лампу»,— сказала Мария в темноте Потом она добавила со смехом: «Помнишь тот день, когда ты сказал мне: «Я хотел бы, чтобы радий был красивого цвета?»

Действительность оказалась более очаровательной, чем простое желание Пьера. У радия было нечто лучшее, чем «красивый цвет»: он сам по себе светился. И в мрачном сарае, где за неимением шкафов драгоценные стеклянные колбочки стояли на столах или на полках, прикрепленных к стенам, они увидели их контуры, освещенные фосфоресцирующим голубоватым светом.

«Смотри!.. Смотри!» — прошептала Мари.

В кромешной темноте она осторожно двинулась вперед, огляделась, нашла соломенное кресло и, не промолвив ни слова, села. Их лица были повернуты к бледному сиянию, таинственному источнику радиации, к радию — их радию. Мария наклонилась вперед. Она смотрела на радий, как всего час назад смотрела на спящего ребенка.

Пьер осторожно коснулся ее волос.

Она навсегда запомнила этот волшебный вечер».

Все человечество также никогда не забудет об этом видении в сарае для трупов.

Таинственный зеленовато-голубой свет, который наблюдали Пьер и Мария Кюри в тот вечер 1902 г., был поистине сигналом из другого мира. Хотя они не смогли понять до конца смысл странного свечения в заброшенном сарае, тем не менее интуитивно чувствовали, что прибыли на берега нового царства материи, в котором никогда до сих пор не бывал человек.