Когда-то Глеб построил в киевском Печерском монастыре трапезную и пожертвовал монахам 600 гривен серебра и 50 гривен золота. Черноризцы молились за полоцкого князя, однако он подозрительно быстро, не просидев в темнице и года, отошел в мир иной.

Киевляне с союзниками наступали с четырех сторон — на Заславль, Логойск, Борисов и Друцк. По плану киевского князя Мстислава одновременный штурм полоцких городов был назначен на 4 августа, однако Логойск был взят на день раньше.

О дальнейших военных действиях летописи ничего определенного не сообщают. Известно лишь, что до столичного Полоцка враги не дошли. Это было результатом дипломатии: полочане изгнали из города своего князя Давыда Всеславича и пригласили его брата Бориса, еще одного сына Всеслава Чародея, который, видимо, больше удовлетворял Киев.

Борис правил недолго: в 1128 году он скончался, оставив память о себе в названии основанного им города Борисова и в так называемых Борисовых камнях, ценных памятниках эпиграфики — науки, исследующей древние надписи.

Один из этих камней можно сегодня увидеть в Полоцке рядом с Софийским собором. По обе стороны шестиконечного креста на нем высечено: «ХС. Ника. ГИ (Господи) помози рабу своему Борісу».

Взгляды историков на происхождение Борисовых камней существенно расходятся.

Существует мнение, что до принятия христианства эти валуны были языческими святынями. Высекая кресты, полоцкий князь будто бы боролся со старой верой, а заодно и увековечивал свое имя.

Академик Б. Рыбаков связывает появление княжеских просьб о Божьей помощи со страшным голодом 1127–1128 годов, когда мороз побил озимые, люди ели мох и солому, а в соседнем с Полоцком Новгороде родители, чтобы спасти детей от голодной смерти, даром отдавали их в рабство. Микола Ермалович полагает, что камни — свидетельства военных действий полоцкого князя, просившего накануне походов помощи у Всевышнего.

Старшего из Всеславичей похоронили в Борисоглебской церкви в Бельчицах. На тех, кто провожал Всеславича в последний путь, взирали с прекрасных фресок святые Борис и Глеб. Росписями этого храма исследователи восхищались еще в 20-х годах нашего века. Тогда в Бельчицах, там, где в нынешнем Полоцке переулок Юбилейный, еще стояли стены либо фундаменты четырех древних храмов. Один из них очень напоминал церкви, возводившиеся в раннем средневековье в Сербии и Болгарии, а также в Афонском монастыре в Греции.

Вместе со смертью Бориса отошли в прошлое и недавние вынужденные клятвы полочан Киеву.

Киевский князь Мстислав прислал кривичам приказ идти в поход на половцев. Всеславичи не просто отказались, но и посмеялись над Мстиславом: «Ты с Боняком Шелудяком (так звали половецкого хана) здоровы будьте оба и управляйтесь сами, а мы имеем дома что делать». Киевский властелин «вельми оскорбяся» и сразу после войны с кочевниками бросил против потомков Чародея дружины всех украинских земель.

Пятерых полоцких князей, а в том числе и отца Евфросинии Полоцкой Святослава Георгия, врагам удалось захватить в плен и увезти в Киев. После показательного суда их вместе с женами и детьми посадили на три больших челна и отправили в Византию. Тогда, видимо, и родилась белорусская пословица: «Мстіслау не аднаго стіснуу».

Византийский кесарь Иоанн, к которому прибыли изгнанники, приходился Рогволодовичам близким родственником, поэтому ссылка носила почетный характер. Кривичские князья не сидели в тюрьмах, а занимались привычным делом. Кесарь дал им воинов и послал против сарацинов (арабов), в войне с которыми полочане вскоре отличились и заслужили августейшую похвалу за воинское мастерство.

Пока князья воевали с врагами Византии, киевские наместники грабили Полоцкую землю, ходили походами на ее мирных данников, рубили головы гуслярам, которые отваживались петь былины о Чародее.

Третий раз — после «кровавой свадьбы» Владимира с Рогнедой и загадочных смертей Рогнеды, ее сына Изяслава и малолетнего Всеслава Изяславича — предпринималась попытка свести полоцкую династию со света. И вновь безрезультатно. Когда десятилетие спустя двое братьев Рогволодовичей, Иван и Василь, возвратятся из ссылки на родину, она уже будет освобождена от захватчиков. Полоцкое вече в 1132 году изгонит из города киевского ставленника Святополка и объявит князем внука Всеслава — Васильку, которому удалось избежать изгнания в чужие края.

Летопись сообщает: «Полочане же рекше: «лишается нас» и выгнаша Святополка, а Василка посадиша Святославича».

Жизненный путь этого выдающегося сына нашей земли начался в древнем Турове, известном летописцам с 980 г. Родной город Кирилла был столицей сильного княжества и одним из главных очагов восточнославянского просвещения. В богатых местных библиотеках хранилось рукописное Туровское Евангелие XI века, самая ранняя из известных науке книга, созданная на белорусских землях.

«Житие» Кирилла Туровского не сообщает точных дат начала и конца его земной дороги. Не очень богато оно и на иные сведения. Из «Жития» известно, что Кирилл был сыном богатых родителей, но «богатства» и «славы тленныя мира сего» его не привлекали. Вначале в отцовском доме, а затем в туровском епископском монастыре будущий писатель получил хорошее образование, усвоив знания и идеи и византийского, и римского мира. Есть основания считать, что Кирилл учился в Киеве. «Житие» сообщает, что он «добре извыче святых книг поучению».

Стремление глубже постичь мудрость «божественных писаний» привело юношу к решению принять монашеский сан. Надев ризу, молодой Кирилл занимался проповедничеством, «поучая мних» и мирян. Основательное знакомство с произведениями греческих авторов способствовало успеху его первых литературных опытов.

Образованность, красноречие и праведная жизнь еще в юности сделали имя монаха Кирилла известным. Но душа жаждала большего, и он «во столп вшед затворися, и ту с постом и молитвою паче себя тружаяся, и много божественная писания изложи».

Кирилл был первым восточнославянским монахом, совершившим духовный подвиг столпничества. Отрекшись от суетности мира, христианские подвижники-столпники обуздывали плоть и совершенствовали дух.

Затворившись в высокой деревянной башне, стоявшей на берегу Припяти вблизи монастыря, молодой монах молился и создавал свои вдохновенные повести, «слова», притчи, послания и поучения. Уже в это время к Кириллу пришла литературная слава. Его произведения переписывали, читали и заучивали наизусть во многих восточнославянских княжествах.

«Славен бысть по всей земли той, — повествует «Житие», — умолением князя и людии града того, от митрополита поставлен бысть епископом граду Турову». Кирилл оставил свою башню и стал епископом Туровским. Согласие на это он дал не сразу и, видимо, не раз потом с сожалением вспоминал прежнюю затворническую жизнь и долгие часы наедине с чистым пергаментом либо книжной страницей. Не случайно в конце земного пути Туровский вернулся в монастырь и жил «у святого Николы в Турове». Там незадолго до смерти он создал стихи-молитвы — ценнейшую часть своего наследия.

Туров похоронил земляка где-то около 1190 года. Спустя несколько десятилетий было сложено похвальное слово в честь бывшего епископа, в котором его называют вторым Златоустом, что «паче всех воссиял на Руси». Произведения Кирилла Туровского и сегодня восхищают образностью и проникновенностью, простотой и искренней заботой о духовном совершенстве соотечественников. До наших дней сохранились восемь его «слов» проповедей, несколько поучительных повестей («Повесть о белоризце и монахе», «Казание о черноризском чине») и притчей («Притча о душе и теле»), два канона, около трех десятков стихотворений.

Свои написанные на изысканном церковно-славянском языке «слова» Туровский сочинял по случаю различных христианских праздников — «Слово на Вербное воскресение», «Слово на Пасху», «Слово на Вознесение». Стихи-молитвы создавались на каждый день недели и читались после богослужений утром, днем и вечером.