Если миниатюры обычно соответствовали содержанию, то маргиналии не только не соотносились с текстом, но часто являли разительный контраст с возвышенным настроем книги. Эта чистая орнаментика в то же время давала читателю возможность переключиться, отвлечься, развлечься. Во Франции рисунки такого типа стали называть словом «dôdlerie», что можно приблизительно перевести как «развлекушки». Маргиналии стали обычны даже для религиозной литературы, что, впрочем, неудивительно: такое оформление Псалтири соответствовало форме проповеди, которая вовсе не была сплошным занудным наставлением, а включала в себя исторические анекдоты, побасенки, игру слов.

Так, например, английская Псалтирь королевы Марии (ок. 1308) содержала на полях целый бестиарий — свыше пятидесяти изображений фантастических зверей, включая обезьяну с оленьими рогами, сирену-птицу, безрукого человека, мужчину с двумя сросшимися туловищами и тому подобное. Еще большая коллекция чудищ представлена в английской Псалтири 1340 г., чего стоит один, только двуногий зверь с головой коровы, чешуйчатым рыбьим телом, крыльями мотылька и петушиным хвостом! Эти маргиналии в Псалтири свободно сочетаются с миниатюрами, которые очень достоверно воссоздают сцены повседневной английской жизни. На страницах книги самая необузданная фантастика и реальность уравниваются, смыкаются, дополняют друг друга. Как видно, в средние века почти всякое общение с книгой подразумевало соприкосновение с миром чудесного, что, разумеется, не могло не сказываться на сознании и подсознании читателя.

Следует учитывать и то, что средневековый зритель воспринимал изобразительный ряд совсем не так, как современный. Эти отличия — того же плана, что и в восприятии книги. Для нас, особенно при наличии фотографии, рисунок давно утратил дух подлинности. Мало ли что можно нарисовать! В средние века все, изображенное в книге или на карте, носило характер документа. В ту эпоху художник воистину чувствовал себя творцом: любые прихоти его фантазии обретали реальность в сознании зрителей.

В эпоху великих географических открытий к бестиариям подключились новые и очень эффективные формы массового просвещения. Речь идет о лубочной литературе в ее основной разновидности — о так называемых «летучих листках», которые в Западной Европе получили широкое распространение на два столетия раньше, чем в России, — в XVI в. Выглядели они обычно так: одинарный или сложенный вдвое лист бумаги с оттиском гравюры и пояснительной подписью внизу или на обратной стороне листка. Они сообщали самые последние новости, фактически став прародителями современной газеты. Быстрые в изготовлении, дешевые и доступные, «летучие листки» выпускались массовыми тиражами и продавались в местах скопления людей — чаще всего на площадях и базарах. Стоили гроши, расхватывались моментально, передавались из рук в руки, зачитывались до дыр. Неудивительно, что из моря разливанного этой литературы сохранились очень немногие экземпляры, и над ними дрожат библиофилы.

Так вот, как прародители современной газеты «летучие листки» отдавали предпочтение, что называется, «жареным фактам». Между прочим, о результатах первой экспедиции Колумба многие испанцы узнали из «летучего листка» под заголовком «Открытие Колумбом Нового Света», который несколько раз переиздавался в течение 1493 г. К «жареным фактам» относились и сообщения обо всякого рода чудесах и диковинах. Особую убедительность таким сообщениям придавали указания точного времени, места, имени наблюдателя. Вот один из таких «летучих листков», выпущенный в Альценбахе в 1660 г. На картинке изображен человек с шеей жирафа и птичьей головой. Подпись под гравюрой гласит: «Здесь изображено престранное существо, пойманное на острове Мадагаскар близ Африки капитаном корабля фельдмаршала фон Миллерайха, каковое ныне находится в Нанте в Бретани, а вскорости будет показано в Париже. Сие прелюбопытнейшее существо имеет мирный нрав и дозволяет обращаться к себе. Говорит оно на неведомом языке. Его обучили осенять себя крестным знамением. К докторам теологии и медицины был обращен вопрос, можно ли крестить сие существо, и ученые мужи, посовещавшись меж собою, порешили обучать оное в течение четырех месяцев, и буде оно проявит признаки разумения, то окрестить».

Ну можно ли не поверить?

Легенда — это рассказ о каком-либо событии в прошлом, чаще всего выдуманном или откровенно фантастичном. Поэтому многие легенды бывают похожи на сказки. Но есть между ними одно принципиальное отличие. Сказку очень точно охарактеризовал Пушкин — помните? «Сказка ложь, да в ней намек…» Действительно, сказитель и слушатели (если не дети) в глубине души всегда осознают, что речь идет о вымышленных событиях. Совсем иное дело легенда. О чем бы в ней ни говорилось, рассказчик и слушатели неколебимо уверены в достоверности описанных событий.

Из громадного множества средневековых легенд мы обратим внимание только на две, связанные с Востоком и его «чудесами».

Еще в античности сложился обширный цикл преданий вокруг легендарного Александра Македонского, который покорил Малую Азию и предпринял беспримерный поход в Индию. Неизвестный автор, живший в Александрии во II или III в., объединил эти предания — и получилось что-то вроде исторического романа, описывающего подвиги великого завоевателя. Эта книга впоследствии получила название «Роман об Александре». Средневековые читатели были абсолютно уверены, что ее автором был Каллисфен, полководец Александра Великого, которого македонский царь обезглавил, когда тот отказался падать ниц при его появлении. Потом этот домысел был опровергнут, и автора первой версии романа за отсутствием достоверного имени обозначили Псевдокаллисфеном.

В середине IV в. «Роман об Александре» был переведен на латынь; в X в. появился новый перевод на разговорную латынь с многочисленными дополнениями, а к началу эпохи крестовых походов на основе текста Псевдокаллисфена возникли десятки новых версий на европейских языках — во Франции, Англии, Германии, Италии, Испании, Чехии, Сербии. В XV в. появилась русская редакция сербской версии романа под названием «Александрия». «Роман об Александре» стал прародителем и величайших произведений восточной средневековой литературы — поэм «Шах-наме» Фирдоуси, «Искандер-наме» Низами и «Искандерова стена» Навои. И каждая версия добавляла к приключениям легендарного полководца все новые и новые красочные подробности, а то и целые главы, как, например, рассказ о путешествии Александра в земной рай. Можно без преувеличения сказать, что «Роман об Александре» в его многочисленных вариантах (в том числе и в поэтических переложениях) был самым читаемым художественным произведением средневековой литературы.

Роман буквально переполнен увлекательными описаниями «индийских чудес». В нем рассказано об амазонках и грифонах, о русалках и безротых, о псоглавцах и великанах, о земном рае и об источнике вечной молодости — и все это в сочетании с подвигами и приключениями македонского царя. Сейчас в это трудно поверить, но средневековый читатель воспринимал роман, несмотря на его явно сказочную, фольклорную основу, как исторический документ, отражающий подлинные факты и события. Об этом говорят нередкие ссылки на роман ученых мужей и путешественников того времени. Так, Мандевил, повествуя о блаженных островах, пересказывает один из сюжетов «Романа об Александре», представляя его неоспоримым историческим фактом. Дух подлинности роману придавали сами исторические герои и события; а что касается пресловутых «индийских чудес», то не было среди них ни одного, не упомянутого авторитетнейшими античными и средневековыми авторами.