Две попытки вырулить на иную дорогу — и в феврале 17-го, и в августе 91-го заканчивались только сменой портретов. Но всё же попытки были и повторялись. Значит, потребность все-таки есть. Вопрос — есть ли желание этой потребностью воспользоваться? Как «сверху», так, кстати говоря, и «снизу».

Словеса «демократия» и «свобода» за последние двадцать лет не произносил только ленивый. Однако хотеть «свободы» и взвалить на себя груз этой самой реальной свободы — две разные вещи. Точно так же, как болтать о демократии с высоких трибун и пойти на реальное самоограничение собственной власти.

Дедушка с портрета из «Огонька» хотел исключительно добра — чего же еще? Свободу воспел — без цензуры, без вранья, без ЦК КПСС, без много чего еще. Даже судебный процесс затеял, помнишь, над родной партией.

Что получилось у дедушки? Пошумели, поболтали, затихли, спустили на тормозах.

Хорошо, допустим, ломать, как в Восточной Европе, трудно — с люстрацией, с запретом символики. Денег не хватит сносить и сковыривать, воли не хватит очищать и очищаться. Тогда можно, скажем, как в Испании после Франко — забыть, примириться и двигать дальше. Но если так двигать, то лишь четко и громко назвав всё своими именами: жертв — жертвами, а палачей — палачами, не вихляя с «неоднозначностью». И четко сказав, куда идем и во имя чего примиряемся. Вот два пути. До сих пор не выбран толком ни один, ни другой.

Прежний разгул закончен, теперь наводим порядок, объявляем стабильность. Во имя чего? Как чего? Снова во имя добра, естественно. И замирение объявляем — во имя той же стабильности. Двуглавый орлуша танцует под гимн СССР, премьер Столыпин вальсирует с предсовнаркома Ульяновым, неоднозначный генералиссимус — не то эффективный менеджер, не то элементарный преступник.

Только это называется не замирение, дяденька, это называется, извиняюсь, шизофрения. Куда ты будешь двигаться, стоя у Мавзолея, подле которого бюстик Вождя народов? Коли он для тебя все еще Вождь, так прямо и скажи. А если не Вождь и режим его, как твоя Дума заявляла, преступный, тогда с бюстиком разберись — что ж у тебя преступник под окнами красуется?

И о той мумии, что в стеклянном гробу лежит, подумай на досуге. Сподручно ли тебе лоб у алтаря крестить и одновременно держать возле Кремля того, по чьему приказу церкви грабили, священников тысячами убивали?

Преемственность поколений, говоришь? Непрерывность истории, гордость за Державу? Что, прям-таки гордость за всё-всё-всё, что в той Державе творилось? Не было ни массовых убийств, ни подлости, ни «миллионов жертв», о которых сам же сказал, ни других позорных страниц? Одна сплошная гордость у нас теперь?

Только гордиться всем, что ты сделал, — удел святых или недоумков…

Вот видишь, опять занесло. Я же не с лидером нации, я с тобой разговариваю.

Что же до лидера, то если высказываюсь об Их Величестве не всегда с должным почтением, то лишь потому, что не хочу демонизировать образ. Я вообще считаю демонизацию Путина, коей многие здесь увлечены, занятием не слишком осмысленным. Как и все экзерсисы по части его «гэбистской» сущности. Мне лично наш гарант представляется абсолютно искренним человеком. Правда, без дураков. До цинизма искренним. Что тут первично, что вторично, судить не берусь.

У него свое видение мира, сформированное, думаю, отчасти тем питерским двором, о котором уже говорил. Плюс, конечно, служба в КГБ и то, что психологи называют «профессиональная деформация личности». Он искренне верит, что большинство проблем — результат заговоров и козней, чинимых «унешним врагом». Он на всё глядит через эту кривую призму и считает, что видит лучше других.

Такой подход влечет и не особую разборчивость в выборе средств, когда «во имя интересов государства» нарушаются права отдельного человека или, скажем, допускаются махинации на выборах. Всё это превращает цинизм в норму поведения.

Он, Путин, искренне верит, что «дееспособный» парламент означает управляемый парламент, готовый без промедления штамповать законы. Именно так он представляет себе демократию. А тот, кто сомневается в его правоте, тот или слишком наивен, или «агент влияния».

Так деформация личности сменяется деградацией.

Верит ли он сам в то, что говорит? Понимает ли, что, скажем, ту же Украину встряхнули подтасовки на выборах, что не будь их, никакие «вражеские фонды» ничего бы не смогли, как не смогли ничего сделать никакие засланные «политтехнологи»?

Думаю, понимает. Здесь не надо быть великим аналитиком, хватит и Высшей школы КГБ. А у него еще и университет.

Знает ли он, как готовят его «встречи с народом»? Наверняка знает. Понимает ли, что людей на митинги в его поддержку свозят автобусами? Смешно было бы, если бы не понимал. Считает ли всё это нормальным? Думаю, что считает.

Такое вот видение мира…

Если же говорить о взглядах, то какие взгляды, коли речь идет о «реальной политике»? Реальность, она попроще. И те, кто творят эту реальность, сидя в кабинетах (или думают, что творят), едва ли ломают голову над такой заумью, как «свобода» или «демократия». Всё прагматичнее — народу нужен кормилец, боярам нужна крыша, элите нужна держава.

Ну а державе, как водится, нужны враги. Главное, чтобы они появились вовремя и были хорошо различимы. (При маркировке, скажем, неплохо смотрится оранжевый цвет.)

Враги должны присутствовать постоянно, дабы народ сохранял готовность к борьбе, уповал на мудрость Вождя и не забивал себе голову ненужными мыслями. В случае отсутствия явного врага надлежит вспомнить, что говорил «учитель королей» Никколо Макиавелли. А говорил он следующее:

Однако может случиться и так, что народ со временем устанет от пылких речей и задумается о вещах более приземленных. Например, о том, не слишком ли много воруют интенданты? И вообще, о том, что творится вокруг. А тогда над шатром вождя могут сгуститься тучи.

Для такого случая требуется громоотвод.

«Лихие девяностые» — хороший громоотвод. Всегда можно сказать, что все корни нынешних бед тянутся оттуда, из девяностых. Что, кстати говоря, будет отчасти верно и всегда безупречно сработает. «Кто тут недоволен стабильностью? Вспомни лихие годы и заткнись».

Вспомним, замолчим. Воздадим хвалу. Никаких вопросов.

Но как быть, если вдруг кто случайно вспомнит, что в начале девяностых, при проклятом Гайдаре, нефть-кормилица стоила восемнадцать долларов за баррель, а в 2008-м перевалила за сотню? Интересно было бы глянуть, как «стабилизировалось» бы при восемнадцати долларах?

Кто-то из тех мальчиков-девочек, что машут нынче флажками, через годик-другой задумается: «Лихие вон уже где, сколько уж лет прошло, а коррупция, блин, всё прет и прет. Стабильно прет, сволочь, на лихие уже не свалишь. Нынешние-то болячки откуда?»

А если кому-то — по глупости, по несознательности — совсем уж крамольная мыслишка в голову придет? Что, если кто-то подумает: «Раз прет она, сволочь-коррупция, раз всё больше воруют чиновнички, то, может, дело в самой этой вертикали? Может, потому и борзеет свора? А вертикаль — она что? Она ж из этих оборзевших, ворующих и состоит».

Ну, если кто так начнет, то это, ясное дело, — враги, отщепенцы, «пятая колонна». С ними разговор простой…

Странно мне, братец, глядеть на эту очередную башню, что строится на песке. И не потому даже, что вся эта «стабильность» целиком зависит от стоимости барреля нефти, которая, в свою очередь, никак не зависит от доблестных усилий нашей прекрасной власти. А потому, что цена такой стабильности грош, ибо система, замкнутая на одного человека, не может быть стабильной по определению. Случись что с Великим Кормчим, и конструкция затрещит, начнется грызня соратничков под ковром. Вся эта «вертикаль» — не залог стабильности, а ее иллюзия.