— В самом деле? — слегка удивилась я. — Да, у нас была одна предварительная встреча. Затем он перезвонил и сказал, что решил не продолжать.

— Вонючая задница, — проговорил Чес угрюмо. — Даже он признает это. Но он совершенно не хочет прилагать никаких усилий, чтобы измениться. Что касается Тани, она сказала, что они с Четом Бэрроу планируют убежать прямо перед началом занятий. Черри, как ты думаешь, мне следует сказать их родителям?

— Да, — ответила я, — обязательно. Я понимаю, что ты чувствуешь себя предателем по отношению к Тане и боишься потерять ее доверие, но все-таки безопасность детей должна быть на первом месте.

— Да, — откликнулся он, — пожалуй, ты права. И, может быть, если я скажу, это убедит их родителей уделять больше внимания своим детям. Надо обдумать это. Ты не сделаешь нам что-нибудь выпить?

— Я сделаю все, о чем ты просишь, — улыбнулась я. — У нас будет для этого прекрасная возможность.

Я приехала к нему, когда дождь лил как из ведра, и казалось, что этому потоку не будет конца. Ветер шумел, деревья пригибались низко к земле, но нам было уютно и тепло, как будто ненастье за окном усиливало наши положительные эмоции.

Я наполнила стаканы, и мы сидели, медленно потягивая коктейль. Единственным освещением комнаты была лампа на письменном столе Чеса. Она высвечивала только середину помещения, оставляя все углы темными. Чес отъехал от светлого пятна и оказался в полной темноте.

— Эй, — запротестовала я, — я не вижу тебя.

— Как раз то, чего я и хотел, — сказал он. — Потому что я должен сделать тебе признание, Черри.

Я ждала.

— Помнишь, я рассказал тебе однажды про женщину по имени Люси, с которой я был помолвлен.

— Да, — ответила я. — Она погибла в автокатастрофе.

— Это все ерунда. Никогда не существовало никакой женщины по имени Люси. Я просто все это выдумал.

— Зачем, Чес?

— Сам не знаю. Может быть, я хотел завоевать твою симпатию. Я в самом деле не знаю, какого черта я навешал тебе лапшу на уши. Просто в тот момент это показалось мне хорошей мыслью.

— А почему сейчас ты мне рассказываешь, что солгал?

Он сделал глубокий вдох:

— Потому что я не хочу никакой лжи между нами. Ничего фальшивого, никаких недомолвок, никакого дерьма.

— Возможно, ты рассказал мне про Люси, чтобы убедить меня в своей привлекательности.

— Возможно, — смущенно произнес он. — В тот момент я не мог рассуждать так логично.

— Чес, а ведь подружку Томми-Муравья в твоей новой книге зовут Люси, не так ли?

Он выкатился в своем кресле на освещенное пространство и пристально взглянул на меня.

Я была готова к любым действиям с его стороны и не собиралась сопротивляться.

— Боже мой! — воскликнул он. — А ведь верно. Но я никогда не проводил никакой взаимосвязи. Что это означает, док?

— Это означает, что ты — Томми-Муравей, который ищет романтического приключения, — засмеялась я.

Он задумчиво смотрел на меня.

— Ты знаешь, а, по-моему, ты попала в точку. Я пишу свою долбанную автобиографию.

— Только она не о твоей жизни, — напомнила ему я, — это о том, как ты хотел бы жить, то есть своеобразный проект автобиографии.

Я по-прежнему говорила легко и беззаботно, но Чес не чувствовал этого. Я увидела, что он начал дрожать.

— Я собирался поженить их, — медленно произнес он, — Томми-Муравья и Люси. Если бы книга удалась, я планировал продолжение. Томми и Люси должны были иметь детишек-муравьев, большую дружную семью. Я что, мечтал сам о себе?

— Только ты можешь ответить, Чес.

Неожиданно он засмеялся:

— Я должен был выбрать более впечатляющее насекомое, чем муравей, в качестве своего второго я.

— Ну, не знаю, — возразила я, — муравьям присущи совершенно необыкновенные качества. Они работают в команде, у них есть строгая иерархия подчинения и жесткое разделение обязанностей, и, вообще, они очень дружны между собой.

— С ума сойти, — откликнулся он, покачивая головой, — Чес-муравей.

— Может быть, я буду Люси? — предложила я.

Он подъехал на своем кресле ко мне и взял меня за руку.

— Ты думаешь, это возможно? — спросил он, глядя мне прямо в глаза. — Только без глупостей сейчас. Все, что я спрашиваю: ты думаешь, это возможно?

— Да, — сказала я, — я думаю, что это возможно.

Он поставил свой стакан на пол и наклонился ко мне. Я тоже отставила свой стакан и потянулась к нему. Это было странное, неловкое, неудобное объятие, полное неуклюжести, но, тем не менее, нам удалось, мы поцеловались.

— Томми, — сказала я, нежно щекоча его шею.

— Люси, — произнес он, и мы рассмеялись.

Я не знаю, как можно определить, что случилось потом. Неккинг или петтинг, все это звучит так старомодно и бессмысленно. Но произошло то, что произошло: двое детей в тайном месте первый раз делали то, что они делали, и открывали новый непостижимый мир только для них двоих. Это было прекрасно! Это было просто прекрасно!

Мы остановились, чтобы передохнуть и посмотреть друг на друга.

— Дай мне время, — сказал он хриплым голосом, — мне нужно время, пожалуйста.

Я кивнула и откинула его черные густые волосы со лба.

Мы опять взяли наши стаканы и стали пить вино, не говоря более ни слова. Через какое-то время я поднялась, собрала мои вещи и поцеловала Чеса на прощание. Когда я уходила, он сидел, не шевелясь, в своем кресле с опущенной головой.

Я ехала домой медленно, потому что из-за сплошной стены дождя было очень плохо видно. Я пыталась каким-то образом проанализировать мои чувства, но они были такие хаотичные, что не поддавались никакой классификации. Только после того как я благополучно добралась до дома, приняла душ и легла в кровать, я смогла более или менее трезво разобраться в том, что я чувствовала.

Я нуждалась в этом мужчине, поняла я. Со свадьбой, без свадьбы, с сексом, без секса, все это казалось абсолютно неважным. Он был просто необходим в моей жизни, я надеялась, что и он нуждался во мне. Он потерял свои ноги, и ничто никогда не поможет ему отрастить их вновь. Я потеряла или могла потерять часть меня самой, часть, которая способна любить. А я не хотела остаться без этого природного дара. Я хотела любить, любить, учиться любить и любить все больше.

Я чувствовала, что я знаю Чеса. Я изучила его слабости, плюсы и минусы его характера настолько досконально, что знала его не хуже, чем себя. Ну и что? Ведь любовь, она не слепая, к тому же она еще и заботливая. Я имею в виду, что нет общих рекомендаций или стандартов. Не так ли?

Все эти мысли проносились у меня в голове, пока я не заснула, но перед самым началом моего сна меня посетила еще одна интересная идея.

А была ли я права в своем анализе Мейбл Бэрроу и Германа Тодда? Не приклеила ли я им неверный ярлык, на котором написано „гипертрофированная сексуальная потребность"? Теперь я, в самом деле, сомневалась, могу ли я правильно понять их.

Возможно, подобно мне, они просто с надеждой искали кого-то, кто мог бы дать им любовь и заботу и принять их любовь и их заботу. Любить и быть любимым. Это звучит так примитивно, не правда ли? Так просто и так правильно.

Но почему же это встречается так редко?

Я сказала маме, что считаю Чета Бэрроу очень непрактичным мальчиком. Она засмеялась и спросила меня:

— Почему?

— Потому что, — ответила я, — его отец купил ему кепку для рыбалки с большим солнцезащитным козырьком, но Чет надевает ее наоборот, таким образом, что козырек находится сзади, и солнце по-прежнему слепит ему глаза.

— Ну, — возразила моя мама, — может быть, это просто принято среди мальчиков. Я видела очень многих ребят, которые именно так носят свои кепки.

— По-моему, это глупо, — заметила я.

Я не сказала ей, что другая причина, почему я считаю Чета непрактичным, была связана с нашим намерением убежать. Например, я должна была объяснять ему, что надо взять с собой, и помогать упаковываться. И именно я выяснила расписание автобусов, а также разузнала, как лучше добраться к моему дядюшке Чесу, чтобы забрать у него сто долларов.