— И что же вы хотите от меня, Герман? Совета?

— Послушайте, доктор, это сложная проблема. Я могу упасть на колени перед моей женой, поклясться, что не буду больше пить и волочиться за женщинами, и, может быть, она предоставит мне еще один шанс. Но я знаю, что не в состоянии выдержать это в течение долгого времени. Раньше или позже, я вернусь к своим старым привычкам, потому что, если смотреть правде в глаза, мне они нравятся. Поэтому все, что я хочу от вас, чтобы вы сказали мне, почему я веду себя подобным образом. Почему я помешан на пьянстве и на том, чтобы трахать все, что движется вокруг меня? Может быть, если я пойму, почему я делаю это, мне удастся с этим справиться. И тогда это уже будет наверняка.

— Гм, — ответила она, — вы не хотите потерять Марлен?

— Черт побери, конечно, нет! — воскликнул я. — Я люблю эту женщину и мою маленькую дочку. Мне кажется, я недостаточно проявлял эти чувства, но я действительно люблю их. Я эгоистичный сукин сын. Но, к сожалению, у меня нет возможности исправиться.

— Но вы в самом деле хотите исправиться?

— Если честно, то нет. Я же сказал вам, что мне нравится жить так, как я живу. Но если это единственный способ, которым я могу удержать возле себя Марлен и Таню, то я попытаюсь. Я прошу вас сказать мне, как этого добиться?

— Вы хотите, чтобы я помогла вам понять, почему вы так много пьете и почему так любите женщин?

— Абсолютно верно, доктор.

— Гм. Вы говорили Марлен, что собираетесь проконсультироваться со мной?

— Нет.

— Если я решу работать с вами, вы ей скажете об этом?

Я на минуту задумался.

— Возможно, — проговорил я. — Похоже, это единственный способ удержать ее от развода. Если она узнает, что я получаю помощь, может быть, она станет более терпимой, видя, что я в самом деле стараюсь изменить свое поведение.

— А вы серьезны в этом намерении?

— Как вы думаете, пришел бы я сюда, если бы все это было несерьезно?

Какое-то время доктор Ноубл молчала, а я сидел и разглядывал ее. Она была очень красивая женщина с бесподобными скулами. Если у женщины высокие скулы и длинные ноги, то она почти совершенство. Разве это не так? У Марлен были высокие скулы и длинные ноги.

— Даже не знаю, что вам и ответить, Герман, — мягко сказала доктор Ноубл. — Мне совсем не нравится ваша идея использовать терапию как способ удержать Марлен от развода. Но если вы в самом деле не видите другого выхода, то имейте в виду, что лечение займет длительное время: месяцы, а возможно, и годы. А ведь вы настаиваете на том, что в течение этого времени вы будете жить, ничего не меняя.

— Я понимаю, о чем вы говорите, док, — медленно произнес я. — Я не могу попросить Марлен переменить свое решение и жить с таким дерьмом, как я, просто потому, что я хожу к психоаналитику. Вы так думаете?

— Ну, похоже на то.

— Это не оставляет мне много надежды. Не так ли?

— Я хочу сказать, что, может быть, все-таки есть какой-то выход. Дайте мне время подумать, а на следующей неделе мы с вами созвонимся. В любом случае я считаю, что мы могли бы заняться вашей проблемой. Но смогу я вам помочь или нет, это уже будет зависеть только от вас. Не от меня, а от вас.

— Конечно же, я прекрасно это понимаю и обязательно позвоню вам на следующей неделе. — Я поднялся, чтобы уходить, но напоследок поинтересовался: — Вы давно видели Чеса?

— Нет, — ответила она, — я заезжала к нему в прошлую субботу.

— Как у него дела?

— Лучше. Вы собираетесь посвящать его в наши проблемы?

— Нет, у него хватает и своих собственных.

Черри кивнула, поднялась и открыла передо мной дверь. На ней был брючный костюм, который чертовски соблазнительно подчеркивал ее стройные ноги.

Было уже около трех часов дня, и я решил, что не стоит возвращаться на работу. Я мог поехать в клуб, немножко посидеть там, но мне этого не хотелось. И вот, поверите ли вы мне или нет, но я отправился домой. Я ощущал потребность как следует обдумать все то, о чем мы говорили с Черри. Она не горела желанием браться за меня, я понял это, но все же она мне и не отказала. Похоже, что мои шансы были пятьдесят на пятьдесят.

Добравшись до дому, я заехал в гараж и так и остался сидеть в машине под монотонное жужжание кондиционера. Затем я увидел Таню и Честера Бэрроу — они в своих купальных костюмах как угорелые носились по нашим двум газонам.

У них был замечательный возраст; и они орали, бегали, визжали и плескались друг в друга водой. Я позавидовал им. Они ели, пили, наслаждались жизнью и больше ни о чем не думали. Вероятно, человек взрослеет, для того чтобы иметь проблемы.

Я наблюдал за Четом Бэрроу, красивым мальчиком, и думал о его матери. Она была симпатичной женщиной и весьма податливой, и я знал, что если мне придется переехать в гостиницу, то она будет моей первой гостьей. Я был рад, что не упомянул об этом доктору Ноубл. Боюсь, что, услышав такое, она вышвырнула бы мою сраную задницу из своего кабинета.

Таня подошла к „линкольну", и я опустил окно.

— Почему ты так рано, папа? — спросила она.

— Просто остановился на минутку. Веселишься, малышка?

— Да. Лучше играть здесь, чем в этом противном бассейне.

К ней подбежал Чет и обрызгал ее водой. Она взвизгнула и бросилась наутек, он ринулся за ней. Я наблюдал за этими двумя хохочущими детьми, у которых не было в жизни ни одной проблемы.

Я подумал, что тоже хотел бы испытать такое же чувство безмятежности. Я вырулил из гаража и покатил в сторону клуба; к этому моменту там начинался „счастливый час".

Любопытное выдалось лето. Мой суммарный отпуск равнялся шести неделям, и Мейбл с Честером постоянно спрашивали, поедем ли мы отдыхать, и куда. Я ответил им, что чрезвычайно занят в лаборатории и пробормотал что-то относительно путешествия в октябре. Я не стал говорить, что едва ли смогу получить даже часть отпуска.

Правда заключалась в том, что у меня не было желания никуда уезжать. Я полностью погрузился в ЖАВ-проект. Возможно, он являлся самым интересным исследованием, которое я когда-либо проводил. Я даже тратил на это свои воскресенья. Мне не хотелось покидать лабораторию ни на минуту, расставаясь со своими мышами и видеокамерами.

Суть проблемы заключалась в следующем: надо было создать такой препарат на основе тестостерона, который, повышая агрессивность, не стал бы увеличивать сексуальную активность.

После серии неудачных экспериментов я всерьез задумался, возможно ли вообще подобное сочетание. Мой первый маленький успех получился после добавления в синтетический тестостерон нитрата натрия и нитрата калия.

У меня были четкие доказательства того (на видеокассете), что мышь — особь мужского пола, которой была сделана инъекция тестостерона с добавками, — демонстрировала небольшое, но очевидное снижение желания к совокуплению.

Чтобы добиться такого минимального прогресса, потребовалось бесчисленное количество опытов. И по мере того как я начал искать другие химические соединения, которые могли бы нейтрализовать повышение либидо при введении тестостерона, мой блокнот заполнялся всевозможными формулами, ни одна из которых, однако, не привела меня к успеху. Одной из причин этого, естественно, было то, что я работал самостоятельно, без руководства опытного химика.

Я ощущал себя Эдисоном, который перепробовал множество материалов, прежде чем обнаружил волокно, которое смогло функционировать в режиме накаливания его лампы.

Покуда я был так сильно поглощен ЖАВ-проектом, должен признать, я полностью перестал обращать внимание на усугубляющийся кризис в моих отношениях с женой и сыном. Мне казалось, мы достигли вершины несчастья и взаимной антипатии, ситуации безрадостной, но стабильной. Наверное, я был даже доволен тем, что ничего уже не сможет ухудшиться.

Я выразил свои ощущения Марлен Тодд, и ее реакция была полна негодования.

— Грег, — решительно сказала она, — ты не можешь делать вид, что все нормально. Твое поведение похоже на отказ от выздоровления только потому, что ты отказываешься лечиться. А лечиться ты отказываешься, так как привык к боли.