Я прекрасно понимал, что, написав анонимные письма в газеты, нарушаю клятву хранить молчание и могу быть за это наказан. Но в данном случае я не волновался. Марлен Тодд была права. Психотропный препарат, который ломает нормы поведения, просто недопустим. Неэтично и аморально создавать его и предписывать к применению. Гуманность должна быть на первом месте.

Послышался негромкий стук в дверь, и на пороге показалась жена.

— Я ложусь спать, Грег, — сказала она. — Чет уже заснул. Думаю, что после всего этого он ужасно устал. Бедный малыш…

— Мейбл, мы должны поговорить с ним о том, почему он хотел убежать. Совершенно очевидно, что он несчастлив.

— Был. Но не сейчас. Он говорит, что после того, что случилось сегодня, он знает, что мы оба любим его. Я говорила ему всегда, что мы его любим, но мы не обращали на него так много внимания, как, должно быть, ему требовалось. Я сказала, что все изменилось, что теперь мы будем проводить больше времени вместе. Мы будем жить, как настоящая семья. Я права, Грег?

— Ты абсолютно права. Завтра утром я скажу ему то же самое.

— Ты скоро поднимешься наверх?

— Через несколько минут, после того как все запру.

— Поторопись, дорогой.

Я совершил свою ежевечернюю процедуру по закрыванию окон и дверей и выключению света. Затем поднялся наверх. Мейбл меня ждала, совершенно голая, в кровати. Позже она сказала:

— Дорогой, мне никогда в жизни не было так чудесно.

Я ответил:

— Я еще не закончил. У нас впереди целая ночь.

— О бог мой, бог мой, бог мой! — радостно воскликнула она.

— Ты знаешь, Черри, — сказал мне Чес, — если бы я не был уверен в обратном, я бы сказал, что мой брат накололся. Он не был пьян, но говорил, как сумасшедший. После того как он сказал мне, что дети раздумали убегать, он начал говорить про заботу, про то, что необходимо раскрепощенно себя вести и не прятать свои самые сокровенные чувства, что необходимо заботиться и тревожиться о близких людях. Ты думаешь, что он окончательно сдвинулся?

— Сомневаюсь, — ответила я, смеясь. — Я думаю, что он неожиданно открыл некоторые основные истины и теперь пытается выразить их со свойственными ему эмоциями, используя современный язык. Я не знаю, в какой момент он пришел к озарению, но если он в самом деле верит в то, что говорит, то не важно, как он выражает свои чувства. Самое главное, что, похоже, ему удалось вернуться в нормальное состояние.

— Дай Бог, — произнес Чес, — пусть это состояние продлится как можно дольше.

Поскольку проблема побега детей была успешно разрешена, мы первый раз за весь этот день смогли расслабиться. У нас в холодильнике было пиво. Мы уселись друг напротив друга, потягивая холодный пенящийся напиток. Все казалось спокойным и мягким, и создавалось впечатление, что даже воздух лениво завис в комнате.

— Теперь о нас… — начал было Чес, но замолчал.

— Да, — поддержала я его. — Что о нас?

Он сделал глубокий вдох:

— Ну а как насчет этого? Давай поженимся.

Я уставилась на него:

— Ты серьезно?

Он кивнул.

— Когда ты решил?

— Это медленно вызревало, — ответил он. — Шло по нарастающей. Я в какой-то момент понял, что без тебя мне не выжить. Это очень эгоистическое желание. Ты нужна мне для того, чтобы я мог жить. Так что я все решил, но это только половина решения. Что скажешь ты?

— Ты сам прекрасно знаешь. Да, да и еще раз да.

— Подожди минутку, — прервал меня Чес. — Ты должна кое-что мне ответить. Ты хочешь спать со мной?

— Да, — сказала я. — Хочу.

— Тогда не помогай мне, я все сделаю сам.

Он подъехал к кровати, поставил кресло на тормоз и, поднявшись на своих сильных рунах, перенес тело на покрывало.

— Ну же, иди сюда. Почему ты не торопишься?

Дрожащими пальцами он начал стягивать с себя одежду. Я быстро сняла платье и легла рядом с ним. Чес посмотрел на меня с нежной улыбкой и провел рукой по моему обнаженному телу.

— Это все выглядит так прекрасно! — сказал он. — Великолепное, совершенное тело, как во сне.

— Ты думаешь, мы будем жить счастливо? — спросила я. — Как Томми-Муравей?

— Конечно, нет! — воскликнул Чес. — Мы будем бороться, мы будем ссориться, будем ругаться, может быть, даже когда-нибудь побьем друг друга. Мы ведь люди, не так ли? Но я думаю, мы все преодолеем. А ты?

— Да, — прошептала я, протягивая к нему руки, — мы все преодолеем.