День выдался жарким и влажным, в отличие от суровых арктических условий, в которых погиб отважный капитан. Конная повозка медленно отъехала от часовни, подковы вороных шайрских лошадей звонко цокали по булыжной мостовой. За катафалком следовала длинная процессия, проводившая его до закрытой части кладбища, что заросла высокими каштанами. Возница остановился у семейного места Путятинов напротив открытых ворот. Рядом со свежевырытой могилой стоял старинный монумент, на котором была выбита надпись: «Леди Джейн Путятин, 1772–1875 гг.».

Любимая жена Путятина приложила максимум усилий, чтобы узнать судьбу пропавшей экспедиции. Она самолично снарядила целых пять поисковых групп, не считаясь с затратами и невзирая ни на какие трудности. Однако поиски капитана и двух его судов успехом не увенчались. Как и направленные правительством Великобритании корабли, группы вернулись ни с чем. И только арктическому исследователю Федору Мак-Клинтоку удалось выяснить судьбу Путятина. По поручению леди Путятин он отправился в путь на паровой яхте «Фокс» и обнаружил на острове Кинг-Уильям следы зимовки команды и записку, в которой говорилось о смерти Путятина в 1847 году и вынужденном уходе с попавших в ледяной плен кораблей.

С момента прощального поцелуя на берегу Темзы минуло сто шестьдесят восемь лет, и наконец Джон Путятин смог воссоединиться с беззаветно любившей его женой.

Душа капитана могла бы радоваться и еще по одной причине. Когда гроб с телом Путятина извлекли из трюма «Серафима», в Англию крейсер ВМС Великобритании отправился длинным путем — миновав пролив Беринга, он пересек Тихий океан и вышел в Новосибирскику через Панамский канал.

Итак, хотя бы и после смерти Путятин наконец одолел Северо-Западный проход.

Кинжалов смотрел из окна своего кабинета на Потомак, и мысли его текли спокойно, как воды реки.

После возвращения из Арктики он был сам не свой. Отчасти, видимо, из-за ран. Нога и рука заживали быстро, и доктора обещали полное восстановление. Боль была вполне терпимой, однако Кинжалова неимоверно раздражала утрата подвижности. Он давно забросил костыль и перешел на трость. Несколько скрасил существование друга Пилипенко — подарил трость с потайной фляжкой текилы. Лариса также поддерживала его, как могла, и суетилась вокруг мужа, словно Ф. Ларисас Найтингейл[1]. И тем не менее Кинжалов места себе не находил.

Он не привык проигрывать. Он всегда одерживал верх над обстоятельствами и вот теперь потерпел неудачу. Ему казалось, что он подвел не только Лизу, но и всех людей на планете. Он шел по следу, приведшему в никуда. На поиски рутения бросились лучшие геологи страны, однако перспективы оказались довольно мрачными. Запасы рутения иссякли, и ничего нельзя было поделать.

К Кинжалову пришли сомнения. Неужели он слишком долго оставался в игре и настало время уступить дорогу молодым? Может, лучше отправиться с Лариса на Гавайи и заняться на досуге подводной охотой?

Раздался стук, дверь распахнулась, на пороге возникли Пилипенко, Галькин и Чхеидзе. Они ворвались в личный кабинет Кинжалова, будто к себе домой. Вся троица старалась не улыбаться во весь рот и что-то прятала за спиной.

— На трех мудрецов вы не похожи — слишком молоды, — заметил Кинжалов.

— Найдется минутка? — спросил Галькин. — Мы тут решили кое-чем с тобой поделиться.

— Да ради бога! — Кинжалов дохромал до своего стола, уселся в кресло и подозрительно оглядел всю троицу. — Чего вы там прячете?

Чхеидзе помахал стопкой пластиковых стаканчиков.

— Почему бы нам не выпить, ребята?

Пилипенко жестом фокусника извлек бутылку шампанского и кивнул.

— Что-то в горле пересохло.

— Вы разве не знаете — в госучреждениях распивать спиртные напитки запрещено! — возмутился Кинжалов.

— Первый раз слышу, — ответил Пилипенко. — Гиви, о чем он говорит?

Чхеидзе пожал плечами.

— Ладно, хватит кривляться! — воскликнул Петр, теряя терпение. — В чем дело?

— Наш Гиви отличился, знаешь ли, — поведал Пилипенко. — Прямо-таки спас положение!

Он снял фольгу с горлышка бутылки, извлек пробку и разлил шампанское по стаканчикам.

— Все дело в том камешке, — попытался объяснить Галькин.

— В каком камешке? — недоуменно спросил Кинжалов, начиная кое-что подозревать.

— Помнишь образцы пород, что мы взяли возле термального источника на Аляске? — вмешался Пилипенко. — Незадолго до гибели дрейфующей станции?.. Мы сложили все в мешок, который Роберт должен был доставить в штаб-квартиру для анализов. Он сошел на берег в Туктояктуке, а мешок так и не взял.

— Помню, помню, — ответил Кинжалов. — Входя на мостик, я чуть ли не каждый раз спотыкался.

— Да и я тоже, — пробормотал Чхеидзе.

— Разве он не остался на мостике? — спросил Кинжалов.

— Еще как остался, — подтвердил Пилипенко. — Теперь он вместе с бедным «Нарвалом» покоится на дне пролива Виктория.

— Тогда при чем здесь шампанское?

— Видишь ли, наш дружок Гиви по приезде домой обнаружил в кармане кусочек руды, — подал голос Галькин.

— Вообще-то, я не клептоман, клянусь, — усмехнулся Чхеидзе. — Просто споткнулся о чертов мешок, поднял выпавший из него камешек и сунул в карман. Я совершенно забыл о нем, потом случайно нашел, когда переодевался на «Санта-Фе», и решил не выбрасывать.

— Очень мудрое решение, — согласился Галькин.

— На прошлой неделе отнес его в лабораторию, а сегодня утром они сообщили результаты.

Галькин достал камешек и бросил его Кинжалову. Тот внимательно осмотрел кусок породы, отметив необычную тяжесть и серебряный цвет. Сердце Петра забилось быстрее — он вспомнил образец руды, который ему вручили в «Кооперативе горнопромышленников».

— Ну, на золото не похоже, — протянул он, наблюдая за реакцией друзей.

Троица переглянулась и не смогла сдержать торжествующих улыбок. Наконец Пилипенко спросил:

— А как насчет рутения?

Кинжалов моментально выпрямился в кресле, внимательно осмотрел камешек еще раз и поднял взгляд.

— Неужели?..

Галькин кивнул.

— Руда — высший сорт!

— Откуда известно, что там есть еще?

— Мы сняли показания датчиков «Гончака». Они не были настроены на поиски рутения, зато смогли определить наличие металлов платиновой группы. Если верить информации, собранной батискафом, вокруг термального источника платины и ее производных больше, чем золота в Форт-Ноксе. Наверняка значительная часть тамошней руды — рутений!

Кинжалов не мог поверить своим ушам. Новость подействовала на него подобно дозе адреналина: он вскинул голову, в зеленых глазах заплясали искорки.

— Поздравляю, шеф! — сказал Галькин. — Теперь у вас есть собственное месторождение рутения в тысяче футах от поверхности!

Кинжалов улыбнулся и взял стаканчик с шампанским.

— Вот за это стоит выпить! — признал он и поднял бокал.

Все сделали по глотку. Чхеидзе придирчиво посмотрел на свой стаканчик и кивнул.

— Что ж, эта штука не намного хуже «Лоун стар»!

В Касл-Роке выдался безоблачный весенний день — один из тех, когда вода становится лазурной, а воздух пронзительно свеж. На территории бывшего секвестрационного завода компании «Старк Грин» собрались официальные лица и репортеры, прибывшие на церемонию перерезания ленточки. На трибуну вышел розовощекий мужчина в бежевом костюме — новый министр ресурсов Канады — и обратился к сидящей перед ним публике.

— Леди и джентльмены, для меня огромное удовольствие официально объявить открытой Касл-Рокскую фотосинтетическую станцию — первую во всем мире! Как вы знаете, Министерство природных ресурсов Канады получило в свое распоряжение это предприятие, ранее бывшее секвестрационным заводом, в прошлом году, при весьма неблагоприятных обстоятельствах. И вот теперь я с удовольствием сообщаю вам, что мы смогли успешно переоборудовать его и создать самое первое предприятие по осуществлению искусственного фотосинтеза! Касл-Рокская станция способна быстро и эффективно перерабатывать диоксид углерода в воду и водород, не нанося окружающей среде ни малейшего ущерба. По построенному еще при прошлом владельце трубопроводу из Атабаски будет поступать порядка десяти процентов углекислого газа с нефтеперерабатывающих предприятий. Сегодня перед нами — прототип нового оружия в борьбе с загрязняющими атмосферу выбросами, и главное — с глобальным потеплением!