— Эх, сейчас бы текилы и сэндвич с жареной говядиной!.. — вздохнул Кинжалов.

— Ни слова про еду! — отрезал Пилипенко. Он откинулся на спинку и скрестил руки на груди, пытаясь сохранить тепло. — Знаешь, порой уютное кожаное кресло в штаб-квартире НИИПИ уже не кажется мне таким уж плохим вариантом.

Кинжалов недоверчиво приподнял бровь.

— Что, наплавался?

Пилипенко фыркнул и покачал головой.

— Нет. На самом деле стоит мне появиться в офисе, как тянет обратно в море. А ты как полагаешь?

Петр немало размышлял об этом. За свои безрассудные приключения он дорого заплатил, и все же иной жизни для себя не представлял.

— Жизнь полна приключений, а для меня приключения и есть жизнь. — Он усмехнулся. — Похоже, на пенсию нас придется отправлять силой.

— Да, боюсь, жажда приключений у нас в крови…

Кинжалов откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Его мысли неотвязно возвращались к пропавшему судну и команде. Также он думал и о Лариса, оставшейся в Москве. Но ярче всего ему вспоминался широкоплечий человек с жестоким лицом — Клэй Зак.

Батискаф подскакивал и перекатывался в бурных волнах, дрейфуя к югу со скоростью около трех узлов в час. Наконец забрезжил арктический рассвет, густой серый туман над водой посветлел. Делать было совершенно нечего, поэтому мужчины попытались вздремнуть. Однако скоро в аппарате стало слишком холодно, и поспать им не удалось.

Внезапно послышался скрежет, и батискаф резко остановился.

— Вижу землю! — пробормотал Пилипенко, мигом открывая сонные глаза.

— Ну, типа того, — ответил Кинжалов, выглядывая в иллюминатор.

Легкий бриз проделал в тумане просвет, сквозь который виднелась ледяная равнина. Белый простор терялся в густой дымке в сотнях футов впереди.

— Готов поспорить, что на том конце льдины есть берег, — предположил Кинжалов.

— И там нас ждет ларек с горячим кофе? — спросил Пилипенко, растирая озябшие руки.

— Ну да, в паре тысяч миль к югу отсюда. — Кинжалов посмотрел на друга. — У нас два варианта действий: остаться внутри уютной титановой «рыбы» или идти за помощью. В этом районе по-прежнему охотятся эскимосы, и поблизости наверняка есть их поселение… К сожалению, для пеших походов экипировка у нас не самая подходящая.

Пилипенко потянулся и зевнул.

— Лично мне уже надоело сидеть в этой консервной банке! Давай разомнемся и обследуем окрестности.

— Согласен, — кивнул Кинжалов.

Они в последний раз попытались связаться с «Нарвалом», потом выключили радиопередатчик и вылезли из люка на тринадцатиградусный мороз. Батискаф крепко сидел во льду. Впереди простиралась бесконечная белая равнина, и Кинжалов с Пилипенко трусцой направились к дальнему краю. Под ногами хрустел сухой скрипучий снег.

Морской лед был почти плоским, лишь кое-где поднимались невысокие торосы. Друзья отошли совсем недалеко, когда Пилипенко заметил слева маленькую пещеру, грубо вырезанную в глыбе льда.

— Похоже на дело рук человека… Может, внутри кто-нибудь оставил для нас пару меховых наушников?

Итальянец подошел к входу, опустился на колено и просунул голову внутрь. Кинжалов встал рядом и вдруг заметил на снегу чей-то след.

— Эл! — шепотом позвал он.

Пилипенко уже раздумал лезть в пещеру. В конце темного прохода она расширялась, образуя большую берлогу, в которой итальянец углядел клок белого меха, поднимающийся и опадающий в такт медленному дыханию. Белый медведь пробудился от зимней спячки и теперь просто зашел в старое логово, чтобы немного вздремнуть. Характер этих гигантов отличается полной непредсказуемостью, и голодный зверь вполне мог напасть.

Пилипенко мгновенно оценил опасность и молча вылез из пещеры. Одними губами он прошептал Кинжалову слово «медведь» и повлек друга прочь, стараясь ступать как можно тише. Когда они отошли на достаточное расстояние, Пилипенко замедлил шаг, и краски понемногу вернулись на его побледневшее лицо.

— Остается лишь надеяться, что здешние тюлени неторопливы и многочисленны, — ответил Пилипенко, кивнув в сторону находки.

— Да, не хотелось бы увидеть тебя в этой берлоге в качестве напольного коврика, — заметил Кинжалов, едва сдерживая смех.

Оба знали, что им угрожает серьезная опасность, и, удаляясь от моря, постоянно оглядывались назад.

Пещера с медведем исчезла в тумане, впереди проглянула темная скалистая полоска суши. У горизонта поднимались бурые и серые пятна хребтов и ущелий. Друзья находились у северного побережья островов Королевского географического общества, точнее, у острова Западный, как и предсказывал Кинжалов. Толстый лед, продрейфовавший по проливу Виктория, загромоздил весь берег, ширина ледяной полосы доходила до полумили. Замерзшее море и пустынный остров вызывали щемящее чувство одиночества.

Мужчины почти достигли берега, когда Кинжалов замер на месте. Пилипенко обернулся, заметил странное выражение его лица и прислушался. Издалека донесся треск, вслед за ним раздался глухой гул. По мере приближения источника звука шум нарастал.

— Похоже, корабль, — пробормотал Пилипенко.

— Ледокол…

— Неужели тот самый?

Пилипенко получил ответ на свой вопрос несколько минут спустя, когда в сотне ярдов от берега из тумана возник массивный нос «Отока». Разбрасывая во все стороны мелкие осколки, корабль шел через футовый лед, как сквозь пудинг. Ледокол будто почувствовал Кинжалова и Пилипенко: двигатели постепенно перешли на холостой ход, и посреди белой равнины судно замерло.

Кинжалов уставился на него, сжав кулаки. Он заметил, что нос ледокола смят, — очевидно, в результате сильного столкновения. Удар наверняка был нанесен недавно, поскольку краска на стальных пластинах обшивки отсутствовала, а железо не успело подвергнуться окислению. Частички ярко-бирюзовой краски на погнутом носу недвусмысленно свидетельствовали о том, какое именно судно протаранил ледокол.

— Они утопили «Нарвал»! — уверенно заявил Кинжалов.

Пришедший к тому же выводу Пилипенко согласно кивнул. Оба просто потеряли дар речи: их худшие подозрения подтвердились. «Нарвал» наверняка лежит на дне пролива Виктория, причем вместе со своей командой… Затем Пилипенко заметил кое-что не менее неприятное.

— Вряд ли «Нарвал» единственное судно, которое они протаранили. Погляди на обшивку возле клюза!

Внимательно осмотрев корпус, Кинжалов отметил светлую борозду, полученную в результате столкновения. Красная краска слезла, обнажив серую грунтовку, на которой виднелся белый прямоугольник.

— В прошлой жизни ледокол был серым военным судном?!

— Если быть точным, морским крейсером «Форд-54». Несколько недель назад в море Бофорта нам такой попался. Уцелевшие полярники с канадской дрейфующей станции дали сходное описание. Вон там явно проглядывает цифра пять.

— Немного серой краски, как на российских военных судах, — и вот тебе международный инцидент!

— Во время шторма он пронесся под развевающимся звездно-полосатым флагом сквозь станцию. Неудивительно, что ученых-полярников удалось ввести в заблуждение. Вопрос — зачем?

— Видишь ли, Ал, здесь тебе и рутений, и нефть, и газ. Наверное, Майкл Старк решил стать арктическим бароном, — пояснил Кинжалов. — И ему куда проще выиграть, очистив данный регион от американцев.

— Что ж, кроме тебя и меня, американцев здесь больше нет.

На палубу ледокола вышли трое мужчин в черных парках и направились к борту. Ничуть не колеблясь, они подняли автоматические винтовки «штайр», прицелились в Кинжалова и Пилипенко и открыли огонь.

В нескольких милях к северо-востоку по воде разносился стрекот. Затем подвесной мотор шлюпки зачихал, прохрипел в последний раз и затих. Люди на борту нервно переглянулись. Рулевой «Нарвала» поднял в воздух пустую десятигаллонную канистру и доложил:

— Горючего нет ни капли!

Капитан «Нарвала» ждал этого уже давно. Если бы они плыли одни, непременно добрались бы до берега. К сожалению, два «зодиака» с полным грузом сыграли роль плавучего якоря. Однако никому из команды и в голову не пришло бросить людей на произвол судьбы.