— Так полагается.

— Хэлен не хотела бы… — Я оборвала себя на полуслове.

— В полиции сделают анализ крови на токсичные вещества, чтобы исключить версию о вождении в нетрезвом состоянии. Иначе страховку не получить. Ничего страшного.

— Она не пила, — заверила я. — В этом доме выпить любил Нейл.

— Знаю, но полиция должна установить истинную причину гибели.

— Несчастный случай, что же еще! На свете не найдется женщины, способной умышленно врезаться в дерево на скорости девяносто миль в час и убить себя и мужа!

Едва у меня вырвались эти слова, в ушах зазвучал голос Хэлен. Фразы из тщательно подобранных слов всплывали одна за другой.

«Делай что хочешь, только не отдавай мальчишек моей матери…»

«От тебя требуется только найти им счастливую семью…»

«Мой врач меня понимает…»

«Развод я не могу себе позволить…»

«Надо разобраться с Нейлом, и я это обязательно сделаю…»

«Обязательно сделаю…»

«Обязательно сделаю…»

Я бросила трубку, опрометью кинулась в спальню Хэлен, вытащила из мусорной корзины пакет с лекарствами, вывалила все упаковки и начала искать даты. Все эти лекарства ей прописывали снова и снова уже после того, как шов зажил и боль прошла. На мой взгляд, Хэлен принимала настоящую гремучую смесь. Упав на кровать, я уставилась на открытый шкаф. Джемпер я нашла на средней полке. «Считай, что он твой». Считай?! Зачем она оставила его на видном месте? Почему? Я перевела взгляд на пустые упаковки от лекарств. Значит, это она и есть? Вселенная, которая разворачивается, как положено?

Порой решающую роль в жизни играют самые неожиданные предметы. В моем случае это был безобидный желтый пластмассовый бак для памперсов. Няня повезла мальчишек на прогулку, а я осталась совсем одна в огромном доме Хэлен. Заняться было нечем, кроме как гадать, что случилось с ней на расстоянии сотен миль отсюда, на шоссе М4. У меня будто отключили звук. И изображение. Перевели в спящий режим. Я не замечала, что творится вокруг. Чтобы не сидеть в прострации, я поднялась в детскую. Там и увидела бак для памперсов. Я знала, что он переполнен, потому что уже заглядывала в него. Няня пыталась научить меня обращаться с этой штуковиной. Требовалось одновременно что-то крутить и что-то толкать, надеясь, что бак заглотит памперс вместе с его зловонным содержимым. Насколько трудно опорожнять такие баки? Я сорвала желтую пластмассовую крышку, и мне в нос ударила острая вонь. Если не ошибаюсь, бак должен работать как пресс, почему же из него лезут наружу мокрые и грязные памперсы? Я пыталась вращать его, но только сдвинула с места, потянув на себя. Минуту бак держался, потом вдруг поддался. Я пошатнулась, памперсы разлетелись по полу. Но вскрикнула я не от зловония и не от вида тошнотворного жидкого месива: в нем я увидела две миниатюрные бутылки из-под водки.

Пока я вертела в руках симпатичные бутылочки, меня посетило яркое и отчетливое, хотя и давнее воспоминание. Через несколько дней после моего шестнадцатилетия мы с родителями в кои веки отправились вместе отдыхать. В самолете стюардесса предложила мне напитки, и я храбро потребовала водку с тоником. Папа и бровью не повел, а я надувалась от гордости и чувствовала себя совсем взрослой. Мне подали точно такую же, как другим пассажирам, бутылочку «Смирнофф» и банку тоника. Вот его-то я и выпила, а бутылочку не тронула — рука не поднялась испортить такую красоту. Она по-прежнему хранится в доме у родителей, вместе с другими мелочами из моего детства и юности, в отдельной коробке. В то время я притворялась взрослой, что и делаю до сих пор.

Я перешагнула через памперсы и распахнула дверцы шкафа. Стопки тщательно отутюженных детских вещичек — слюнявчики, рубашечки, ползунки, комбинезончики. Я подсовывала ладони под стопки, пытаясь нащупать среди нежной мягкости что-нибудь твердое. Один раз на что-то наткнулась и поспешно отдернула руку. Мне понадобилось несколько минут, чтобы набраться смелости и снова сунуться в ту же стопку. Я медлила, задавая себе вопросы, ответы на которые не хотела знать. Но разве не этим я занимаюсь всю жизнь? Я вытащила из-под детских вещей пластмассовую коробку с двумя пустышками. В данном случае повезло. Но я знала наверняка: две пустые водочные бутылки означают, что где-то в доме припрятаны другие. И действительно, в коробке с новехонькой детской ванночкой обнаружилось еще несколько. Я принялась вываливать на пол содержимое полок и ящиков шкафа. Вместе с детской одеждой и принадлежностями на свет появлялись бутылки. Я отшвыривала их на коврики с персонажами Беатрис Поттер, пока не застыла, окруженная со всех сторон грязными памперсами и не менее грязными тайнами.

Я все еще заливалась слезами, сидя посреди улик тайной жизни Хэлен, когда дверь детской приоткрылась.

— Вон! — рявкнула я, бросилась к двери и захлопнула ее. Нельзя допустить, чтобы слухи распространились как лесной пожар, а няньки болтливы… Необходимо защитить Хэлен хотя бы после смерти, если при жизни не удалось. — Пожалуйста, оставьте меня одну. Унесите пока близнецов…

— Тесса! Это Роуз. Я вернулась.

Я прислонилась к двери, которая отгораживала меня от реальности.

— Роуз? — Я выглянула в коридор. На пороге стояла Роуз — в шляпе, пальто и со знакомым чемоданом в руке. — Роуз… — всхлипнула я.

Она выронила чемодан и раскрыла объятия. Я упала в них, и мы дружно зарыдали. Слезы не кончались.

Плакать я прекратила внезапно — потому, что до сих пор никак не могла примириться со случившимся. Какая-то нелепая выдумка, сюр. В авариях всегда гибнет кто-то другой. Другие дети болеют, становятся наркоманами, доводят родителей. Другие люди влюбляются в чужих мужей и бездарно растрачивают жизнь, как мотыльки, летящие на пламя. Другие — не я. Я юрист. С понедельника по пятницу я ношу практичные и удобные туфли. В моем гардеробе преобладают строгие костюмы темных цветов. Мне казалось, я сама управляю своей жизнью. Думала, у меня все еще впереди. А вот и ошиблась, Тесса. Будущее играет с нами, нам остается лишь попробовать получить удовольствие от этой игры. Не всем она по душе, не каждый наделен способностями, чтобы играть в нее. Я вытянула руку, показывая Роуз идеальную бутылочку, которую сжимала в кулаке. Какая она изящная, безобидная. Так и просит: «Выпей меня!» Вернее, просила бы, будь она полной.

На лице Роуз не отразилось ни малейшего удивления, она отстранилась и принялась собирать разбросанные свидетельства существования Хэлен.

— Вы знали, что она пила?

Роуз сложила бутылки в пакет для памперсов с приторно-сладким запахом и обернулась.

— Догадывалась. Но она все отрицала.

— А таблетки?

— Сначала их выписывали от боли после кесарева. Но она быстро привыкла к ним.

— Она же кормила мальчишек!

Лишь этот довод и успокаивал меня, развеивал подозрения. Хэлен была помешана на грудном кормлении, она докормила сыновей до пяти месяцев. Ни за что не поверю, что она стала бы при этом сидеть на таблетках. С другой стороны, я только что узнала о ее пристрастии к водке.

— Нет, не кормила, — ответила Роуз.

— Я сама видела…

А видела ли? Я задумалась. Нет, не видела. Хотела, но не вышло. При мне мальчишки проголодались и закапризничали, Хэлен сказала, что привыкла кормить их без посторонних, в тишине, чтобы они не отвлекались. Помню, я еще подумала, что такие причуды свойственны молодым матерям. О таком я была наслышана.

Я вытерла нос рукавом.

— А как же молоко в морозильнике?

— Она разливала по пакетам детское питание.

Бред. Форменный бред.

— Даже когда они где-нибудь бывали, она брала с собой пакеты, делая вид, что сцедила молоко заранее. Говорила, что ей неловко кормить детей грудью при людях. Нейл тоже этого терпеть не мог, называл «плебейскими замашками».

Я вспомнила, как в «Старбаксе» пыталась разогреть молоко: когда оно свернулось, мальчишки с удовольствием умяли готовую смесь. Вспомнила, как Хэлен пыталась хоть что-нибудь выдоить из себя с помощью жутковатого аппарата с насадками на соски, но только намяла их до крови. Зачем ей это понадобилось, если она знала, что у нее нет молока? Я задала этот вопрос Роуз.