Каспар попытался вскочить:

— Ну вот, приехали.

— Сядь. На место. — Стальные нотки подействовали. Он сел. Я подалась вперед: — Представь себя на месте отца. Через четыре года у тебя родится сын. Свое двадцатилетие ты не сможешь отметить потому, что твоя подруга сначала будет сдавать выпускные экзамены, а сразу после них — рожать. У ваших друзей не жизнь, а сплошные развлечения, а у вас с подругой — бессонные ночи. И никакого опыта. Поначалу это даже весело. Романтично. Но проходит полгода, твой сын по-прежнему плачет ночи напролет, а вы оба уже измучены. Ты крутишься на трех работах, чтобы платить за жилье и покупать молоко и памперсы. Не забывай: тебе всего двадцать лет. На четыре года больше, чем сейчас. Друзья в один голос советуют тебе делать ноги, твердят, что тебя заманили в ловушку, объясняют, что твоя подруга и сын не пропадут — о них позаботятся социальные работники. Искушение почти непреодолимо, тем более что с подругой даже не поговоришь толком: все силы до последней капли у нее отнимает беспомощное крикливое существо. Вместо того чтобы удрать, ты делаешь ей предложение, берешь на себя ответственность и следующие шестнадцать лет строишь свою маленькую семью. Ты себе это представляешь? Еще четыре года — и ты отец.

— Я не виноват, что мама залетела.

— Да. А разве она когда-нибудь винила тебя?

Каспар покачал головой.

— Не слышу.

— Нет.

— Ну и в чем тогда дело?

— Тесса, тебе все равно не понять. Мама с папой вечно заняты друг другом.

— Так вот что тебе не нравится!

— Послушать тебя, так я избалованный гаденыш.

— Этого я не говорила.

— А я думал, ты все поняла. И не сердишься на меня.

— Не сержусь. Я страшно зла.

После этого разговор принял неприятный оборот.

— Ради тебя они были готовы на все. Ты хоть представляешь себе, чего они лишились?

Я имела в виду даже не упущенные отпуска и поездки, посудомойку, машину и карьеру Фран, а всего-навсего посиделки в соседнем пабе. Выпускной вечер. Праздник совершеннолетия. Друзей.

— Такой умной девчонки, как твоя мама, я никогда не встречала.

Я старалась об этом не думать, но Фран и вправду была куда способнее меня. Чтобы угнаться за ней, мне приходилось тратить вдвое больше сил и времени. Как мы сели рядом, так и просидели от первой лекции до последней. Только на последнюю я пришла с похмелья, а Фран — с огромным животом. После выпускного мы обе не спали ночами, но по разным причинам. Пока я училась в школе права, Фран водила сына в детский сад. Я заседала в судах, а Франческа готовила сына к школе.

— У нее были большие планы, Каспар: ей хотелось работать в ООН, объездить весь мир, изменить его к лучшему. Ради этого достаточно было провести двадцать минут под общим наркозом.

Каспар поморщился. Но я сказала правду: если бы я посоветовала ей сделать аборт, сейчас Франческа уже была бы видной фигурой в ООН.

— А она так и не решилась и ни разу не пожалела об этом. Так что прошу тебя, Каспар, не надо платить родителям скверными выходками. Забудь о них ради матери и самого себя. Поверь, ты о них пожалеешь, но уже ничем не искупишь вину. И тогда уже не обойдешься без этой дряни. — Я снова показала пакетик с тальком.

— Подумаешь, спид[3].

Спид. Хорошо хоть, не кокаин или крэк.

— «Подумаешь»? А как же сканк, который ты куришь? Тебе известно, что он вызывает паранойю? Толкает на антиобщественные поступки? Провоцирует немотивированную агрессию?..

По описанию — что-то до боли знакомое.

— Это всего лишь травка.

— Не «всего лишь» травка или спид, а наркотики, Каспар. Что бы там ни думал, я ни разу не слышала о наркоманах, которые перешли бы на героин с «Рибены», — понимаешь, о чем я? Процесс затягивает. Как он начинается, тебе уже известно. Честно говоря, я думала, что ты гораздо умнее.

К этому моменту нас обоих одолела усталость.

Мы направились в кухню, я поставила чайник. Каспар взгромоздил тощую задницу на табурет и подпер подбородок кулаками. Мой крестник-херувим в кудряшках, с розовыми щеками, употребляет спид. Страшная мысль. А ведь его так любили — большего от родителей невозможно требовать. Чего им надо, этим детям?

— Ты хотел бы, чтобы твои родители друг друга ненавидели?

— Нет. Но все равно противно.

— Тебе противно потому, что они любят друг друга?

Он скривился.

— Ты даже не представляешь, как тебе повезло. Думаешь, счастливые браки так уж часто встречаются? А ты прикинь: родители Фран развелись, родители Бена никогда не были женаты, Билли в разводе, я одинока…

— Ты и не была замужем. Не считается.

— Могла бы выйти, если бы не рассталась.

— Сначала хоть парня заведи, Тесса.

Устами младенца…

— Хватит дерзить, разговор с тобой еще не кончен. Если твои мама с папой обмениваются шутками, которых ты не понимаешь, или сидят в обнимку на диване, или держатся за руки, как в молодости, — благодари свою счастливую звезду. Именно поэтому у тебя есть все. В том числе дом и семья.

Каспар взял печенье.

— Мне одиноко.

— Думаешь, это дает тебе право изводить родителей?

— Не знаю.

— Ты делаешь хуже только самому себе.

Каспар не мог объяснить причины своего поведения и чувства потому, что не понимал их сам. Мальчишка, что с него возьмешь. Реакция как у ребенка — его обидели, и он выбрасывает игрушки из коляски. Но в свои шестнадцать лет он имеет доступ к взрослым игрушкам.

Каспар провел ладонями по лицу, а когда снова взглянул на меня, в его глазах стояли слезы.

— Ты права. Я уже всех друзей растерял. Зак — гад. Не знаю, почему я его слушаю, расстраиваю маму с папой…

Я обошла вокруг стойки и обняла его. Каспар придвинулся ко мне, как делал в детстве. От любви к нему мое сердце отяжелело, от облегчения я чуть сама не разрыдалась.

— Тесса… — тихо произнес он спустя несколько минут.

— Что?

— Я вытащил у тебя из бумажника пятьдесят фунтов.

Оказывается, я ошибалась: я вполне могла любить его еще сильнее, чем прежде. Я поцеловала его в лоб.

— Я знала.

— И молчала?

— Ждала, когда ты расскажешь сам.

— Извини, Тесса. И еще за тот день, когда ты вернулась…

— Тсс! Довольно извинений. Мне хватило. — Я обнимала его, испытывая на себе всю силу любви, которая не ставит условий.

— Теперь у меня есть привод, да?

— Нет. Но едва не появился. Можешь мне поверить: такие пятна смыть нелегко.

Я знала, о чем говорю, не только с юридической, но и с личной точки зрения. После третьей неудачной попытки ЭКО Клаудиа и Эл пробовали усыновить ребенка. Что они пережили, невозможно описать. Элу припомнили давний привод: при возвращении из Вьетнама у него нашли пол-унции гашиша. Конечно, он попался случайно. Думал, что давно потерял гашиш, а оказалось, тот завалился в дыру в подкладке рюкзака. В опекунской комиссии видели только черное и белое, не различая оттенков; объяснения Эла никто не слушал. Парадокс, но Клаудии сказали, что шансов усыновить ребенка у нее было бы гораздо больше, не будь она замужем за Элом. Несмотря на это от фиктивного развода Клаудиа отказалась наотрез. А мы когда-то считали, что этот ничтожный привод не имеет значения во взрослой жизни. Мы ошибались.

— Спасибо, что отмазала меня.

— Я ни при чем: констебль решила дать тебе шанс.

— Надо бы и ее поблагодарить.

— Это можно. Я знаю, где она дежурит.

— Лучше я напишу ей… — Он тяжело вздохнул. — Все, конец, — пробормотал он, уткнувшись в мое плечо. — Я сволочь.

Мой любимый мальчик исчез: его место со временем должен был занять достойный и порядочный мужчина. Вот и пригодился мой материнский инстинкт.

Почему всегда, когда наутро мне надо быть выспавшейся и при параде, я вваливаюсь домой в четыре часа ночи — только потому, что девятью часами раньше решила пропустить стаканчик? Все начиналось безобидно. Целую неделю я старательно уклонялась от срочных дел и тратила время на необязательные. Несмотря на долгие разговоры с родителями о том, каким должен быть мой следующий шаг, о важных звонках я забывала напрочь и вспоминала только в разгар занятий йогой, либо в кино, либо в три часа утра. Я подолгу лежала в постели без сна, подробно репетируя свою речь в очередном кадровом агентстве, а утром варила яйцо и кофе и битых четыре часа с наслаждением слушала музыку и разбирала гардероб. Откладывание дел на потом — искусство, совершенства в котором я уже достигла.