3 Мгновение вместе мы были, Но вечность – ничто перед ним; Все чувства мы вдруг истощили, Сожгли поцелуем одним; Прости! – не жалей безрассудно, О краткой любви не жалей: Расстаться казалось нам трудно, Но встретиться было б трудней! «Слова разлуки повторяя…» Слова разлуки повторяя, Полна надежд душа твоя; Ты говоришь: есть жизнь другая, И смело веришь ей… Но я?.. Оставь страдальца! – будь покойна: Где б ни был этот мир святой, Двух жизней сердцем ты достойна! А мне довольно и одной. Тому ль пускаться в бесконечность, Кого измучил краткий путь? Меня раздавит эта вечность, И страшно мне не отдохнуть! Я схоронил навек былое, И нет о будущем забот, Земля взяла свое земное, Она назад не отдает!.. «Безумец я! Вы правы, правы!..» Безумец я! Вы правы, правы! Смешно бессмертье на земли. Как смел желать я громкой славы, Когда вы счастливы в пыли? Как мог я цепь предубеждений Умом свободным потрясать И пламень тайных угрызений За жар поэзии принять? Нет, не похож я на поэта! Я обманулся, вижу сам; Пускай, как он, я чужд для света, Но чужд зато и небесам! Мои слова печальны: знаю; Но смысла их вам не понять. Я их от сердца отрываю, Чтоб муки с ними оторвать! Нет… Мне ли властвовать умами, Всю жизнь на то употребя? Пускай возвышусь я над вами, Но удалюсь ли от себя? И позабуду ль самовластно Мою погибшую любовь, Всё то, чему я верил страстно, Чему не смею верить вновь? «Она не гордой красотою…» Она не гордой красотою Прельщает юношей живых, Она не водит за собою Толпу вздыхателей немых. И стан ее – не стан богини, И грудь волною не встает, И в ней никто своей святыни, Припав к земле, не признает. Однако все ее движенья, Улыбки, речи и черты Так полны жизни, вдохновенья, Так полны чудной простоты. Но голос душу проникает, Как вспоминанье лучших дней, И сердце любит и страдает, Почти стыдясь любви своей. «Примите дивное посланье…» Примите дивное посланье Из края дальнего сего; Оно не Павловописанье – Но Павел вам отдаст его. [43]Увы! Как скучен этот город, С своим туманом и водой!.. Куда ни взглянешь, красный ворот, [44]Как шиш, торчит перед тобой; Нет милых сплетен – всё сурово, Закон сидит на лбу людей; Всё удивительно и ново – А нет не пошлых новостей! Доволен каждый сам собою, Не беспокоясь о других, И что у нас зовут душою, То без названия у них!.. И наконец я видел море, Но кто поэта обманул?.. Я в роковом его просторе Великих дум не почерпнул; Нет! Как оно, я не был волен; Болезнью жизни, скукой болен (Назло былым и новым дням), Я не завидовал, как прежде, Его серебряной одежде, Его бунтующим волнам. Челнок («По произволу дивной власти…») По произволу дивной власти Я выкинут из царства страсти, Как после бури на песок Волной расшибенный челнок. Пускай прилив его ласкает, В обман не вдастся инвалид: Свое бессилие он знает И притворяется, что спит; Никто ему не вверит боле Себя иль ноши дорогой; Он не годится – и на воле! Погиб – и дан ему покой!.. «Что толку жить!.. Без приключений…» Что толку жить!.. Без приключений И с приключеньями – тоска Везде, как беспокойный гений, Как верная жена, близка; Прекрасно с шумной быть толпою, Сидеть за каменной стеною, Любовь и ненависть сознать, Чтоб раз об этом поболтать; Невольно узнавать повсюду Под гордой важностью лица В мужчине глупого льстеца И в каждой женщине Иуду. А потрудитесь рассмотреть – Всё веселее умереть. Конец! Как звучно это слово, Как много – мало мыслей в нем; Последний стон – и всё готово, Без дальних справок – а потом? Потом вас чинно в гроб положат, И черви ваш скелет обгложут, А там наследник в добрый час Придавит монументом вас. Простит вам каждую обиду По доброте души своей, Для пользы вашей (и церквей) Отслужит, верно, панихиду, Которой (я боюсь сказать) Не суждено вам услыхать. И если вы скончались в вере, Как христианин, то гранит На сорок лет, по крайней мере, Названье ваше сохранит; Когда ж стеснится уж кладбище, То ваше узкое жилище Разроют смелою рукой… И гроб поставят к вам другой. И молча ляжет с вами рядом Девица нежная, одна, Мила, покорна, хоть бледна; Но ни дыханием, ни взглядом Не возмутится ваш покой – Что за блаженство, боже мой! вернуться Третий и четвертый стихи заключают каламбур, основанный на сопоставлении имен апостола Павла и Павла Евреинова, родственника Лермонтова со стороны бабушки поэта Е. А. Арсеньевой. С Евреиновым Лермонтов отправил свое письмо в Москву. вернуться «Красный ворот»– речь идет о полицейских мундирах. |
