Ослик мадемуазель Марьянны, которого съел волк, — символичен. Не подчеркивая сверх меры некое, в сущности, довольно обыкновенное происшествие, песенка содержит назидание. Но иногда муза, вернее, музочка полей и лесов, говорит более возвышенным тоном, становится романтичной, кротко-трагической и рисует нам девиц весьма щекотливых в отношении своей чести. Такова распространенная в Брессе и Лотарингии песня о девушке, притворившейся мертвой, «чтобы честь свою соблюсти». Таковы задорные стишки о девушке, вырядившейся драгуном, чтобы разыскать парня, обольстившего ее и вернувшегося в армию.
В Париже надо ей
Одеться поскорей:
И вот на ней уже мундир драгунский.
Кокарда, эполеты —
Наряда лучше нету!
Семь лет служит она королю — и не находит того, кто ей изменил. Наконец она его встречает. Тогда, выхватив саблю из ножен, она идет прямо на него. Они сшибаются, она его убивает. Вот девица, в сердце которой живы обиды, нанесенные ее гордости. Следует также сказать, что она была знатного рода. В самом деле, из песни мы узнаем, что, убив своего обольстителя,
Она садится на коня, как воин,
Садится, как герой,
Как генерал лихой,
И возвращается в отцовский замок
И говорит: «Я победила,
Пал от руки моей мой милый».
Столь же тверда в своих намерениях, но более чиста и кротка сирота из Пугана, которой ее сеньор предлагает свою любовь и пару красивых перчаток в придачу. Подобно Маргарите, чей говор Гете взял из немецкой народной поэзии, юная бретонская крестьянка отвечает приблизительно так: «Я не барышня и не прекрасна»,
Мне перчатки совсем не пристали,
Господин барон,
Девушка я простая,
Мне перчатки совсем не пристали.
Сеньора этот отказ не останавливает: «Красавица, — говорит он, — подойди поближе, чтобы я мог тебя поцеловать, а тогда мне захочется ласкать тебя еще и еще». — «Боже правый! Не ласкайте меня, господин барон! Кто вас просит?» Распалясь, сеньор хватает ее и сажает позади себя на коня. Напрасны ее вопли; он мчит ее вдаль.
Но когда ехали к броду,
Бросилась она в воду:
«Пресвятая дева, молю
В горькой своей беде:
Дай мне смерть в глубокой воде,
Сохрани только честь мою».
Доверяя вам какой-нибудь хрупкий предмет, крестьяне часто говорят: «Обращайтесь с ним, как с молодой девушкой». В их старинных песнях мы находим именно такое похвально-бережное отношение к молодым девушкам. Всем этим девушкам песни приписывают красоту, изящество, с лукавой усмешкой обходят молчанием ошибки молодости; восхваляют девушек, мстящих за свою поруганную честь; славят целомудренных дев, предпочитающих смерть греху. И, наконец, в этих песнях искренне оплакивается смерть невест.
Есть ли что-нибудь трогательнее, задушевнее песни, записанной в Верхней Савойе и начинающейся следующими, поистине ликующими стихами:
Матушка, ты мне дай
Шляпу с серебряной каймой,
Дай мне шелковый мой камзол,
Чтоб я к милой скорей пошел.
Увы! Друг нашел свою подругу распростертой на смертном ложе; она уже причастилась.
Когда он приблизился, она открыла глаза:
Протянула с кровати белую руку,
Привет прощальный милому другу.
Эта последняя черта, взятая из жизни, бесподобна. Самое утонченное искусство не достигло бы большего. Никто из пленительнейших художников — Геннер, Прюдон, Корреджо — не сумел бы на своих окутанных прозрачной дымкой полотнах лучше поместить свет, вернее угадать, куда именно следует направить взгляд и душу зрителя. «Протянула с кровати белую руку, привет прощальный милому другу». Нет! Я не заблуждаюсь. Это одна из тех жизненных черт, которые, когда искусству выпадает счастье их запечатлеть, объявляются верхом совершенства.
Впрочем, наши сельские песенники обычно настроены весьма скептически; они охотно трунят над добродетелью замужних женщин и не очень склонны верить тому, что от любви подчас умирают. Моряк из Сен-Валери, в области Ко, распевает:
Из-за одной красотки
Стоило ль смерти искать?
Тысяча их нашлась бы,
Чтобы тебя утешать.
Как и фаблио, песня забавляется хитростями женщин и не слишком печалится об участи мужей. В этом отношении диалог Марьон и ревнивца — шедевр изящества и лукавства. Этот диалог известен во всей Франции. Существуют всевозможные варианты: севеннские, овернские, гасконские, лангедокские, лотарингские, нормандские; его знают в Шампани, в Морване, в Лимузине, не говоря уже о провансальском тексте, который Нума Руместан[176] объявляет прекрасным, как творения Шекспира. Приведем превосходный вариант, опубликованный в «Ревю де традисьон попюлер». Шарль де Сиври записал его на западе Франции и, возможно, слегка обработал.
Ревнивец
Зачем ходила ты к колодцу,
Черт побери, Марьон,
Зачем ходила ты к колодцу?
Марьон
Я по воду туда ходила,
О господи, мой друг,
Я по воду туда ходила.
Ревнивец
А кто там говорил с тобою,
Черт побери, Марьон?
Марьон
Была там дочь соседки нашей,
О господи, мой друг!
Ревнивец
Но женщины в штанах не ходят,
Черт побери, Марьон.
Марьон
У ней перекрутилась юбка,
О господи, мой друг.
Ревнивец
Не ходят женщины при шпаге,
Черт побери, Марьон.
Марьон
Веретено ее ты видел,
О господи, мой друг.
Ревнивец
Усов у женщин не бывает,
Черт побери, Марьон.
Марьон
То сок от ягод ежевики,
О господи, мой друг.
Ревнивец
А где же в мае ежевика?
Черт побери, Марьон.
Марьон
От осени она осталась,
О господи, мой друг.
Ревнивец
Так принеси мне хоть немножко,
Черт побери, Марьон.
Марьон
Что было — поклевали птички,
О господи, мой друг.
Ревнивец
Вот голову тебе срублю я,
Черт побери, Марьон.
Марьон
А с телом что ты делать станешь?
О господи, мой друг.
